мощного оружия.

В челноке номер один было три автономных грузовых отсека. Их использовали для близких полетов, когда опасно было сажать корабль на неисследованную землю. Эти стандартные отделяемые отсеки напоминали огромные потертые шляпы. Их круглая форма позволяла хранить многие мили электропроводки, которая составляла большую часть их содержимого, и способствовала преодолению электромагнитных потоков.

Норберт втиснулся в отсек, а Мак свернулся у него на груди.

— Удобно? — поинтересовался Стен, глядя на робота.

— Этот вопрос не имеет смысла, — ответил Норберт. — Когда у тебя электронное тело, одна поза так же хороша, как и другая. Но Маку удобно, доктор Маковский.

— Рад слышать, — сказал Стен. — Удачи, Норберт. Вслед за вами я пошлю отделяемый отсек с пятью добровольцами. Вы с Маком и людьми должны высадиться на поверхности АР-тридцать два у муравейника. У вас есть все, что надо? Помнишь, что надо проверять запас вещества, задерживающего реакцию?

— Конечно, доктор. Оно даст мне достаточно времени, чтобы выполнить задание.

— Хорошо, — сказал Стен. — Пока, Мак. Ты хороший, маленький песик. Надеюсь скоро тебя увидеть.

— Неизвестно, удастся ли вам это, доктор, — заметил Норберт.

Вдруг Стен взорвался.

— Убирайся к черту! — заорал он, захлопывая люк отсека. — Я не нуждаюсь в твоих комментариях. Ты слышала, что он сказал, Джулия?

— Остынь, Стен, — посоветовала она. — Норберт ничего не имел в виду. Он просто констатировал факт. В любом случае, что это меняет?

По радио прозвучал голос Норберта:

— Я готов к отправке, доктор Маковский.

Гилл, сидящий за контрольной панелью, повернул переключатель. Отсек оттолкнулся от платформы с тихим взрывом. Он взлетел в воздух, завис на какое-то время, потом его электромагнитные рецепторы наполнились, и отсек понесся по бурному ландшафту к муравейнику.

Барсук с Глинтом присоединились к другим членам экипажа, пройдя по коридору и найдя друзей в столовой. Волна голосов и запахов захлестнула их. Пятнадцать мужчин и женщин, преимущественно молодых, отмечали прибытие на АР-32 пением и гомоном, гамбургерами и пиццей (отсюда и запахи). Они так вопили, что трудно было поверить в то, что этот шум могут производить люди.

Команда любого корабля отмечала приземление. Это повелось со времен открытия Колумбом Нового Света. Тогда его команда кутила так весело, что позабыла обо всех тяготах пути. Тем же занимался и экипаж «Доломита», прибыв на АР-32. Это был их шанс забыть о неприятностях и успеть влипнуть в новые со службой безопасности, но офицеры не присутствовали на этой вечеринке, а сканирование было запрещено всемогущим Космическим Союзом.

Люди могли говорить все, что угодно, так как поблизости не было начальства и подслушивающих устройств. Никто не мог наказать их за нарушение дисциплины. Союз запрещал это, и Рыжий Барсук ни на мгновение не забывал об этом запрете, присоединившись к команде.

Длинная Мэг, третьеразрядная мочалка из Сакраменто, хлопнула Барсука по спине, обдав пивными парами:

— Где ты был, Рыжик? Не в твоем стиле пропускать вечеринки!

— Я был на месте аварии, — ответил он.

— На месте аварии? Но офицеры не говорили о ней.

— Нет, не говорили, — подтвердил Барсук. — Это очень похоже на них, не так ли?

Мэг придвинулась поближе к Рыжику:

— Это что, очередной треп? О какой катастрофе ты говоришь?

Барсук криво усмехнулся:

— Именно туда нас с Глинтом капитан посылал на разведку. Эту аварию засек наш радар, и мы ходили за «черным ящиком».

— А-а. Всего-то? — спросила Мэг. — Надеюсь, капитан расскажет нам об этом, когда сочтет нужным.

— А я так не думаю, — заспорил Барсук. — Если мы прослушаем пленку, это может многое изменить.

— Рыжик, объясни, что ты имеешь в виду?

— Предположим, существует грузовое судно типа нашего, направляющееся туда же, куда и мы. И вдруг его кто-то взрывает, тот, кому не нравится его присутствие здесь. Что скажешь на это?

— В таком случае дело серьезное, — заметила Мэг, и несколько членов экипажа согласно закивали головами. — Ты точно пересказал нам содержание записи?

— Я ничего вам не пересказывал, — заявил Барсук. — У вас есть своя голова на плечах.

— У тебя есть пленка?

— Я прослушал ее в мастерской. И теперь хочу прокрутить ее для вас. А когда вы ее прослушаете, то сами сделаете выводы.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Барсук, — произнесла Мэг. — Я уверена, что капитан ждет тебя.

— Не бойся, — заверил ее Рыжик. — Запись короткая.

Отделяющийся отсек с Норбертом и Маком танцевал, как лист на ветру. Норберт потерял связь с пятью добровольцами, находящимися во втором отсеке. Ветер подбрасывал их вверх, а потоки воздуха вертели корабль как хотели. Мак завыл, и Норберт крепче сжал его в своих объятиях.

— Не унывай! — крикнул Норберт. Пес, свернувшись у него на руках, повизгивал, закатив глаза в пароксизме страха.

Норберт прихватил несколько специальных вещей, чтобы улучшить настроение собаки. Проблема состояла в том, как до них добраться. Норберт занимал почти все пространство отсека, и ему требовалось намного больше места, чем человеку. Маленький корабль швыряло во все стороны, но робот не страдал от качки. Он умудрился вывернуть запястье и схватил большой кусок войлока, которым обмотал Мака. Пес загавкал, но, казалось, одежда понравилась ему. Его спастические движения затихли, и он начал приспосабливаться к жуткой качке.

Корабль, переведенный на автоматическое управление, танцевал и крутился на ветру. Норберт должен был проверить систему контроля и посмотреть, не может ли он ослабить качку. Но он решил заняться не этим. В автопилот была заложена программа, смягчающая толчки. Норберт не рассчитывал справиться с этой задачей лучше механизма. Вместо этого он соорудил твердую платформу для пса и обмотал войлок вокруг его дрожащей груди так, чтобы не мешать ему дышать. Сам робот не дышал и должен был постоянно напоминать себе, что остальные существа не могут обходиться без кислорода.

Земля быстро приближалась. Ветер крепчал по мере спуска, и от этого приземление на пустынной