продолжил:

— Пришел в себя здесь, на дороге. Меня, верно, по голове стукнули, мать. Я все забыл, понимаешь?

— А как же, может быть, — вновь не удивилась старуха. — Тут неподалеку Окта-мельник, так его сынка, старшего, как-то лошадь в лоб лягнула. Он упал и лежит. К вечеру встал — не признает ни папаши, никого. Всех пужался, как кто подойдет — на того с кулаками. Кричал: Духи! Вы — Первые Духи! Потом ушел куда-то, больше не видели его.

Аха прикрыл глаза, не глядя, взял кувшин. Отпил и произнес:

— А кто они такие, Первые Духи, мать?

— Так ведь нету их давно, путник. Что о них теперь говорить? Давненько они… или сгинули, или еще что. Хотя уж ты-то должен знать про Первых Духов, обязательно кто-нибудь рассказал бы…

Аха подозрительно уставился на нее.

— Это почему?

Старуха всплеснула руками.

— Аи, я ж забыла — ты, говоришь, ничего не помнишь? Но имя свое вспомнил все ж таки? Ежели…

— Ты, мать, не путай меня, — перебил Аха. — Почему мне должны были рассказать про Первых Духов?

— Да из-за имени твоего. Был когда-то Кузнец, величайший среди Первых… Про Кузнеца помнишь- то?

Озеро грязи, которым была его память, всколыхнулось, подняв к поверхности смутный образ — тот возник у самой поверхности, беглецу даже показалось, что он видит силуэт, может различить очертания… но образ тут же растворился, исчез.

Аха покачал головой.

— Ну, слушай, раз так, — сказала хозяйка и вновь наполнила свою чашку. — Это давно было. Люди тогда жили на земле, не знали они, как это можно — плавать в облаках, и в землю вгрызаться тоже не умели. И еще не знали они грехов. Никто никого не убивал, не насильничал, не воровал — потому что воровать было нечего. Не было такого, чтоб вот это… — она положила ладонь на кувшин, — твое, а вот это… — дотронулась до чашки, — мое. Вся утварь, весь скарб принадлежали всем. Духи же обитали под землей. С людьми они не то чтобы дружили, но и не притесняли их. Иногда какой Дух мог на поверхность выйти, а иногда они людей к себе вниз брали — не насильно, а кто захочет пойти в услужение. И был…

— Постой, — вновь перебил Аха. — Ты говоришь «духи». А кто они такие, эти духи? Как выглядели?

Старуха покачала головой.

— Я их не видела, и никто из теперешних не видел. Но, говорят, были они как люди, только большие и сильные, и знали столько всего, что мы никогда не узнаем. Ты слушай, путник, не сбивай, а то я позабуду, про что говорила. И был такой человек, Ахасферон, он у Духа Кузнеца в услужении состоял в его подземной кузнице. Выковал его Хозяин как-то Обруч. Всю свою силу, все умение в него вложил. Долго не мог сделать так, чтобы Обруч тот был точно как круг. Понимаешь, путник?

— Нет, — сказан Аха.

— А вот, гляди. — Старуха протянула тощую руку, показывая кольцо на безымянном пальце. — Видишь? Какое это кольцо?

Аха рассмотрел украшение и неуверенно произнес:

— Железное. Хозяйка молчала.

— Дешевое, — добавил он.

— Нет, не то. Какое оно?

— Круглое? — спросил Аха.

— От! Хотя если вправду говорить, — то и не круглое.

— Как же не круглое, когда…

— А вот так. Это нам сдается, что круглое, но если хорошенько приглядеться, то увидишь, что чуток имеется этих… как бишь тот ученый человек говорил… Искривления в нем есть. Искривления — там, и здесь… понял, путник? Я сама не видела, но слышала, есть такие стекляшки, навроде как прозрачные и с ладошку величиной. И ежели через такую стекляшку на что глянуть, то оно видится большим. Ну вроде как стекляшка его увеличивает, то есть не по-всамделишному, а только для взгляда. И ежели ты через стекляшку на кольцо мое поглядишь, то кольцо станет большим, а тогда и всякие эти самые искривления станут большими — и увидишь, что это не круг вовсе. Понимаешь теперь? А Кузнец хотел сделать такой Обруч, чтобы он был всем кругам круг, такой что… от, слово есть для этого, забыла! Как же ж его…

— Идеальный? — спросил Аха.

— От! — обрадовалась хозяйка. — Идеальный Круг. Долго бился Кузнец, и Аха-подмастерье ему помогал. В конце концов собрал Дух всю мощь надземного мира, все его силы — и наконец смог сделать Идеальный Круглый Обруч. Доселе такого в мире не было.

Аха долго глядел на старуху. Наконец спросил:

— И где сейчас этот Обруч?

— Этого не ведаю. Я ж тебе про другое толкую. Ты слушай, Аха, не перебивай. Обруч хранился в подземной кузнице, и Первые Духи со всех сторон собирались, чтобы взглянуть на него и подивиться умению Кузнеца — потому что, хотя по первому взгляду ничего в нем удивительного не было, простой золотой Обруч, и все тут, но круглость его была такая… идеальная, и делала его таким чудесным, что отвести от него взор было никак невозможно, и нельзя было не влюбиться в его совершенную красоту.

А больше всех любил его Аха-подмастерье. И захотел он владеть Обручем, хотя даже не понимал, как это — «владеть». Ведь люди были безгрешны, и воровства они не знали. И денег у них не водилось, и убийства тогда не было, потому что — зачем же убивать, ежели все владеют всем и все довольны? И прелюбодейства не было, потому что все жены любили всех мужей, а все мужи — всех жен. И корысти не было, и зависти. И вот как-то ночью пришел Аха-подмастерье в кузницу и взял Обруч. Решил он так: почему бы не надеть его себе на голову и не уйти? Какая разница, где Обруч находится, хоть у Духа Кузнеца, хоть на голове Аха, ведь ни одна вещь никому не принадлежит… Аха уже почти надел его, когда проснувшийся Кузнец вошел в кузницу за его спиной. И, увидев, что творится, схватил Дух свой молот — да не простой молот, а Первый Молот, отца всех молотов мира, — и ударил он Аха сзади, туда, где голова сходится с шеей и где у всякого человека…

Дверь распахнулась, в комнату один за другим стали входить люди. Льющийся от очага свет озарил меховые одежды. Заблестели короткие клинки и пропитанные маслом, заплетенные в косы черные волосы. Последним — сначала на четвереньках, а после — встав на задние лапы, вошел лохматый пес, на глазах обретающий человеческие черты. Вытянутая морда сплющивалась, треугольные уши уменьшались. Старуха вскочила, и Аха вскочил тоже.

— Убить! — рявкнула хозяйка, скалясь. Дикари бросились вперед, Аха с криком швырнул в них лавку, вспрыгнул на стол, увидел блеснувший в руках старухи нож и палашом пронзил ее шею. Оборотень взвыл, беглец отбросил его назад ударом кулака и прыгнул прямо со стола на ступени лестницы. Позади раздавались грохот и вой. Аха взлетел по ступеням, вышиб первую же попавшуюся дверь. За ней оказалась не обычная комната для постояльцев: посредине была костями выложена пентаграмма, в центре стоял череп, а по углам в плошках оплывали пять горящих свечей. Расшвыривая кости, Аха пересек комнату и вывалился в окно, головой высадив ставни.

Он упал на землю, вскочил, прихрамывая, заковылял к конюшне. Из дома доносился топот — враги еще только бежали на второй этаж.