— Я не уверена, что мне пойдут эти маленькие крылышки.

— Что там у вас? — закричал снизу Сакко.

— Нужно сказать им, — прошептала Гримма. — Все думают, что мы едем в амбар.

Она оглянулась по сторонам. Автомобиль приближался, натужно подпрыгивая на неровной дороге. С противоположной стороны по-прежнему бежали двое в форме.

— Неужели люди никогда не сдаются? — подумала Гримма вслух.

— Возьми чуть влево, Сакко, — сказала она, перегнувшись за край доски. — А затем поезжай вперед.

Джекуб съехал с тропы и покатил по мерзлой траве. Вдалеке виднелась еще одна проволочная ограда, а за ней еще несколько овец.

«Мы сами не знаем, куда едем, — подумала она. — Важно только одно — ехать. Масклин был прав. Этот мир не принадлежит нам».

— Может быть, нам все-таки следовало попытаться вступить в переговоры с людьми, — сказала она вслух.

— Нет, ты была права, — ответил Доркас. — В этом мире все принадлежит людям, и мы тоже стали бы им принадлежать. Мы не могли бы оставаться самими собой.

Ограда была уже совсем близко. Позади нее пролегала дорога. Не тропинка, а самая настоящая дорога, вымощенная черным камнем.

— Куда теперь — направо или налево? — спросила Гримма. — Как вы думаете?

— Это не имеет значения, — промолвил Доркас, глядя, как бульдозер натягивает и рвет проволоку.

— Ну что ж, тогда налево, — решила Гримма. — Сакко, убавь скорость! Возьми влево. Еще. Еще. Теперь прямо. О, нет!

Впереди появилась еще одна машина. И тоже с мигалкой.

Доркас рискнул оглянуться назад. И увидел еще одну мигалку.

— Нет, — сказал он.

— Что «нет»? — спросила Гримма.

— Только что ты спрашивала, сдаются ли люди когда-нибудь. Нет, они не сдаются.

— Стоп! — скомандовала Гримма. Бригады номов послушно забегали по полу кабины. Джекуб мягко затормозил, постукивая мотором.

— Ну вот и все, — сказал Доркас.

— Мы уже приехали? — спросил снизу один из номов.

— Нет, — ответила Гримма. — Еще нет. Но осталось уже немного.

Лицо Доркаса исказила гримаса.

— Пора оставить благие надежды, — сказал он. — Я уже вижу тебя этакой феей, размахивающей палочкой со звездой на конце. Надеюсь, они не заставят меня чинить их башмаки.

Гримма задумчиво посмотрела на него:

— А что, если нам на всей скорости врезаться в эту машину?

— Нет, — сказал Доркас. — Это ничего не даст.

— Мне это подняло бы настроение. Гримма поглядела вокруг.

— Почему вдруг стало так темно? — спросила она. — До вечера должно быть еще далеко. Ведь мы выехали ранним утром.

— В приятных заботах время пролетает незаметно, — мрачно пошутил Доркас — Жаль, что я не люблю молоко. Я согласен выполнять домашнюю работу, если придется, только бы они не заставляли меня пить молоко…

— Посмотрите!

На поля надвигалась темнота.

— Должно быть, это затмение, — сказал Доркас. — Я читал об этом. Затмения бывают, когда Солнце загораживает Луну. Или наоборот, — неуверенно добавил он.

Автомобиль впереди с визгом затормозил, его занесло, и он резко остановился, врезавшись в каменную стену.

Вдоль дороги по полю бежали овцы. Они бежали совсем не так, как обычно бегут растерянные, охваченные паникой животные. Нет — они мчались во весь опор, опустив головы, одержимые решимостью не поддаваться панике и не тратить силы впустую, а употребить их на то, чтобы как можно скорее убраться отсюда.

Воздух наполнился неприятным громким гулом.

— Что ни говори, — чуть слышно заметил Доркас, — эти затмения производят довольно-таки жуткое впечатление.

Номов на полу кабины охватила самая настоящая паника. Они не овцы, каждый из них умел думать, а когда начинаешь спрашивать себя, почему вдруг стало темно и откуда этот непонятный гул, то, естественно, впадаешь в панику.

По разбитым бокам Джекуба с треском поползли тонкие светящиеся голубые линии. Доркас почувствовал, как волосы у него на голове встают дыбом.

Гримма неотрывно смотрела вверх.

— Все… в… порядке, — с запинкой проговорила она наконец. — Слышите, я думаю, все в порядке!

Доркас рассматривал собственные руки. От кончиков пальцев у него отскакивали искры.

— Правда? — спросил он; ничего лучшего ему не пришло в голову.

— Это не ночная тьма, это — тень. Над нами летает что-то огромное.

— И это лучше, чем ночь, так нужно понимать? — спросил Доркас.

— Я думаю, да. Давайте выйдем наружу.

Гримма стала спускаться по веревке вниз. На лице ее блуждала безумная улыбка. И это наводило на окружающих почти такой же ужас, как все остальное, вместе взятое. Номы не привыкли видеть Гримму улыбающейся.

— Помогите же мне, — сказала она. — Нам надо выбраться наружу. Чтобы он мог убедиться, что это мы.

Все в изумлении следили за тем, как она цепляется за сходни.

— Ну что же вы? — повторила она. — Помогите мне спуститься.

Номы стали ей помогать.

Когда вас охватывает полная растерянность, вы невольно подчиняетесь любому, у кого есть хоть какое-то представление о том, что следует делать дальше. Номы схватились за доску и принялись ее толкать, пока она не накренилась и не уперлась в пол кабины.

Небо казалось совершенно черным.

Теперь по крайней мере над ними не было так много неба. Голубизна тонкой линией окаймляла край сплошной темноты у них над головами.

Нет, темнота не была сплошной. Когда глаза Доркаса привыкли к ней, он увидел, что она состоит из квадратов, прямоугольников и кругов.

Номы торопливо сбегали вниз по доске и кружили по дороге, не зная, что лучше — бежать или оставаться на месте.

Один из темных квадратов прямо над ними сместился в сторону. Что-то лязгнуло. Отделившийся от темноты прямоугольник стал плавно снижаться, подобно лифту без тросов, и вскоре мягко опустился на дорогу. Он был очень большой.

На нем что-то стояло. Какой-то горшок. А в нем было что-то красное, желтое и зеленое.

Номы вытянули шеи, пытаясь рассмотреть, что это такое.

Доркас неуклюже сполз на забрызганное маслом дно кабины. Кабина была совершенно пуста, если не считать обрывков веревки и деревяшек, которыми пользовались номы.

«Вон как они все побросали, — подумал Доркас, прислушиваясь к голосам вдали. — Нехорошо оставлять