стоял у стола, опустив руку с пистолетом так, чтобы вошедшие не видели оружия.

– Ну, скажи им! – приказал он директору. Тот не заставил себя долго упрашивать. Официанты опустили головы.

– Так кто же? – спросил директор.

Таконес внимательно наблюдал за официантами и вскоре заметил, что у третьего справа дрожат руки. Он подскочил к нему и сунул ему под нос пистолет:

– Это ты, скотина!

Худой курносый официант не мог от страха вымолвить ни слова. Таконес сделал знак остальным:

– Проваливайте. И не вздумайте сообщать в полицию. На улице дежурят мои друзья!

Они вышли. Таконес тут же повернул в двери ключ и обратился к официанту.

– Расскажи, как все было.

Официант молчал.

Таконес с размаху ударил его пистолетом по лицу. Мушка ствола зацепила нос, оторвав лоскут кожи. Официант вскрикнул: из раны потекла кровь. Сильно побледнев, он достал платок и приложил его к носу. Таконес кружил вокруг него, словно кошка вокруг раненой канарейки.

– Я тебя убью, – спокойно сказал он, – если не скажешь, что случилось с девушкой.

Официант покосился на директора, ища у него поддержки, но тот отвел глаза.

– Клянусь вам, я ничего не знаю, – пробормотал официант.

Грянул выстрел, и официант с воплем отскочил к стене. Таконес выстрелил в пол у его ног. Официант закашлялся от едкого запаха пороховых газов, а директор побледнел от страха.

Таконес приставил пистолет к животу официанта, приперев его к стене:

– Еще раз соврешь, и я тебе всю обойму выпущу в брюхо!

Парень стоял с разинутым ртом. Таконес надавил сильнее. Наконец официант, заикаясь, признался:

– Я не знаю того парня, который за ней приехал. Он дал мне сто «болос» и велел мне сказать девушке, что ее машину пытались угнать. Он хотел, чтобы она вышла на стоянку.

– Почему ты согласился?

Официант опустил голову и пробормотал:

– Это был человек Гутьерреса. А с ним – еще двое. Они уехали на большой серой машине и сделали девчонке укол в плечо.

Таконес снова ударил его пистолетом. На щеке официанта появилась длинная глубокая царапина. Таконесу страшно хотелось хоть разок стрельнуть в него, но это означало бы ненужный риск. Он опустил пистолет.

– Пошел вон, – злобно проговорил Мендоза.

Официант мгновенно испарился. Таконес повернулся к директору.

– Если скажешь хоть слово, я тебя убью. А если с девчонкой что–то случится, я приеду с друзьями, и мы сначала сожжем твой сарай, а потом я убью тебя.

Директор выскочил из–за стола и плаксивым голосом произнес:

– Вы ведь знаете Гутьерреса! Я впервые слышу об этом случае, но ведь он не стал бы прислушиваться к моему мнению!..

– Да, я знаю Гутьерреса, – мрачно подтвердил Таконес и вышел, хлопнув дверью.

Гутьеррес!

Таконес отчаянно пытался что–либо понять. Зачем контрабандист похитил Эсперенцу? Он вернулся в машину, напряженно размышляя. Скорее всего, здесь не обошлось без участия Эльдорадо. Он заодно с Гутьерресом, а тот; как известно, работает на Дигепол… Таконес кипел от бешенства и одновременно чувствовал дикую радость: наконец–то ему представился случай разобраться с этим иностранцем!

Он остановил «мустанг» у маленького бара на проспекте Миранды и сквозь густую завесу табачного дыма разглядел Хосе Анджела, игравшего в покер за дальним столом. Таконес пробрался сквозь толпу и положил руку ему на плечо:

– Поехали.

«Понтиак», пыхтя, поднимался по извилистой дороге, ведущей в Альтамиру. Рамос то и дело тер слипающиеся глаза и жевал кофейные зерна, чтобы прогнать сон. Рядом с ним сидел сияющий Эль Кура: наконец–то у него появилась возможность переодеться в свою любимую сутану. В ней он чувствовал себя намного лучше, чем в повседневной одежде.

Сзади, скрестив руки на груди, сидели Таконес и Хосе Анджел. Анджел был совершенно спокоен. Он не впервые ехал на подобное дело. К его левой голени был пристегнут старый верный кинжал.

В машине лежало столько оружия и боеприпасов, что их хватило бы на экипировку небольшой армии. Была там и взрывчатка. Вилла Гутьерреса надежно охранялась. Таконес, который продумал все до мелочей, взял с собой лишь самых надежных товарищей. За этих троих он ручался как за самого себя. Он хотел было разбудить и Мерседес, но в последний момент передумал: не женское это дело.

Таконес Мендоза был перепоясан тремя метрами бикфордова шнура. Под ногами у него стоял ящик с пятью килограммами тротила. Такое количество взрывчатки могло потрепать Альтамиру намного сильнее, чем землетрясение шестьдесят седьмого года.

Рамос переключил передачу. Старый «понтиак» не очень–то годился для горных подъемов. Температура воды поднялась уже выше девяноста градусов. К счастью, они были уже почти у цели.

Дорога сделала поворот, и подъем закончился. До виллы Гутьерреса оставалось около пятисот метров. Рамос выключил двигатель и поехал по инерции. Через сотню метров он остановил машину на обочине. Эль Кура вышел и потянулся. Рамос отошел помочиться: он где–то слышал, что если человека ранят в живот, то лучше, если его мочевой пузырь при этом пуст.

Таконес высунул голову в окно:

– Давайте.

Рамос приблизился к Эль Куре и трижды беззлобно ударил его кулаком в лицо. При каждом ударе «священнослужитель» крякал от боли и отшатывался назад. Когда Рамос закончил экзекуцию, Эль Кура проворчал:

– Мог бы и полегче…

У него были разбиты губы и нос, рассечена бровь. Рамос не ответив сел в машину. Эль Кура вынул из кармана сутаны маленькое зеркальце, осмотрел свое лицо и побрел к вилле Гутьерреса. Издали его худая фигура в потрепанной сутане не вызывала сомнений в его принадлежности к духовному сану. Лишь его лицо несколько противоречило образу священнослужителя. Ни одна добропорядочная прихожанка ни за что не вошла бы с ним в исповедальню.

* * *

Два телохранителя Пепе Гутьерреса, дремавшие в специально построенной для них кабине, подняли головы, услышав стук в ворота и какие–то жалобные причитания. Тот, что выглядел постарше, проворчал:

– Доминго, пойди–ка взгляни, что там.

Доминго встал, потянулся и подобрал автомат – старый «томпсон» с круглым магазином. Им было приказано впускать только приближенных к Гутьерресу людей, чей список лежал у каждого в кармане.

Шум у ворот усилился. Из–за решетки доносился умоляющий мужской голос:

– Сжальтесь, люди добрые! Умираю! О, Боже мой, мне больно, я весь в крови…

Доминго приблизился к воротам и остановился в изумлении, увидев сквозь решетку окровавленное лицо незнакомого священника. Один глаз закрылся от удара, кровь из разбитой губы стекала на подбородок и на грязную сутану с двумя оторванными пуговицами. Священник стонал, цепляясь руками за решетку:

– Сын мой, тебя мне послал сам Господь… Помоги мне, я умираю… Открой, ради всего святого…

– Что случилось? – встревоженно спросил Доминго.