— Похоже на вулкан, не так ли? — заметил Раскона. — В Пунта-ги-Буррика есть несколько действующих вулканов, например, Эякуяль. У вас будет замечательная возможность познакомиться с ними, губернатор — благодаря вашей «удачной» идее.

— Возможно, — губернатор тоскливо глядел на причудливо изогнутую серую колонну, основанием которой служили руины форта. — Сейчас, правда, моя идея не кажется мне удачной.

— Полагаю, — усмехнулся маленький тан, — генерал-капитан Наваго будет весьма рад услышать от вас эти слова.

— Вы отвезете меня в Сулитаяче? И что меня там ждет? Костер?

— Отчего же. Тан генерал-капитан, сколько мне известно, человек не мстительный, а, — Диего выдержал паузу, — а жадный. Он скорее предпочтет устроить кровопускание вашему кошельку, нежели вам.

Губернатор тяжело вздохнул.

— Если бы вы только знали, чего стоило мне добиться этого назначения…

— Я имею некоторое представление о цене вашей должности, — мягко сказал Раскона. — И потому вполне могу понять желание как можно скорее компенсировать этот урон… к примеру, отправив поклонников Черного Петуха в набеги на иторийскую колонию. А теперь правитель этой колонии возместит свой ущерб от пиратских набегов за ваш счет. Что-то в этом есть, не находите?

— Ваша ирония не уступает в остроте шпаге, — мрачно отозвался губернатор.

— Что ж… — добавил он после недолгой задумчивости, — удары судьбы, как учит нас великий Лакриций, достойно встречать с высоко поднятой головой. Я вижу, у вас в корзине…

Маленький тан разом перестал улыбаться.

— Не дам ни капли! — твердо сказал он. — Ваша проклятая затея, губернатор Муффин, и так обошлась дорого… для моего любимого вина!

Солнце сияло. Море шумело. Бульвар Джудж-ан-Маджудж кипел жизнью.

— Фисташки! Жареные фисташки!

— Шербет! Вкусней поцелуя красавицы! Гуще крови героя! Дешевле чужого горя! Налетай, наливай…

— Аи, кебаб! Вай, кебаб!

— Дай кебаб!

— Сувениры! На память! На добрую память, на вечную память!..

— Перстни с джиннами! Лампы с джиннами! Кому город разрушить? Кому дворец построить? Кому в Дангопею слетать?

— Халва! Идешь мимо, уже сладко…

— Эй, зеваки! Эй, ротозеи! Отправляйтесь с Кей-Кубадом Бывалым в хадж по достопримечательностям! Дворец султана Цимаха! Руины Жженого Покляпца! Собрание мумий Бей-лер-бея! Кто не видел, зря жизнь прожил!

— И вот этот кисломордый иблис, чья душа — потемки, чье сердце — омут смердящий, а руки подобны крючьям могильщика, и говорит мне скверным голосом: «Душенька, если вы согласитесь выйти за меня замуж, я буду счастливейшим человеком в мире…»

— А ты?

— А что я? Замуж-то хочется…

На Востоке, как на Востоке, особенно в Бадандене. А уж если не спеша идти по знаменитому бульвару Джудж-ан-Маджудж, спускаясь к морю… Право слово, уважаемые, ничего в мире восточней не найдешь, хоть сто лет скачи в нужном направлении. Только зря время потратите.

Судите сами!

Родинки на щеках красавиц здесь похожи исключительно на комочки амбры. Тюрбаны на лысинах мудрецов возвышаются, как кипарисы в предгорьях ад-Самум. Доблесть воинов вопиет к небу, нега гаремов стелется ароматным дымом кальяна; любопытство приезжих расцветает алой розой в райском саду. Юноши в Бадандене стройны, как лалангское копье, мальчики прекрасны, как песнь соловья, а зрелые мужи рассудительны, как целый диван визирей, брошенных в зиндан за головотяпство.

О халве уже можно не говорить.

— Халва! Ореховая!

— Халва-а-а! Фисташковая!

— Подсолнечная!

— Морковная!

— С кунжутом! С сабзой!

— По усам течет, сердце радуется…

— … ва-а-а-а!

В кипении страстей, в облаке ароматов, под вопли торговцев и сплетни отдыхающих по бульвару шел молодой человек в камзоле цвета корицы, изящный и задумчивый. Дамы всех возрастов, пригодных для легкого флирта или любви до гроба, провожали его взглядами, за которые иной ловелас пожертвовал бы фамильным состоянием.

Но объект дамского интереса шел дальше.

Молодому человеку было слегка за двадцать, и он полагал себя циником.

Циником в такие годы становятся, потерпев крах в романтическом увлечении, растратив казенные деньги или разочаровавшись в идеалах. Джеймс Ривердейл, виконт де Треццо — а именно так звали нашего молодого человека — приник к утешительным сосцам цинизма в связи с третьим вариантом.

Еще недавно у него имелись идеалы.

Дивные и возвышенные.

И вот они рухнули, столкнувшись с действительностью.

Едва оправившись от ран, в частности от перелома челюсти (увы, чаще всего идеалы, рушась, дают идеалисту по зубам!), он порвал с былыми соратниками, о чем уведомил их в письменной форме, ждал вызова на дуэль, не дождался, сутки выбирал между веревкой и ядом, не выбрал, купил себе два камзола, черный с серебром и цвета корицы, с золочеными крючками, и, наконец, спросил совета у горячо любимого дедушки: «Как быть дальше?»