на южном направлении, на пути к Бир-Хасне, противник будет оказывать его дивизии яростное сопротивление. С целью ослабить неприятельское противодействие на этом участке, Иоффе попросил Таля атаковать аэродромы в Аль-Хаме и Бир-Хаме. Они определились с границами между дивизиями.

Генерал Таль поспешил вернуться в свою дивизию и послал за полковником Шмуэлем и полковником Меном. Он проинформировал их о намерении захватить аэродромы в Альхамме и Бир-Хаме на рассвете, при поддержке дивизионной артиллерии. Атаковать будет бригада «D», бригада «М» останется в резерве и вступит в действие по приказу в случае возникновения необходимости. Пока командиры совещались, противник пересек путь продвижения передовой группы управления генерала Таля. Две колонны — израильская и египетская — почти соприкоснулись, и сначала египтяне пребывали в уверенности, что группа управления Таля — одна из их танковых колонн, поскольку и те, и другие в данный момент спешили в одном направлении и даже, похоже, собирались присоединиться к ней. Но израильтяне идентифицировали их как египтян и открыли огонь.

После разгрома неприятеля генерал счел необходимым дать двухчасовой отдых своим людям, да и себе тоже. Он смертельно устал. Ему пригнали джип и разложили в нем сиденья так, чтобы командир мог улечься на них. Исключая охрану, все спали там, где были, — около танков, под полугусеничными бронемашинами, у колес джипов, устроившись на прикладах Узи, ящиках со снарядами и канистрах с горючим. У них не нашлось сил даже сделать чай или кофе, они просто упали и уснули. Питавший радиостанцию генератор издал последний всхлип, точно сова, и умолк. Наступила тишина. В эту холодную, сухую ночь дул ветер, какие обычно дуют на бесконечных просторах. Вокруг не нашлось ни кустов, чтобы прошуршать листвой, ни островков травы, лишь горсти песка и пыли вздымал он в воздух. Шакалы не выли, не кричали ночные птицы, даже мухи перестали жужжать. Кругом царило ничем и никем не нарушаемое молчание пустыни, объединяющее все живое и мертвое.

Вдруг тишину прорезал свист. Генератор вернулся к жизни, и радио заработало. Радист подозвал адъютанта комдива, который побежал будить вытянувшегося на переднем сиденье джипа генерала Таля — в Южном командовании не согласились с планом координации действий, составленным генералами Талем и Иоффе.

Таль вернулся в полугусеничную бронемашину, надел наушники и принял новый приказ. Дивизии Иоффе предстояло продвигаться на юг, а дивизия Таля переходила в резерв Южного командования. Если бы солдаты могли слышать разговор, они бы обрадовались, поскольку сообщение означало — их ожидает более продолжительный отдых. Но участники переговоров пользовались кодами.

Они велись между 800 и 1600. 800 (генерал Таль) не соглашался с 1600, а 1600 спорил с 800. Затем Таль попросил офицера связи соединить его с высшим начальством, с 2700. Но это не получилось. Генерал Таль, однако, не успокоился. Он велел офицеру связи установить радиоконтакт, даже если для этого придется вызвать с неба архангелов. Между командованиями лежала пустыня, и офицер связи Пини перепробовал все возможные способы, пока наконец ему не удалось установить контакт с 2700 через промежуточную станцию.

Пока все спали и все пребывало в покое, голос генерала Таля пронзал бескрайнее пространство холодной пустыни. Комдив говорил сдержанно и взвешенно, так что создавалось впечатление, что речь его замедленна. Таль решил убедить 2700 в преимуществах своего и генерала Иоффе плана. Обычного кода не хватало и разговор заполнился импровизированными кодовыми терминами. Маленькая лампочка освещала карту, по которой генерал Таль зачитывал закодированные названия населенных пунктов и направлений движения. Звучало это так, будто они обсуждали план захвата Луны.

Таль: Смотрите, 2700, я хочу пройти вдоль оси Кассиопея к № 34, а мой парень из иешивы, знаете вы его, Гаон из Вильно, обойдет Сталинград и будет наступать на Океан Бурь.

2700: Послушайте меня, 800. Оставьте Океан Бурь Ваал-Шем-Тову и оставайтесь в резерве на Вормсском направлении. Максимум, что вам позволено, наступать на Мехико…

Таль: Мехико? Может, на Пумбадиту?

2700: На Мехико, на Мехико, а талмудистов оставьте в резерве.

Таль: Это ужасная ошибка, 2700. Я бы оставил молельщика из Мезрехии там, где он есть, а наступал бы на Порт-Аллегро с Ваал-Шем-Товом и Гаоном из Вильно и дальше на Пумбадиту.

