Еще через пару секунд женщина вздохнула и закрыла дверцу шкафа, словно пряча туда свое отражение. Пошарив за дверцей, она достала халат и надела его. Потом она прикурила сигарету, швырнула спички на столик возле кровати и вышла из комнаты, оставив за собой легкое облачко дыма.

– Пойдем отсюда, Сью. Ты мне все доказала.

Он отодвинулся от нее, быстро вылез из постели, натянул белье и брюки, заправил рубашку. Грей понимал, что сделался видимым, поскольку Сью не касается его, но сейчас он хотел одного – скорее убраться из этого дома и оставить в покое его обитателей. Отвращение к себе все еще переполняло его.

Наконец Сью привела себя в порядок и снова взяла его за руку.

– Вы ведь занимались этим с Найаллом, правда?

– Мы жили вот так. Три года я ночевала в чужих домах. Мы ели их пищу, ходили в их туалет, смотрели их телевизор, спали в их постели.

– Вы хотя бы иногда задумывались о людях, в чьи дома вторгались?

– Бога ради! – Она вырвала у него свою руку. – А почему, как ты думаешь, я хочу с этим покончить? Я была тогда девчонкой, а теперь мечтаю порвать с прошлым. А Найалл только так и способен жить и будет делать это до конца своих дней. Мы с тобой здесь только потому, что ты зациклился на этом чертовом доказательстве.

– Ладно, ты права.

Грей понизил голос, понимая, что его могут услышать. И вспомнил о ее необузданности.

– Но ведь ты по-прежнему находишь в этом удовольствие, так?

– Конечно! И всегда находила. Это посильнее наркотика.

– Думаю, пора уходить. Поговорим обо всем после, у тебя.

Он протянул ей руку. Но она покачала головой и села на кровать.

– He сейчас.

– Мы здесь уже довольно долго.

– Ричард, я перестала быть невидимой. Это ушло, когда мы занимались любовью.

– Так постарайся, – сказал Грей.

– Не могу. Я слишком устала. У меня нет сил, и я не знаю, как это сделать.

– О чем ты?!

– Я не могу больше делаться невидимой, когда захочу. Сегодня это получилось в первый раз за неделю.

– Может, у тебя выйдет хотя бы ненадолго, чтобы выбраться из дома?

– Нет. Это ушло.

– Черт! Что же нам делать?

– Наверное, бежать без оглядки.

– Дом полон людей.

– Знаю, – сказала она. – Но лестница ведет прямо к двери. Вдруг все обойдется и мы успеем выскочить на улицу?

– Пойдем. Женщина может вернуться в любую минуту.

Сью не двинулась с места.

– Я всегда с ужасом думала, – тихо сказала она, – что рано или поздно это случится. Еще раньше, когда была с Найаллом. Что мы окажемся в чужом доме и гламур внезапно уйдет. Вот оно, главное удовольствие – постоянно чувствовать опасность.

– Но мы не можем сидеть здесь, пока у тебя не получится! Это же чистое безумие!

– Ты мог бы попытаться сам, Ричард. Ты ведь знаешь как.

– Что – как?

– Как сделать себя невидимым! Ты же умел раньше.

– Глупости!

– А как насчет паба в Белфасте? Вообрази, что ведешь съемку. Нас зажали в угол, но у тебя в руках камера, и ты можешь снимать.

– Я слишком боюсь, что нас обнаружат! Я не смогу сосредоточиться!

– Но послушай, ведь именно такты и снял свой лучший репортаж! Когда оказался в западне и люди кругом швыряли бутылки с зажигательной смесью.

Грей задумался. Он прищурил правый глаз, пытаясь мысленно приспособиться к узкой рамке воображаемого видоискателя. Внезапно он ясно ощутил знакомое прикосновение губчатой резины окуляра, почувствовал бровью едва заметную вибрацию мотора. Он слегка сгорбился, приподнял правое плечо, словно принимая тяжесть «Арри», и по-петушиному склонил голову набок. На поясе висел портативный аккумулятор с кабелем, перекинутым через спину. Он вообразил рядом с собой звукооператора, как всегда в наушниках, с «Ахером» на поясе и микрофоном. Микрофон торчит из-за спины и поворачивается из стороны в сторону над его головой. Он думал об улицах Белфаста, вспоминал пикетчиков перед фабричными воротами, бушующую толпу на рушащихся трибунах стадиона Мэн-роуд в Манчестере, он думал о демонстрации за ядерное разоружение в Гайд-парке, о голодном бунте в Сомали. Все эти мгновения, промелькнувшие перед его глазами в объективе, когда вокруг буйствовала непредсказуемая толпа, сейчас ожили в памяти. Он надавил пальцем на пусковую кнопку, и пленка плавно заскользила в затворе.

Сью положила руку ему на плечо:

– Теперь можно идти.

Они услышали, как в туалете, где-то в конце коридора, спускают воду, затем шаги раздались на лестничной площадке. Спустя мгновение женщина, которая раздевалась рядом с ними, вошла в комнату, держа в зубах недокуренную сигарету. Грей повернул камеру так, чтобы следить за ней через видоискатель, меняя фокус, пока она шла мимо них к зеркалу.

Потом он двинулся к лестнице и стал медленно, шаг за шагом, спускаться вниз. Из открытой двери гостиной доносился шум футбольного матча. Грей обвел камерой комнату, запечатлев затылки мужчин. Идущая позади него Сью протянула руку и отодвинула щеколду входной двери. Как только оба оказались снаружи, она закрыла дверь.

Грей продолжал снимать, пока они не вышли на улицу, потом резко опустил руки и сразу почувствовал себя страшно измотанным. Сью взяла его под руку и потянулась поцеловать в щеку. Но Грей отстранился. Им овладели злоба, усталость и неприязнь к ней.

Когда Ричард Грей окончательно проснулся и вернулся к действительности, было уже следующее утро. Он редко помнил свои сны, хотя обычно знал, что ему что-то снилось. Он воспринимал это как процесс преобразования дневных воспоминаний в некий символический псевдокод, доступный лишь подсознанию. Каждое утро для его памяти начиналось как бы с нуля. Первые два-три часа, пока он медленно приходил в себя, сонно просматривал почту, читал заголовки газет, прихлебывая черный кофе, он чувствовал, как в его голове против воли роятся некие фантастические, бредовые образы – смесь полузабытых снов, смутные обрывки минувшего дня. Осмысленные воспоминания редко приходили к нему сами, без намеренных усилий. Только после второй чашки кофе, уже одетый, побритый и строивший планы на новый день, он начинал наконец связывать его с предыдущим. Неразрывность происходящего восстанавливалась, хотя и медленно.

В то утро, после ночных приключений в чужом доме, пробуждение далось Грею труднее, чем обычно. Накануне он вернулся домой и лег спать не очень поздно, но долгий и неприятный разговор со Сью перед уходом окончательно выбил его из колеи. Одной из причин ссоры был секс. Сью хотела вновь заняться любовью, а он совсем не хотел.

Все утро он чувствовал себя отвратительно. Писем не было, газетные новости угнетали. Он поджарил яйцо с беконом и сделал толстый сандвич, затем долго пил кофе, тупо глядя в окно.

Натянув свежую одежду, он вытряхнул все из куртки и брюк, которые надевал вчера. Среди монет,