обрушили на себя этот зал.

Морли едва заметно ухмыльнулся:

— Итак, все, что остается делать, так это накачать их медом и апоморфином и уговорить ожить? А если они откажутся?

— Не откажутся, — сказал Нейл. — Вот увидите.

В дверь постучали, интерн просунул внутрь голову.

— Лэнг выбирается из этого. Он зовет вас.

Нейл выпрыгнул из офиса. Морли последовал за ним в палату. Лэнг лежал на койке под простыней совершенно неподвижно. Его губы были слегка раздвинуты. Ни звука не слетало с них, но Морли, склонившийся над ним вместе с Нейлом, видел, как спазматически вибрировала подъязычная кость.

— Он очень слаб, — предупредил интерн,

Нейл пододвинул стул и уселся рядом с койкой. Видно было, насколько он сконцентрировался, хотя плечи его были расслаблены. Он низко склонился к Лэнгу и напряженно вслушивался. Через пять минут все повторилось. Губы Лэнга задрожали. Его тело под простыней напряглось, он словно старался разорвать пряжки, затем снова расслабился.

— Нейл… Нейл, — пробормотал он. Звуки, слабые и приглушенные, доносились словно из чрева колодца. — Нейл… Нейл.

Нейл погладил его по лбу своей небольшой аккуратной рукой.

— Да, Бобби, — произнес он мягко. Его голос был нежнее птичьего пуха. — Я здесь, Бобби. Ты можешь теперь выходить.

Перевод с англ. А. Кондракова

НЕВОЗМОЖНЫЙ ЧЕЛОВЕК

С наступлением малой воды, закопав наконец-то яйца в перепаханном песке у подножия дюн, черепахи начали обратное путешествие к морю. Конраду Фостеру, вместе с дядей наблюдавшему за этой картиной с баллюстрады приморского шоссе, казалось, что животным остается всего пятьдесят ярдов до кромки спасительной воды. Черепахи тяжело пробивались к цели, их темные горбатые спины то и дело скрывались среди брошенных упаковочных ящиков из-под апельсинов и куч бурых водорослей, принесенных морем. Конрад указал на стаю чаек, отдыхавших на подсыхающей отмели в устье эстуария. Птицы, все как одна, смотрели в сторону моря, словно им были безразличны пустынный берег, старик и мальчик, стоявшие у ограждения шоссе, но стоило Конраду сделать жест рукой, как все птичьи головы разом повернулись.

— Они заметили их… — Конрад положил руку на ограждение. — Дядя Теодор, вы думаете?..

Его дядя указал палкой на автомобиль, ехавший по шоссе в четверти мили от них.

— Наверное, их внимание привлекла та машина. — Он вынул трубку изо рта, и тут же с песчаной банки донеслись крики. Первые чайки взмывали в воздух, а затем вся стая, словно коса, стала разворачиваться к берегу. — Они идут.

Черепахи вышли из-за укрытия мусора у самой линии отлива. Они пересекали полоску влажного песка, отлого уходящего в воду, когда над ними раздались крики чаек, словно вспарывавшие воздух.

Конрад двинулся было в сторону шале и заброшенного чайного сада на окраине городка, но дядя задержал его, схватив за руку. Черепах выхватывали прямо из воды, сбрасывали на песок, где десятки клювов разрывали их на части.

Примерно через минуту после прибытия птицы уже поднимались с пляжа. Конрад и его дядя не были единственными зрителями краткого пиршества. Небольшая группа, чуть больше десятка мужчин, покинула свой наблюдательный пункт среди дюн и двинулась по пляжу, отгоняя последних птиц от черепах. Это были пожилые люди, лет за шестьдесят и даже за семьдесят, в майках и хлопчатобумажных брюках, закатанных до колен. У каждого в руках были брезентовый мешок и багор — деревянная рукоять, увенчанная стальным лезвием. Они подбирали панцири, очищая их на ходу быстрыми, заученными движениями, а затем бросали в мешки. Влажный песок был весь в крови, и вскоре босые ноги и руки мужчин покрылись багровыми пятнами.

