замирала на секунду, с усилием поднимала ногу (тогда казалось, что каблук вонзился в пол до самого основания) и, покачиваясь, шла дальше.
— Паноптикум, — еле слышно сказал Костя. — Откуда они таких набирают?
Сашка мельком на него взглянула.
— Первокурсники вроде нормальные, — повторила сухо.
— А, — Костя поболтал ложкой в остывшем бульоне. — Да. Я уже поел… Пошли?
На почте пахло сургучом, и молодая мамаша с коляской отправляла куда-то большую, всю перевязанную шпагатом посылку. Почтальонша была одна на всех, поэтому Сашка сперва дождалась, пока обслужат мамашу, а потом заказала у пожилой тетеньки с фиолетовыми волосами междугородний разговор. Вошла в гулкую кабинку, с замиранием сердца выслушала длинные гудки в трубке и подпрыгнула от радости, когда на том конце провода отозвалась мама:
— Алло!
Мама кричала в трубку, наверное, было плохо слышно. Сашка тоже кричала:
— Ма! Это я! Все хорошо! Устроилась! Тут дают обеды! Завтра первый день занятий! Как у тебя?
Она выкрикнула это, как речевку на параде, и выслушала ответную мамину тираду: все хорошо, Валентин звонил из Москвы, все здоровы…
— Я буду звонить с почты! Ну, пока!
Среди открыток на стойке Сашка выбрала одну, «На память из древней Торпы». На картинке изображена была площадь с фонтаном, в котором плавали лебеди. Сашка купила открытку и конверт, надписала адрес, бросила в огромный синий ящик с почтовым символом на крышке. Пакет глухо стукнул о жестяное дно.
От почты до общежития было пятнадцать минут ходьбы. Погода испортилась, накрапывал дождь. Втянув голову в плечи, Сашка вместе с порывом ветра взбежала на бетонное крыльцо и дернула на себя скрипучую дверь общаги.
По коридору первого этажа шел, удаляясь от Сашки, незнакомый парень. Сделав шаг или два, вдруг замирал в движении, будто стоп-кадр. Стоял так несколько секунд, потом, с ощутимым усилием сдвинувшись с места, продолжал свой путь. Повернулся, ткнулся в стену рядом с дверью. Отошел. Со второй попытки ухватился за ручку, потянул дверь на себя…
Сашка кинулась вверх по лестнице.
Лиза и Оксана курили, сидя на кроватях. Окно было распахнуто настежь, дым не желал вытягиваться, зато врывался холодный ветер, пересыпанный, как бисером, каплями дождя.
— Вы бы, может, в туалете курили? — растерянно спросила Сашка.
Ледяное молчание было ей ответом.
— Здравствуйте, первокурсники.
Актовый зал представлял собой большое пыльное помещение. Заняты были только три или четыре последних ряда. Темные занавески, прикрывавшие окна, пропускали ровно половину необходимого света; позади сцены белел экран. Как в сельском клубе, подумала Сашка.
— По школьной привычке забиваемся на камчатку? — человек, поднявшийся на невысокую сцену, окинул сидящих взглядом. — Не пройдет… — И добавил, не повышая голоса:
— Дайте свет.
Люстра под потолком вспыхнула, отчего в полутемном зале сразу стало светло, как в оперном театре во время антракта.
— Пересаживаемся на первые ряды, — сказал человек на сцене. — Быстро, быстро.
Первокурсники зашевелились, запереглядывались, потом нехотя потянулись ближе к сцене. Сашка и Костя пристроились во втором ряду с краю, поэтому все, пробивавшиеся к середине ряда, спотыкались об их ноги.
Человек на сцене ждал. Он не был похож на преподавателя ВУЗа, какими Сашка их представляла: вместо костюма на нем были джинсы и полосатый свитер, светлые прямые волосы забраны в «хвост», на носу очки — длинные и узкие, как лезвия, они были сконструированы, кажется, специально для того, чтобы удобнее было смотреть поверх стекол.
— Меня зовут Олег Борисович. Олег Борисович Портнов. Юноша в пятом ряду… да, вы. Не стесняйтесь, подсаживайтесь ближе. Нас не так много, есть места. Поздравляю вас, девушки и молодые люди, со значительным событием в вашей жизни: поступлением на первый курс института специальных технологий города Торпы. Вас ждет интересная жизнь и напряженная работа… Девушка, — его палец указал на Лизу, которая наклонилась, чтобы что-то сказать Оксане. — Когда я говорю, все прочие молчат. Запомните на будущее.
Лиза поперхнулась. В зале сделалось тихо. Портнов прошелся по сцене, заложив руки за спину; его взгляд перебирался с лица на лицо, медленно, будто луч фонарика в темноте.
— Итак, вы студенты. В честь этого вашего посвящения сейчас будет исполнен студенческий гимн — если кто знает слова, подпевайте.
В динамиках грянул торжественный аккорд. Портнов жестом велел всем подняться. Невидимый хор запел с полагающейся торжественностью:
Сашка быстро огляделась. Подпевали немногие. Лиза стояла, плотно сжав губы. Оксана вслушивалась, пытаясь разобрать слова: похоже, с латынью у нее было туго. Сашка-то учила этот текст, учила на курсах, и переведенный текст такой, казалось бы, задорной песни никогда не вызывал у нее особого энтузиазма: «После приятной юности, после тягостной старости нас возьмет земля…» Хорошенькое начало!
Этот куплет она не любила особенно: в нем всем обещалась скорая смерть, которая не щадит никого. Vita nostra… «Жизнь мы краткую живем, призрачны границы…» Может быть, средневековым студентам было пофиг, мрачно думала Сашка. Может, если бы я сейчас слушала «Гаудеамус» дома, в нашем универе, мне тоже было бы пофиг, и я бы ни о чем таком не думала. Но я в Торпе.
