— Павел Николаевич! Ты напрасно на меня бочку катишь, зуб имеешь и мысли нехорошие в мою сторону допускаешь, — начал Худолей быстро, напористо, подчеркнуто деловито. — Снимки, которые я сделал на месте происшествия, не так уж и плохи, не так уж, Паша. Резкость в порядке, контрастность выше средней, труп во всех своих горестных подробностях. Вот посмотри, — Худолей протянул Пафнутьеву пакет со снимками.

Пафнутьев взял плотный конверт, не открывая, повертел его в руке и положил на край стола.

— Садись, — сказал он, указав на стул.

— Если ты считаешь, что эти снимки...

— Света нашлась?

— Нет.

— Звонки, записочки, телефонные перебрехи?

— Ничего.

— Подруги, друзья, родственники?

— Пусто.

— Помнится, после объячевских событий мы подвозили ее на какую-то квартиру.

— Заперта.

— Внутрь заходил?

— Нет.

— Напрасно.

— У меня нет ключей.

— У соседей спрашивал?

— Как-то в голову не пришло...

— Тебе не пришло в голову?! — вскричал Пафнутьев гневно. — Тебе? Да у тебя в самом деле поехала крыша!

— Похоже на то, — смиренно ответил Худолей, глядя на Пафнутьева с какой-то непривычной беспомощностью.

— Что говорят ее знакомые?

— Никто ничего не знает.

— Так не бывает, — негромко сказал Пафнутьев. И повторил тише и тверже: — Так не бывает. Вы с ней...

— Да, Паша, как выражаются в нашей конторе, мы с ней сожительствовали.

— На каком этапе были ваши отношения?

— На взлете.

— Другими словами...

— Все было прекрасно, Паша. Иногда я оставался у нее на ночь, иногда она у меня.

— Да, я заметил, — произнес Пафнутьев, думая о чем-то своем и глядя на мокрые стекла окна.

— Что заметил?

— Приоделся, причесался, похорошел... От тебя уже глаз не отвести. Догадки, предположения посещали? У людей в твоем состоянии часто возникают всевозможные прозрения, они как бы обретают способность проникать взглядом в прошлое, в будущее, разумом своим и интуицией просто буравят как пространство, так и время. Похожего не было?

— У меня было такое чувство, что все это вот-вот случится. Паша, ты ведь немного знаешь Свету, встречался с ней, нас вместе видел... Может быть, она не принадлежит к добропорядочным и высоконравственным девицам...

— Мне тоже так показалось. Но она обалденно красивая.

— Это я заметил, — сказал Худолей без улыбки. — Причем у меня она частенько вызывала не столько восторг, сколько ужас, самый настоящий ужас. Я догадывался — это не будет продолжаться всегда.

— Да-а-а, — протянул Пафнутьев не то озадаченно, не то восторженно. — Ишь как тебя достало!

— Осуждаешь?

— Завидую. Но почему ужас?

— Я боялся оставить ее на минуту, чувствовал, что она может исчезнуть, что она должна исчезнуть, рано или поздно в любом случае. Все, что сейчас со мной происходит, я предвидел, был даже уверен, что случится именно так.

— Вот видишь, — удовлетворенно кивнул Пафнутьев. — Я подозревал, что в тебе должны открыться сверхъестественные способности. Вот ты и признался, можно сказать, дал чистосердечные показания. Это облегчит твое положение.

— Ни фига!

— И опять согласен, — миролюбиво протянул Пафнутьев. — В русском языке есть очень точное определение для таких случаев. Не знаю, есть ли нечто подобное у других народов, но у нас есть. И оно все объясняет.

— Ну?

— Вы не пара.

— С чего ты взял, Паша?

— Ты ведь не хуже меня знаешь, что вы не пара. Иначе откуда в тебе ужас, о котором ты говорил, откуда уверенность, что Света исчезнет, откуда это мистическое проникновение в будущее, которое посетило тебя? Откуда?

— Все это, Паша, треп. Пустой треп. Я много чего тебе наговорил — какой ты умный, проницательный, как велики твои познания в разных областях человеческой деятельности... Говорил?

— Говорил.

— Отрабатывай. Все похвалы и восторги, Паша, любовь и преклонение, преданность и признательность... Все это, Паша, надо отрабатывать. Кровью и потом.

— Знаю.

— Тогда внимательно тебя слушаю. — Худолей сжал костистые свои ладошки и опустил голову, словно приготовился выслушать нечто кошмарное.

Пафнутьев взял наконец конверт со снимками, вынул их, просмотрел, снова сунул в конверт и положил на то самое место, где они лежали до этого. Снимки не вызвали в нем никакого интереса. Но эта маленькая пауза была ему необходима, мы часто отвлекаемся именно для того, чтобы сосредоточиться. Как бы освежаем мозги другими впечатлениями, чтобы уже освеженными снова вернуться к главному.

— Если она жива... Если она жива, — повторил он, чуть изменив интонацию, сделав ее как бы тверже, давая понять, что он и сам в это верит, — так вот если она жива, то находится где-то в параллельном мире.

— Так, — крякнул Худолей от неожиданности. — Будем обращаться к астрологам, колдунам, шаманам?

— Чуть попозже. Послушай меня, Валя, и не говори потом, что ты не слышал. Именно с этими словами древние глашатаи обращались к народу... Так вот, все пространство вокруг нас наполнено невидимыми, говоря точнее, неузнанными существами из других миров. Мы каждый день общаемся с ними, здороваемся, смотрим в глаза, интересуемся здоровьем, с некоторыми пьем водку, с некоторыми спим, некоторых даже любим.

— Говори, Паша, говори... Сквозь мистические наслоения я, кажется, начинаю улавливать твою хилую мысль.

— Не такая она уж и хилая, к тому же моя мысль крепнет с каждым словом. Света пришла из параллельного мира и туда же вернулась. Она должна была вернуться. Твой мир ей чужд. Я не утверждаю, что это так, но подобное не исключено.

— Разберемся, — пробормотал Худолей.

— Нисколько в этом не сомневаюсь. Так вот, мне кажется, она ушла к существам, которые ей ближе, или попросту не может их покинуть, они тянут к ней свои цепкие щупальца, и у нее не хватает сил, а может быть, и желания разорвать с ними окончательно. Или же нет возможности.

— О каких существах ты говоришь, Паша?

— Может быть, это наркоманы, может, проститутки, а это целый мир, параллельный нашему. Там свои