— Лживыми? — переспросил Чудакулли. — Это я-то лживый? Да я так же честен, как длинен этот день! Да, чего тебе? — обернулся он к Думмингу, дернувшему его за балахон.

Юноша прошептал что-то Чудакулли на ухо, и тот откашлялся.

— Вообще-то, мне напомнили, что сегодня самый короткий день в году, — признался он. — Тем не менее это никак не противоречит сказанным мною словам, хотя я обязан поблагодарить коллегу за его неоценимую поддержку и постоянную готовность исправить мелкие, пусть даже совсем незначительные неточности. Я удивительно правдивый человек, сэр. Слова, произнесенные на заседаниях университетского совета, не считаются.

— Я ИМЕЛ В ВИДУ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО В ЦЕЛОМ. Э-Э… ЛЮДИ ПОСТОЯННО ГОВОРЯТ ВСЕЛЕННОЙ, ЧТО ОНА НЕ ТАКАЯ, КАК ЕСТЬ.

— Ну, люди много чего говорят, — пожал плечами Чудакулли. — Кстати, а почему ты в это ввязался?

— КТО-ТО ДОЛЖЕН БЫЛ ЗАМЕНИТЬ САНТА-ХРЯКУСА. ЭТО БЫЛО ЖИЗНЕННО НЕОБХОДИМО. БОГА ДОЛЖНЫ ВИДЕТЬ, В БОГА ДОЛЖНЫ ВЕРИТЬ. ДО РАССВЕТА ВЕРА В САНТА-ХРЯКУСА ДОЛЖНА ВОЗРОДИТЬСЯ.

— Зачем? — спросил Чудакулли.

— ЧТОБЫ ВЗОШЛО СОЛНЦЕ. — Волшебники от удивления открыли рты.

— Я ШУЧУ КРАЙНЕ РЕДКО, — заверил их Смерть.

И в этот самый момент раздался ужасный вопль.

— Кажется, я узнал голос казначея, — поморщился Чудакулли. — А он так хорошо себя вел.

Причина казначеева вопля валялась на полу казначеевой спальни.

Это был мужчина, и он был мертв. У живого человека не может быть такого выражения лица.

Первыми сюда прибежали другие волшебники, и Чудакулли едва пробился сквозь плотную толпу.

— О боги, — сказал он. — Ну и рожа! Похоже, он умер от испуга. Что случилось?

— Насколько мне известно, — ответил декан, — казначей открыл шкаф и оттуда вывалился он.

— Правда? Вот уж не думал, что нашего беднягу-казначея можно так испугаться.

— Нет, аркканцлер. Из шкафа выпал труп. Казначей стоял неподалеку в уголке, и на лице его застыло привычное выражение легкой контузии.

— Ты в порядке, старина? — спросил Чудакулли. — Вычисли-ка мне одиннадцать процентов от тысячи двухсот семидесяти шести.

— Сто сорок и тридцать шесть сотых, — мгновенно ответил казначей.

— В полном порядке, — с облегчением произнес декан.

— Не понимаю, с чего ты это взял, — пожал плечами заведующий кафедрой беспредметных изысканий. — Если он умеет быстро считать, это еще не значит, что все остальное в полном порядке.

— В остальном нет никакой необходимости, — возразил Чудакулли. — Он должен только считать. Бедняга слегка сбрендил, но я читал о таких случаях. Он один из этих, трудитов-идиотов.

— Эрудитов-идиотов, — терпеливо поправил его декан. — Их называют эрудитами, Чудакулли.

— Ну и ладно. Такие ребята способны мигом ответить, каким днем недели было первое июня сто лет назад…

— …Это был вторник… — тут же заявил казначей.

— …Но не могут самостоятельно завязать шнурки на своих ботинках, — продолжал Чудакулли. — Кстати, что делал этот труп в шкафу казначея? Только не надо говорить «ничего» или отпускать другие, не менее безвкусные шутки. Трупов в шкафах мы не находили со времен аркканцлера Баклби.

— А мы ведь все предупреждали Баклби, что замок слишком тугой, — вспомнил декан.

— И зачем вообще казначей полез в шкаф, да еще в такое время? — спросил Чудакулли.

Волшебники тупо заулыбались.

— Мы играли в… «сардинки», аркканцлер, — признался наконец декан.

— Во что?

— Ну, это очень похоже на «прятки», только, когда находишь спрятавшегося, нужно тоже втиснуться туда, где он прячется, — объяснил декан.

— Постойте-постойте, я хочу все выяснить для себя, — нахмурился Чудакулли. — Мои старшие волшебники играли в «прятки»?

— Совсем недолго, — ответил заведующий кафедрой беспредметных изысканий. — Сначала мы играли в «бабушкины шаги», а потом — в «слова», потом главный философ устроил нам истерику, потому что мы не разрешили ему писать слово «жирандоль» через «ы», а потом…

— Ушам своим не верю. Вы играли? — Декан подошел поближе.

— Это все госпожа Смит, — пробормотал он. — Если мы отказывались, она сразу начинала плакать.

— Кто такая госпожа Смит?