Но мне не нужно было никакой благодарности, ибо к тому времени забота о Мартине стала для меня тем же игом (если перефразировать цитату, с надлежащим благоговением, надеюсь), «что крылья для птицы». То была, правду сказать, столь глубокая радость, что я стала упрекать себя в эгоизме: как я могла за пять лет своего одинокого существования в «Серебряном логе» ни разу не помыслить о том, чтобы приютить какую-нибудь бездомную сиротку, которая рада была бы обрести пристанище среди жизненных бурь?
Не думайте, что мистер Эллин решил посвятить всю оставшуюся жизнь поискам пропавших родственников Тины. Весь последний год он писал «Историю шведской поэзии», а в перерывах посещал свое имение в Валинкуре. Кроме того, к величайшему его огорчению, его замучили приглашениями в гости, поступавшими со всех сторон, когда вдруг выяснилось, что он известный писатель и зажиточный землевладелец. Секрет просочился через Тину, которая несмотря на то, что дала слово держать язык за зубами, тут же посвятила в эту тайну Элизабет.
— Откуда я могла знать, что мистер и миссис Рэндолф не сказали Элизабет про мистера Эллина? Если бы у меня была маленькая дочка, я бы ей все рассказывала, все-все, — защищалась она, когда мы с мистером Эллином стали выговаривать ей за то, что она обманула наше доверие. — И откуда мне было знать, что Элизабет пойдет и все расскажет мисс Спиндлер, а та всему приходу? Гувернантка должна уметь держать язык за зубами. Я не могла не сказать Элизабет, просто не могла. Она же моя подруга, а некрасиво иметь секреты от друзей.
Мистер Эллин только улыбнулся в ответ на эти оправдания и пожал плечами, но тут его мозг пронзила неожиданная мысль, и он сказал:
— Но ведь мы, миссис Чалфонт и я, тоже твои друзья, Тина. А у тебя от нас есть секреты, хотя ты знаешь нас дольше, чем Элизабет. Не пора ли и тебе рассказать то, что мы хотим знать?
Тина отпрянула от нас и опустила голову, как в прежние дни в «Фуксии».
— Я сказала бы вам, если бы могла, — промолвила она, наконец. — Но я не могу. Не могу и… боюсь.
— Ну ничего, в один прекрасный день ты, может быть, расхрабришься и скажешь, — успокоил ее мистер Эллин. — А пока учись хранить всякие другие секреты, которые нам с миссис Чалфонт доведется, быть может, доверить тебе. На этой неделе мне предстоит побывать на трех обедах, иначе я нанесу смертельную обиду хозяевам. Подумай, что ты наделала, болтушка ты эдакая, подумай и устыдись!
Тина вновь заулыбалась. Непохоже было, что она устыдилась.
Хотя, как я уже сказала, он не собирался положить всю оставшуюся жизнь на выяснение обстоятельств, которые Тина не могла или не хотела назвать, он сделал все, что было в его силах, чтобы разрешить загадку. Начиная с Рождества, в газетах регулярно печаталось обращение к родственникам мисс Мартины Фицгиббон (известной также под именем Матильды) — он просил их связаться как можно скорее с мисс Уилкокс, адрес которой прилагался—к недовольству означенной дамы, ибо она вынуждена была отложить продажу нарядов мисс Матильды до тех пор, пока не станет совершенно очевидно, что Фицгиббоны всех степеней родства не имеют ни малейшего намерения с ней связываться. Как только освободились от снега дороги, он, как уже известно, пустился на розыски сундучка и преуспел в них. Опираясь на такие эфемерные ключи к разгадке, как инициалы Т. и Д. и Тинино упоминание поездки «в Нью-…», он неутомимо наводил справки в пароходных компаниях всех главных портов. Но и самое скрупулезное штудирование списков пассажиров не помогло обнаружить никаких следов Конуэя Фицгиббона, а трое пассажиров с инициалами «Т. Д.» оказались людьми безупречной репутации, не позволявшей заподозрить кого-нибудь из них в том, что они способны были бросить малолетнюю родственницу на произвол судьбы. Мистер Эллин уже было окончательно утратил почву под ногами, как вдруг узнал, что французское судно «Пандора» по пути зашло в малоизвестный порт Танпул и взяло на борт нескольких пассажиров, списка которых не осталось в пароходной компании. Ходили слухи, что на полпути к Нью-Йорку корабль пошел ко дну вместе со всеми пассажирами.
