Снегопад выдался не слишком обильным. С неба сыпалась легкая пороша, как это нередко бывает в начале зимы, чтобы ни у кого не оставалось сомнений — хочешь не хочешь, а зима пришла. Так сказала матушка Морки.

Матушка к деятельности Совета особого интереса не испытывала. Ей больше нравилось коротать время в обществе других стариков, то судача с ними о том о сем, то, как она сама говорила, пытаясь их маленько подбодрить, расшевелить чуток.

Она важно прогуливалась по снегу.

Пожилые номы в безмолвном ужасе поглядывали на нее.

— Это еще что! — приговаривала матушка Морки. — Помню, однажды навалило столько снега — ни проехать, ни пройти. Нам пришлось рыть туннели! Это вам не шутки шутить!

— Скажите, он всегда падает с неба? — озабоченно спросил ном весьма почтенного возраста.

— А как же! Иногда его подхватывает ветер. И тогда наметает здоровенные сугробы.

— Дело в том, что мы думали… — смущенно продолжал старый ном. — Глядя на рождественские открытки, там, в Универсальном Магазине, мы думали, что снег, если можно так выразиться, сам собой появляется на всяких предметах, чтобы они выглядели празднично и красиво.

Снег все более плотным слоем устилал землю. Над каменоломней висели облака, напоминавшие огромные пухлые перины.

— По крайней мере, теперь нам не надо будет тащиться в этот ужасный амбар, — сказал кто-то.

— Конечно, — жизнерадостно откликнулась матушка Морки. — По такой погоде в поле недолго и ноги протянуть.

Старые номы ворчали, с тревогой всматриваясь в небо, где каждую минуту могли появиться снегири или оленьи упряжки.

Снег отрезал каменоломню от остального мира. Поля исчезли из виду, потонув в белом мареве.

Доркас сидел в своей мастерской и наблюдал, как растет горка снега на наличнике пыльного оконца, сквозь которое в сарай с трудом пробивался тусклый, серый свет.

— Ну вот, — тихо сказал он, мы хотели отгородиться от остального мира — так оно и вышло. Мы не можем сбежать отсюда, и спрятаться нам тоже негде. Надо было уходить вслед за Масклином.

Он услышал шаги за спиной. Это была Гримма. Последнее время она постоянно дежурила у ворот, но снегопад вынудил ее зайти в помещение.

— По такому снегу он не вернется, — сказала она.

— Да, пожалуй, — рассеянно проговорил Доркас. — Прошло уже восемь дней.

— Да, это большой срок.

— Ты что-то говорил, когда я вошла? — спросила Гримма.

— Так, разговаривал сам с собой. Интересно, снег долго не сходит?

— Иногда долго. Матушка говорит, что он может лежать несколько недель кряду.

— Ого!

— Если люди вернутся сюда, они уже никогда не уйдут, — сказала Гримма.

— Да, — печально согласился Доркас. — Боюсь, ты права.

— Сколько нас… могло бы здесь остаться?

— Десятка два, наверное. Если особенно не наваливаться на еду и не высовываться без надобности в дневное время. Здесь, понимаешь ли, нет Гастрономического отдела. — Он вздохнул. — На охоту тоже особенно рассчитывать не приходится. Если повсюду начнут шнырять люди, вся дичь разбежится.

— Но ведь нас тысячи! Доркас пожал плечами.

— Даже мне было бы трудно идти по этому снегу, — сказал он. — Что же говорить о сотнях номов, которые старше меня? Им это тем более не под силу. А дети!

— Стало быть, мы вынуждены оставаться здесь, как того и желает Нисодемус.

— Да, оставаться и надеяться на лучшее. Может быть, снег растает. А может, мы сумеем укрыться в зарослях или еще что-нибудь придумаем, — сказал Доркас неопределенно.

— Мы можем сражаться. Доркас нахмурился.

— О, это совсем нетрудно. Мы только и делаем, что воюем между собой. Все спорим, и спорим, и спорим. Видно, так уж мы устроены.

— Я имею в виду — сражаться с людьми. За каменоломню.

Наступила долгая пауза. Потом Доркас сказал:

— Кто? Мы? Сражаться с людьми?

— Да.

— Но ведь они люди!

— Да.

— Они такие большие! — с отчаянием воскликнул Доркас.

— Ну и что? Тем удобнее в них целиться, — сказала Гримма, сверкнув глазами. — Мы проворнее их, ловчее, к тому же мы знаем об их существовании, а они о нашем — нет, так что тут присутствует, так сказать, элемент внезапности.

— Кто присутствует? — переспросил вконец растерявшийся Доркас.

— Элемент внезапности. Они ведь не подозревают о нашем присутствии, — объяснила Гримма.

Доркас искоса взглянул на нее.

— Ты опять начиталась мудреных книг, — сказал он.

— Это лучше, чем заламывать руки и причитать: «О горе, горе, придут люди и раздавят нас своими сапожищами! »

— Все это хорошо, — возразил Доркас, — но что конкретно ты предлагаешь? Шарахнуть их по голове явно не получится, уж поверь мне на слово.

— Зачем же по голове?

Доркас в задумчивости уставился на нее. Сражаться с людьми? Эта мысль была настолько неожиданной, что его мозг попросту отказывался ее воспринимать.

Однако… Была такая книга — Масклин нашел ее в Магазине, она-то и навела его на мысль о бегстве на Грузовике. Как же она называлась? Кажется, «Путешествия Гулливера». Там еще была картинка: человек- великан лежит на земле, а маленькие человечки, вроде номов, связывают его веревками. Даже самые старые из номов не могли припомнить, чтобы нечто подобное случилось на их веку. Должно быть, это произошло совсем уж в незапамятные времена.

— Погоди. Если мы объявим им войну… — сказал Доркас и осекся.

— Ну? — нетерпеливо вопросила Гримма.

— Они этого так не оставят. Я знаю, люди не слишком умны, но все же до них дойдет, что происходит неладное, и они нанесут ответный удар. Как говорится, нам в отместку.

— Совершенно верно, — согласилась Гримма. — Поэтому очень важно, чтобы мы первыми ударили им в отместку.

Доркас обдумал слова Гриммы. Они не были лишены логики.

— Но мы будем только обороняться, — сказал он. — Только обороняться. Пусть даже речь идет о людях, я не хочу, чтобы кому-нибудь причиняли вред больше, чем это нужно для самозащиты.

— Разумеется.

— Ты действительно считаешь, что у нас хватит сил сражаться с людьми?

— Да, конечно.

— Но… каким образом? Гримма закусила губу.

— Гм… Сакко и его друзья… На них можно положиться?

— Это хорошие ребята, так и пышут энтузиазмом. И девушки, особенно некоторые из них. — Доркас улыбнулся. — Их манит все новое, неизведанное.

— Хорошо. Нам понадобятся гвозди…

— Я вижу, ты тщательно обдумала план действий, — сказал Доркас.

Гримма внушала ему благоговейный страх. Она часто бывала резка. Он объяснял это тем, что мозг у нее