направлении, а на плане Эстаурд пометил ее точкой в правом верхнем углу прямоугольника тюрьмы.

Уэнтик с некоторым любопытством заметил, что Эстаурд не нарисовал ветряную мельницу, до которой было три или четыре километра в юго-западном направлении, с которого они с Масгроувом подошли к тюрьме.

Он попытался сообразить, где ей положено быть на плане Эстаурда, но быстро отказался от этого намерения. План сбивал с толку. Отчасти из-за неаккуратного чертежа, но еще и по причине не очень уверенной ориентации самого Уэнтика в перемене представлений о направлении юг-север в южном полушарии еще с момента прибытия в Бразилию.

С этим было трудно и на Антарктиде, где можно было двигаться только в двух направлениях: либо на север, либо на юг.

Вспомнив о ветряной мельнице, он впервые сообразил, что они с Масгроувом шли к тюрьме с юго- запада. А Порта-Велью лежит явно к северо-западу отсюда. Значит маршрут, которым Масгроув вез его, размышлял Уэнтик, не был прямым.

Он мысленно попытался совместить план Эстаурда с полукилометровой картой. Было очень трудно смириться с мыслью, что выбираясь из этой громадной долины, придется оказаться в непроходимых джунглях.

Он вспомнил что произошло, когда Масгроув и он вошли в этот район. Только пройдя по жнивью немало шагов, он заметил, что джунгли позади исчезли. На самом деле они остались, конечно, на месте, но остались в прошлом. А может быть он сам исчез в будущем? Что случилось бы, озабоченно ломал голову Уэнтик, оглянись он в тот момент, когда они пересекали границу? Одна нога в прошлом (тогда настоящем), другая в будущем (теперь настоящем). Стоя на границе района, можно совершенно отчетливо видеть, что внутри. Видно ли тогда и в обратном направлении?

Что произойдет, если за кем-то, находящимся внутри, наблюдает человек снаружи и подойдет прямо к разделительной линии? Останется он невидимым или у них будет общее настоящее? Или случится еще что-то?

Уэнтик сложил карты и сунул их в ящик стола. Они не давали никакого ответа на выход из создавшейся ситуации.

Его заботило только одно – возврат к тому, что он называл нормальной жизнью. Ему хотелось увидеть жену и детей. Он хотел вернуться к работе, особенно теперь, когда почти видел ее конечный результат. Необходимо сообщить и о смерти Эстаурда. Несомненно будет масса вопросов. Еще и Масгроув; этот человек исчез и, насколько Уэнтику известно, в тюрьме он не прячется.

Ближайший план: как можно быстрее возвратиться в Порта-Велью.

Принимая во внимание его изолированность в Мато-Гроссо, несомненно придется добираться до побережья. Как город, Порта-Велью ничего собой не представляет, но там есть телефон и радио, он находится на берегу Мадейры. Аэродром там – не более, чем расчищенный участок земли, но какие-то летательные аппараты все же есть.

Он видел надежду только в Порта-Велью.

Трудно вообразить какой-то другой путь, не имея никаких подтверждений его существования. Если верить в то, что говорили ему Масгроув и Эстаурд, тюрьма принадлежит какому-то государству будущего. Направляясь в Порта-Велью, он не будет знать наверняка что именно найдет там.

Инстинктивно он чувствовал, что все произойдет именно так, как он себе представляет; что покинуть этот район окажется так же просто, как и войти в него.

Так что утром он намерн улететь отсюда.

Он должен найти невысокого мужчину с бледным лицом по имени Роббинс, который был пилотом вертолета, и подготовить машину к полету. Они с Роббинсом отправятся на следующий день. Если путь до Порта-Велью окажется безопасным, Роббинс вернется в тюрьму за остальными людьми, а Уэнтик останется, чтобы найти путь в цивилизацию.

План был непродуманным, но лучшего в голову не приходило.

Он встал из-за стола и вышел в коридор.