С большим трудом выяснил мистер Эллин имена владельцев злосчастной «Пандоры», поначалу наотрез отказавшихся сообщить ему что-либо о пропавшем судне из опасения, что мистер Эллин хочет привлечь их к судебной ответственности. Но успокоившись на сей счет, они, в конце концов, уведомили его, что после кораблекрушения, на самодельном плоту спаслись лишь два брата по фамилии Рейнолдс, которых подобрало проходившее мимо американское судно и доставило в Нью-Йорк. Трагедия разыгралась несколько месяцев тому назад: «Пандора» потерпела крушение ровно через месяц после того, как Мартину оставили в «Фуксии».
Далее предстояло отыскать спасшихся братьев. Они уже давным-давно не жили по своему первоначальному нью-йоркскому адресу, и пришлось рассылать письма им вдогонку — как в отчаянии сказал мистер Эллин, — чуть ли не по всем концам этой необъятной страны. В середине июля его усилия увенчались успехом, но весьма печальным. Пришло письмо от одного из братьев, в котором он подтверждал знакомство, свое и брата, с мистером Конуэем Фицгиббоном, но, к сожалению, оно было не из тех, которые вспоминаются с приятностью. Брат мистера Рейнолдса Джордж проиграл этому человеку, впоследствии изобличенному другими пассажирами в мошенничестве, значительную сумму, да и сам автор письма так и не смог избавиться от первого неблагоприятного впечатления, которое было вызвано одним незначительным эпизодом, имевшим место в самом начале пути, — эпизодом, на который рассказанная мистером Эллином история бросает зловещий свет. Братья и мистер Фицгиббон стояли у поручней, ожидая минуты отплытия, как вдруг почтенного вида слуга стал поспешно взбираться по трапу, который уже было собирались поднять. С трудом переводя дыхание, он протянул мистеру Фицгиббону сверток со словами: «Это для маленькой мисс Мартины, сэр, от…», — имя утонуло в его прерывистом дыхании. Мистер Фицгиббон взял сверток и тотчас развернул его со словами: «Я должен сначала сам взглянуть, что это такое!» В пакете оказался прелестный бювар синей кожи с серебряными застежками. «Мисс Мартина будет в восторге, — сказал он, — сейчас она как раз играет с другими детьми в пароходной столовой. Вы не забудете передать нашу благодарность, Мартины и мою, доброй дарительнице?» Он сунул старику чаевые, и тот ушел.
Далее мистер Рейнолдс объяснял, что имя Мартина, ввиду своей необычности, застряло у него в памяти. А так как он видел, что мистер Фицгиббон поднялся на палубу «Пандоры» в одиночестве, без какого-либо сопровождения, он, понятное дело, решил, что Мартина, дочка или племянница этого джентльмена, прибыла на судно раньше. Он бы и забыл об этом мелком происшествии, если бы впоследствии, уже после того, как «Пандора» отошла от берега, не случилась еще одна странность. Мистер Рейнолдс с братом уже стояли в стороне от мистера Фицгиббона, как вдруг заметили, что он взял бювар со скамьи и изо всей силы швырнул в море, явно полагая, что его никто не видит. После братья узнали, что никакой «маленькой мисс Мартины» среди пассажиров нет. За этим, несомненно, скрывалась какая-то постыдная тайна, но если девочку не удастся склонить к откровенности, правда теперь уже никогда не выйдет наружу, ибо они с братом могут надежно засвидетельствовать, что мистер Фицгиббон погиб при крушении «Пандоры». Держась за крошечный плот и не будучи в силах оказать хоть мало-мальскую помощь другим пассажирам, они с ужасом видели, как опрокинулась перегруженная шлюпка, за борт которой цеплялся мистер Фицгиббон. Это ужасное зрелище навсегда врезалось им в память…
Когда пришло это письмо, мистер Эллин был в Лондоне у издателя, собиравшегося публиковать его «Историю шведской поэзии». Возвратившись и прочитав его, он тотчас отправился ко мне советоваться. Мы попросили к себе Тину.
Весело вбежала она в гостиную, радуясь возращению мистера Эллина. Но что-то в наших лицах насторожило ее, и она застыла на месте, вопросительно на нас поглядывая. Мистер Эллин пододвинул ей стул и жестом попросил занять место.
— Дорогая моя детка, мы с миссис Чалфонт должны сообщить тебе печальную новость. — И в самых осторожных выражениях, какие только можно было подобрать, он сказал ей о смерти отца. Она сидела, не шелохнувшись, опустив голову, не проронив ни слезинки. И, наконец, проговорила совершенно безнадежным голосом:
— Он так и не прислал письма. Так и не прислал. Что же мне теперь делать?
— Сказать нам свое настоящее имя, — нашелся мистер Эллин: поначалу, не увидев естественных признаков горя, он несколько опешил. — Мне кажется, следует сказать нам и о том, почему письмо твоего папы имело такое значение для тебя.
— Я не могу вам сказать ничего, ни единого словечка, раз нет письма, которое папа обещал прислать
