— Значит, мы их и породили?

— Может быть. Хотя они так не думают. Им неприятно, когда мы так думаем. Они способны вмешиваться в наши дела, значит, могут влиять на нас. Поэтому они относятся к себе с уважением.

— Ты с ними общаешься? — без улыбки спросил Худолей.

— Когда они сами того пожелают.

— Но случается?

— Чего только в жизни не случается, — Андрей хлопнул Худолея ладонью по плечу — он почувствовал вдруг, что дальше говорить об этом не следует, более того, как бы приказ прозвучал — пора остановиться.

— Смотри, — сказал Худолей, показывая рукой в сторону арки.

— Вижу.

Там неожиданно возникло какое-то движение. Из арки почти бегом выскочили несколько женщин и тут же разошлись в разные стороны, смешавшись с толпой. Потом выехали с десяток машин, не торопясь выехали, явно показывая свою неуязвимость.

Им-то уж ничто не грозило.

Потом так же неторопливо из арки вышел Пияшев с человеком в милицейской форме. Они мирно беседовали, улыбались, на прощанье пожали друг другу руки и разошлись. Пияшев направился к «Ауди», милиционер — к стоявшему недалеко «газику».

— Надо как-нибудь Шаланду сюда привезти, — сказал Худолей. — Пусть посмотрит, с кем якшаются его подчиненные.

— Да знает он, — обронил Андрей.

— Почему же допускает?!

— Игра, — Андрей опять провел рукой, показывая окружающее пространство: дескать, все вокруг участвуют в этой игре и у каждого своя роль, как у футболиста на поле. Кто-то атакует, кто-то защищает, кто-то мячи ловит, кто-то на скамейке отсиживается, кто-то делает вид, что всем этим руководит, но все они на виду и нет ни для кого никаких секретов. — Шаланда под погонами... Ему нельзя нарушать правила игры.

— А нам можно?

— А нам нужно, — усмехнулся Андрей. — Потому что это тоже входит в правила игры. Кто-то должен нарушать, возникать в неожиданном месте с неожиданной целью. Иначе игра становится пресной. Нарушители... Они вроде бы ничего и не получают, но всех остальных участников игры держат в приятном таком, неослабевающем напряжении. Создают щекочущее чувство опасности. Хотя, — Андрей на некоторое время замолчал, — серьезной опасности ни для кого не существует. Нарушители создают состояние неопределенности.

— Но трупы тем не менее появляются, — жестковато заметил Худолей.

— Это не участники игры и не нарушители.

— А что же это?

— Материал. Фишки.

— Но бывают очень крутые фишки!

— Бывают. Иные даже уверены в том, что они игроки. Но это не так. Это видимость. Им позволяют заблуждаться. Пока это интересно или, скажем, выгодно игрокам.

— Да, чуть не забыл. — Худолей вынул из кармана небольшой тюбик и свинтил крышку. — Это «Момент». Клей так называется. Подставляй пальчики.

— Зачем? — не понял Андрей.

— Перед операцией пальцы надо смазать. Чтобы не было отпечатков.

— Думаешь...

— Я не думаю. Я знаю, — и, несмотря на слабое сопротивление Андрея, Худолей выдавил ему по капле клея на каждый палец. — А теперь сведи пальцы двух рук и разотри.

— Растер. Дальше что?

— Жди, пока клей засохнет.

— Долго ждать?

— Минуту-две.

Некоторое время оба молчали, наблюдая за перемещениями людей, появляющихся из темной арки, как из зева, будто какое-то чудище отрыгивало неудачно проглоченных людей. Пияшев на своей «Ауди» переместился к ресторану, вслед за ним, не торопясь, последовал Андрей и опять пристроился в отдалении, в тени жилого дома.

Пияшев прошел в сверкающие огни ресторана и скрылся за стеклянной дверью. Нераскупленные красавицы одна за другой проскользнули вслед за ним. Даже сюда, на улицу, из ресторана доносился рокот музыки, вопли десятков людей — видимо, голая продолжала выяснять свои интимные отношения с хромированной железякой.

— А Пафнутьев... Кто он, по-твоему? — спросил Худолей.

— Павел Николаевич...

— Да! Кто он — игрок, нарушитель, фишка?

— Никто. Он в эти игры не играет. У него своя игра. И свое понимание.

— Понимание о чем?

— Обо всем. Даже о законе. Он поступает так, как считает нужным. В полном соответствии с собственным пониманием, что хорошо, что плохо.

— Ты это знаешь или тебе так кажется?

— Я это знаю, — заверил Андрей. — И еще одно... Об этом тоже хватит.

— Они возражают?

— Дали понять. Не о том, дескать, мужики, говорите.

— Хорошо. — Худолей помолчал. — Уж коли ты с ними на короткой ноге... Скажи... Света жива?

— Думаю, да.

— А что они говорят?

— Улыбаются. Гримасничают, подмигивают.

— Это хороший знак?

— Прекрасный. О плохом они не говорят.

— Молчат?

— Исчезают. Как бы оставляют человека один на один с его бедой. Помочь не могут, но им почему-то кажется, что все случилось по их вине, что они допустили промашку.

— А сейчас хихикают?

— Вроде того. И хватит об этом.

— Два трупа — мало, — неожиданно сказал Худолей из темноты заднего сиденья. — Будет третий. Я вот только не знаю чей...

— Не надо тебе этого знать... Кажется, наш друг показался... Это ведь Пияшев? Смотри, садится в машину. Ну, что, идем на обгон?

— Подожди, нужно убедиться, что он едет домой... Мало ли куда может рвануть.

— Тоже верно, — согласился Андрей.

Пияшев ехал не спеша, видимо, день у него был хлопотный, и показывать чудеса водительского мастерства ему не хотелось, если, конечно, у него это мастерство было. А кроме того, он мог в ресторане хлопнуть рюмку-другую, времени у него для этого было достаточно, а образ жизни требовал легкого поддатия.

— Он едет домой, — сказал Худолей. — Во всяком случае, направление держит. Обходим, Андрей, пора, а то будет поздно.

Андрей прибавил скорость, перестроился в правый ряд и на желтом светофоре легко обошел Пияшева. Тот остался дожидаться зеленого, значит, приедет в свой двор позже. Потом будет ставить машину, потом двинется к своему подъему, может быть, закурит...

— Пять минут у нас в запасе, — сказал Худолей.

— Если остановится еще на одном светофоре, может, получится и пять, — согласился Андрей.