До утра необходимо разобраться еще с одной вещью – тем выступающим из стены предметом, который он заметил с вершины мачты. Было в нем что-то явно случайное и бессмысленное, а в форме – неуловимо знакомое, но так им и не определенное…

В тюрьме спокойно, и хотя занятые людьми камеры находились в этой части здания, Уэнтик не слышал ни звука. Вероятно все спали. Он направился к главной лестнице, быстро спустился по ней и вышел из здания.

Прохладно. Над долиной дул холодный ветер.

Уэнтика охватил озноб и он запахнул халат на груди. Небо было чистым, ярко сияли звезды. Он зашагал вдоль периметра тюрьмы, направляясь к ее юго-западному углу.

Неустанное стремление Эстаурда поучаствовать в его работе не давало Уэнтику покоя. Трудно представить каким образом можно было бы что-то сделать в нынешней ситуации; она объяснима либо утратой Эстаурдом понимания собственных действий, либо тем, что он занялся разработкой, не имея знаний.

Уэнтик пытался представить себе мыслительный процесс этого человека, исходя из обеих возможностей. Вполне вероятно, что у него была кое-какая научная подготовка. Именно кое-какая. Его интерес к ранней работе Уэнтика необычен, если, конечно, в этом не было какой-то чисто академической тайны. В этом случае Эстаурд должен был занимать такой пост, на котором у него был постоянный доступ к публикуемым материалам по данной тематике. Иначе, как бы статья могла попасть ему на глаза?

В первые дни работы в Дженикс Корпорейшен он проводил исследование в той области, которую вполне можно было бы назвать химией здравомыслия. Если это и неточное определение, то вполне приемлемое, хотя работа Уэнтика в действительности не ставила целью изучение деятельности человеческого мозга. Он больше интересовался внешними факторами умопомешательства, пытался выяснить каким образом идеи и образы разрушают рациональное мышление. Как даже побочные обстоятельства, например окружающая обстановка и рацион питания, могут существенно влиять на здравомыслие. Тогда эта работа носила характер широкого исследования без какой-то четко очерченной цели. Ему приходилось тратить на эксперименты массу денег, а ресурсы были крайне ограниченными. Английский университет, к которому он был прикомандирован с момента получения докторской степени, был не в состоянии обеспечить его нужды, поэтому Уэнтик, скрепя сердце, отправился работать в Миннеаполис с шестимесячным испытательным сроком.

Если бы все прошло гладко, по истечение этого времени к нему перебралась бы семья.

Должно быть в руки Эстаурда попала одна из тех нескольких статей, которые Дженикс позволила ему опубликовать. Но если этот человек работал в области, хотя бы мало-мальски близкой к направлению исследований Уэнтика, у него должно было быть достаточно сообразительности ученого, чтобы понять, что общепринятое понимание умопомешательства не имеет ничего общего с научным описанием.

Умопомешательство – юридическое, а не медицинское определение.

Во время загадочной беседы с Джонсом тот сказал, что Эстаурд «клянет» его за происходящее здесь. Из этого может следовать, что хотя Эстаурд доставил его сюда, прикрываясь официальными приказами, у него могла быть собственная скрытая цель, – может быть, заставить Уэнтика понести какое-то наказание. Объясняются ли этим допросы?

Даже если допустить, что Эстаурд внимательно прочитал работу Уэнтика, понял ее и доказал, что эта работа как-то может быть связана с районом Планальто, установлению такой связи должны были предшествовать очень солидные дедуктивные умозаключения. Каким образом? Это загадочнее всего.

Уэнтик тряхнул головой. Он просто не мог поверить, что Эстаурд на это способен. Однако, что бы ни узнал Эстаурд об исследованиях Уэнтика для Дженикс, он понятия не имел о работе, проводившейся им на антарктической станции.

Через четыре месяца с начала работы в Миннеаполисе к нему явились представители какого-то правительственного департамента и предложили работу на Антарктиде. Дженикс согласилась отпустить его на необходимое для выполнения работы время, а правительство пожелало обеспечить всеми ресурсами по его требованию. Уэнтик размахнулся широко. Он запросил и получил хорошо оснащенную лабораторию, бригаду ассистентов высокой квалификации и полную независимость. В результате этого несколько недель