подниматься.
Как ни странно, первые двадцать ступенек-скоб оказались самыми трудными. Он поднимался ровным темпом, не останавливаясь и не глядя ни на что, кроме следующей ступеньки. У него не было боязни высоты, но опыта подобного подъема он не имел. Перехватывая скобы руками, он ощущал вибрацию мачты при каждом новом шаге.
Добравшись до самого верха, он с удовольствием уселся на пол площадки. Он прислонился к ограждению и почувствовал прохладу обдувавшего спину ветерка.
Чтобы насладиться им, Уэнтик снял белый халат.
Пока восстанавливалось дыхание, появился озноб; он встал на ноги и оглядел долину.
Доминирующее положение занимала темная громада тюрьмы. На расстоянии и с высоты она выглядела уродливой и старой, грязные бетонные стены отражали рассеянный свет затянутого сплошной облачностью неба со скучной монотонностью, которую Уэнтик находил отвратительной. Крыша была деревянной, окрашенной или покрытой чем-то, что выглядело темно-коричневыми полосами. С интервалом двадцать метров по периметру на крыше были сооружения, напоминавшие брошенные сторожевые будки.
Всмотревшись в южный горизонт, Уэнтик пытался обнаружить край долины, этого района Планальто, инстинктивно чувствуя себя еще большим пленником в ее унылой безмерности, чем в камерах. Верхом этого неприятного чувства, даже помимо самого факта разрыва времени, если принимать на веру объяснение Масгроува о природе района, который силен и сам по себе, было ощущение замкнутости, смириться с которой труднее всего.
Он окидывал взглядом долину и ощущал безнадежную оторванность от реальности. Отсюда не было выхода. Во всех направлениях взору представала только бесконечная равнина. Лишь на востоке в облике долины было какое-то отличие. Создавалось впечатление, что там растительность имеет более темный тон, но это могло быть всего лишь иллюзией, связанной с тенью облаков. Более темное пятно находилось слишком далеко, чтобы сказать о нем что-то определенное.
Уэнтик стал ощущать легкую вибрацию платформы и вцепился в тонкие трубки ограждения; кроме них от падения с шестидесятиметровой высоты его ничто не защищало. Он поглядел вниз сквозь решетчатый настил площадки и увидел фигуру в серой униформе, упорно карабкавшуюся по ненадежной лестнице.
Эстаурд? Зачем он последовал за ним на верх?
Его первой мыслью было возобновление допроса. Но Эстаурд окончательно отвязался от него еще вчера. У него уже нет ни молчаливой поддержки, ни сочувствия его людей; в любом новом действии теперь ему придется полагаться только на себя.
Уэнтик решил не гадать.
Он снова сел и расслабился, опершись спиной об ограждение. Он ждал прибытия Эстаурда.
Эстаурд преодолел последнюю ступеньку-скобу и тяжело опустился на настил площадки возле Уэнтика.
– Элиас, – сказал он, еще не отдышавшись, – я рад, что мы одни.
Уэнтик слегка поморщился. До прибытия сюда большинство коллег обращались к нему по фамилии. Заискивающее «Элиас» Эстаурда было ему неприятно.
Он бросил на него взгляд.
– Что вам нужно?
– Полагаю, то же, что и вам.
Он еще тяжело дышал, но даже не пытался расстегнуть ворот кителя.
– Мне не было нужно, чтобы вы залезли сюда ко мне, – подчеркнуто резко сказал Уэнтик.
– Виноват. Я увидел, что вы пошли в долину и решил воспользоваться благоприятной возможностью кое-что обсудить.
– Что-то еще надо обсуждать?
Эстаурд сунул руку в карман кителя и вытащил полоску прозрачной бумаги. Она была мятой и грязной. Внутри все еще лежал тот цветной кинокадр.
Он подержал его над краем площадки и отпустил.
– Кое-что вроде этой фотографии реактивного. Причины вашего здесь присутствия. Что нам дальше делать. У меня нет уверенности.
Его рука снова полезла в карман.
– Что как вы намерены выбираться из этого места? – спросил Уэнтик.
– Не знаю. Полагаю, на вертолете.
Уэнтик взглянул в сторону летательного аппарата, почти скрытого громадой тюрьмы. Возле хвостового винта трудились двое мужчин. Может быть приводят машину в состояние готовности к полету?
– Нынче утром я застал там Масгроува. Он хотел взлететь.
– Да ну? – резко отозвался Эстаурд. – Я говорил ему, чтобы он даже не пытался.
– Зачем сняли движители с винтами?
Эстаурд беспокойно заерзал, его рука исчезла куда-то внутрь кителя.
– Я подумал, что вы можете украсть его.
– Значит вы знали, что я умею летать?
– Да.
Что-то непонятное бросилось Уэнтику в глаза, когда он снова посмотрел на вертолет. Где-то на одной из стен тюрьмы прямо на него… Он протер глаза.
– Масгроув вел себя очень странно, – сказал он.
– Может быть.
Эстаурд встал, оперся об ограждение площадки и посмотрел в противоположном тюрьме направлении. За время их разговора облачный слой стал совсем тонким и солнце пекло во всю свою полуденную силу. Долина мерцала тепловыми токами воздуха.
Уэнтик тоже встал и посмотрел на тюрьму.
Да. Примерно посередине длины стены он увидел что-то выступающее более светлого тона, чем сама стена. При ярком солнце тускло-бурый цвет стен скрадывал этот светлый тон и он не бросался в глаза. Но сейчас он различал его очень отчетливо. Пятно цвета буйволовой кожи, почти белое. Ему не удалось определить форму, но само присутствие пятна на стене не было случайностью. Его любопытство росло. Чем же могло быть то, что он видел, явно не без умысла размещенное на совсем голой наружной стене?
Должно существовать какое-нибудь рациональное объяснение. Любопытство не ослабевало.
Когда будет время, возможно даже сегодня, он должен присмотреться к этому поближе.
Он схватил Эстаурда за руку, чтобы привлечь и его внимание, но тот вырвал ее.
– Вон там, – сказал он, – в лачуге, я спал нынешней ночью.
Уэнтик посмотрел на деревянную постройку и с удивлением заметил, что выглядит она очень маленькой. Когда он находился внутри, у него создалось ощущение бесконечной протяженности тоннелей лабиринта.
В тот раз Уэнтик дошел до состояния панического ужаса, но глядя на лачугу сейчас, был заинтригован парадоксом истинного размера и возникшего тогда ощущения.
У него появился неприятный осадок вины. В конце концов, именно его действия заставили Эстаурда провести ночь в лачуге.
– Выбраться оттуда… – заговорил он.
Эстаурд перебил:
– У меня есть карты, Элиас. Мы можем попробовать добраться до Порта-Велью, если вы захотите. Или до побережья. Что скажете?
– Не знаю. Я предпочел бы сперва взглянуть на карты.
– Есть и кое-что еще…