Спор в радиоэфире закончился только тогда, когда Таль убедил 2700 в том, что план, придуманный им и генералом Иоффе, более целесообразен. Даже когда дискуссия завершилась, генерал Таль остался в бронемашине и не пошел в джип, чтобы доспать оставшийся отрезок времени. Поглощенный размышлениями, он тер застрявший в щеке осколок и изучал карту. Один за другим его помощники собирались вокруг комдива; они проснулись, пока Таль говорил с 2700, и немедленно поняли — принимается важнейшее решение. Командирская бронемашина приняла вид класса в иешиве, где генерал Таль исполнял роль наставника, растолковывавшего ученикам премудрости Талмуда. Он мысленно подсчитывал расстояния, горючее и боеприпасы; вопрос состоял в том, сможет ли бригада «D» после двух суток беспрерывных прорывов и боев и на третий день возглавить дивизию и вынести на своих плечах тяжесть первого удара. Таль поинтересовался организацией воздушных выбросок снабженческих грузов и получил удовлетворивший его ответ.

— Готовьтесь к выступлению! — приказал генерал.

Дивизия ожила, зазвучали отрывистые команды, тишину взорвал рев танковых двигателей. Техника тронулась, оставляя за собой шлейфы отработанных газов и вздымая клубы пыли.

Бригада «D» поспешила к перекрестку Джебель-Либни с севера, чтобы развернуться для атаки на Бир-Хаму. Днем раньше «К» вела напряженный бой в том же самом месте, и когда они встретились, полковник Иска предупредил полковника Шмуэля, чтобы тот обратил внимание на фланг, где находятся египетские самоходки СУ-100 и танки Т-54. Они обстреляли бригаду «К», и та понесла потери. Теперь полковник Шмуэль собирался решить эту проблему радикальным образом. Ему требовался проворный, находчивый командир, способный быстро передвигать свои машины по пескам, который сможет выбрать удачные огневые позиции, чтобы раз и навсегда угомонить этот беспокойный египетский фланг. Комбриг выбрал майора Шамая Каплана, и не напрасно. В начале боя эта египетская бронетехника с удобных позиций на фланге вела по израильтянам точный огонь, пока рота Шамая не подавила его.

Небо постепенно серело. Бригада «М» тоже присоединилась к наступлению соседей. Бригада «D» действовала с севера дороги на Бир-Гафгафу, а «М» — с юга. В какой-то момент возникло опасение, как бы бригады «М» и «D» по запарке не приняли друг друга за египтян и не начали палить одна в другую. Генерал Таль предупредил командиров о возможности возникновения такой ситуации. Вследствие этого полковник Шмуэль приказал возглавлявшему наступление D-10 не открывать огонь без четкого приказа, и в результате D-10 влетел на оборонную территорию вражеской мотопехоты без выстрела. Только когда танкисты прошли опорный пункт насквозь и вышли в тыл неприятелю, все сомнения относительно национальной принадлежности обороняющихся рассеялись. Тут уж полковник Шмуэль скомандовал: «Кругом!» и приказал зачистить вражеские позиции. В полдень бригада «D» заняла Аль-Хаму.

На вершине холма, неподалеку от передовой группы управления израильтяне обнаружили мощные египетские оборонительные сооружения, главным образом доты. Танки и полугусеничные бронемашины поднялись на холм и буквально смели противника. Как раз в этот момент появились быстро приближавшиеся «Центурионы», пушки которых были нацелены прямо на холм. Черная броня (а цвет ЦАХАЛа — хаки) машин сияла на солнце. Они показались настолько красивыми, что на миг все застыли в восхищении.

— Господин генерал, — проговорил один из офицеров, — нам бы лучше заняться ими, пока они не подошли слишком близко.

— Я не уверен, что это вражеские танки, — возразил генерал Таль, глядя в бинокль.

Его штаб принялся разглядывать танки в полевые бинокли.

— Может быть, это «Центурионы» из Кувейта?

— Возможно, они из какой-то специальной египетской части.

— Это наши «Центурионы», — твердо произнес генерал Таль.

— Господин генерал, вы ошибаетесь. Если мы не обстреляем их первыми, они сметут нас.

Сначала кто-то еще поддерживал точку зрения генерала Таля, но один за другим его союзники переходили в лагерь тех, кто считал танки вражескими. Ведь в ЦАХАЛе и в самом деле не было ни одного черного «Центуриона».

— Как же они красивы черные! — воскликнул генерал Таль. — Не стреляйте!