— Пожалуй, нам пора, — дядя Теодор посмотрел в небо, провожая взглядом чаек, возвращавшихся в эстуарий. — Твоя тетя, уж наверное, что-нибудь приготовила к нашему возвращению.

Конрад наблюдал за стариками. Когда они проходили мимо, один из них поднял в знак приветствия свой испачканный кровью багор.

— Кто они? — спросил юноша, когда его дядя ответил на салют.

— Сборщики панцирей, они приезжают на сезон. Панцири приносят приличные деньги.

Они направились в город. Дядя Теодор двигался медленно, опираясь на палку. Когда он задержался, Конрад обернулся, чтобы посмотреть на пляж. Непонятно почему, но эти старики, испачканные кровью убитых черепах, выглядели неприятней, чем зловещие чайки. Затем он вспомнил, что, по-видимому, сам навел чаек на черепах.

Шум грузовиков заглушил угасающие крики птиц, садившихся на песчаную банку. Старики ушли, и наступающий прилив начал омывать испачканный песок. Старик и юноша достигли первого перекрестка у шале. Конрад провел дядю к острову безопасности в самом центре шоссе. Дожидаясь, когда проедет грузовик, он сказал:

— Дядя, ты заметил, что чайки так и не прикоснулись к песку?

Грузовик проревел мимо, его высоченный фургон заслонил собой небо. Конрад взял дядю за руку и двинулся вперед. Старик послушно заковылял следом, втыкая палку в зернистый гудрон, затем сделал шаг назад — трубка вывалилась у него изо рта, когда он закричал при виде спортивного автомобиля, выскочившего на них в облаке пыли из-за грузовика. Конрад успел заметить побелевшие костяшки пальцев водителя на рулевом колесе, застывшее лицо за ветровым стеклом, в то время как автомобиль уже на тормозах скользил юзом по поверхности шоссе. Конрад попытался оттолкнуть старика, но машина, в клубах пыли врезавшись в островок безопасности, настигла их.

Больница была почти пуста. В первые дни Конраду нравилось лежать неподвижно одному в палате, наблюдая за пятнами света на потолке — отражение от цветов, стоящих на подоконнике, прислушиваться к звукам за раздвижными дверями комнаты санитаров. Время от времени появлялась сестра-сиделка, чтобы взглянуть на него. Однажды она нагнулась, чтобы поправить шину, в которой покоилась его нога, и он заметил, что она немолода, даже старше его тети, несмотря на худую фигуру и тщательно подкрашенные волосы. Фактически все сестры и санитарки, которые ухаживали за ним в этой пустой палате, были пожилыми и смотрели на Конрада, скорее, как на ребенка, чем на семнадцатилетнего юношу; они беззлобно подшучивали над ним, когда делали что-то в палате.

Позднее, уже потом, когда боль от ампутированной ноги не давала ему покоя, сестра Сэди стала наконец-то заглядывать ему в лицо.

Она сообщила, что его тетя приходит навестить его каждый день и обязательно появится завтра.

— …Теодор, дядя Теодор?.. — Конрад попытался присесть в постели, но невидимая нога, мертвая и тяжелая, как у мастодонта, остановила его. — Господин Фостер… мой дядя. Автомобиль…

— Проехал в нескольких ярдах, дорогой. Даже дюймах. Сестра Сэди потрогала его лоб рукой, подобной прохладной птице. — У него только царапины на запястье, там, где руку порезало ветровым стеклом. Но, боже мой, сколько же стекла мы вынули из тебя — ты выглядел так, будто пролетел сквозь оранжерею.

Конрад отстранил голову подальше от ее пальцев. Он обежал взглядом ряд пустых кроватей в палате.

— Где он? Здесь…

— Дома. За ним присматривает твоя тетя, вскоре он будет совсем здоров.

Конрад откинулся в постели, дожидаясь, когда сестра Сэди уйдет и он останется один на один со своей болью в исчезнувшей ноге. Над ним, подобно белой горе, громоздилась металлическая конструкция

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату