множество стен, совершенно нет эха.

— Вы не должны этого делать, — сказал старик. — Вы должны жить. Вы находитесь под приносящей несчастья звездой.

Марио злобно усмехнулся и опустил ногу на палку, та треснула.

— Девушка, — повторил он, словно знал только одно это слово из всего старого языка. — Я не боюсь ее и заплачу ей, понимаешь? Она не марсианка, и я куплю ее.

— Брось, Марио, мы сами найдем ее, — сказал Жалмар, которому все это было неприятно. — Он, вероятно, ничего не знает. Марсиане не заботятся о чужаках.

— Это верно, — ответил старик. — Я думаю, здесь никто не знает, куда она пошла. В ней поселился демон.

— Оставь его, — вновь повторил Жалмар. — Ты же видишь, что он ненормальный.

Марио еще раз безжалостно наступил на палку и сломал ее. Жалмар вздрогнул, так как ему показалось, что он услышал хруст костей.

— Я иду один, а ты теряй время на разговоры.

Марио с отвращением тряхнул головой и последовал за ним. Прежде чем свернуть за угол, Жалмар оглянулся еще раз. Старик обхватил голову руками. Это был жест глубокой печали. Секунду спустя он спросил себя, какую судьбу может оплакивать этот гротескный страж оскверненного дворца.

Двор поглотил их. На этот раз это был больше не сад, хотя пол здесь также покрывал серый песок, который был тоньше, чем песок дюн, словно его когда-то просеяли двенадцать раз после того, как извлекли из какой-то дальней песчаной ямы и принесли сюда. Теперь они находились во внутреннем дворе дворца, и в шести белых стенах, окружающих их, на неравномерных расстояниях друг от друга находились треугольные нищи, связанные друг с другом переплетениями трещин.

Глаза инстинктивно искали симметрию или четкие линии, словно исследуя звездное небо, но архитектор намеревался спроецировать на стенах имена могущественной семьи, потому что ниши, темные пещерки и связывающие их тянущиеся до самого низа арабески образовывали буквы. Время отложило на них свою печать, и опорные балки, которые в некоторых местах заменяли рухнувшие арки, окончательно скрадывали и уничтожали намерения строителей.

Посреди двора стояла чаша, в которой находилось немного голубого песка, а из ноздрей шести скульптур текли струйки воды.

— Руна Харин! — воскликнул Марио. — Знак несчастья!

Она находилась на высоте шести или семи метров.

Марио снова ринулся вперед, и Жалмар снова удержал его, протянув руку к поясу, где находилось оружие. В нишах двигались нечеловеческие существа.

Все взгляды были направлены на них. Из-за полосатой материи высовывались морды. Нечто черное, червеобразное наверху, на стене, щелкнуло, словно удар бича. На внешнем крае стены блестели раскачивающиеся взад и вперед глаза.

Марио вытащил оружие, но Жалмар положил на его руку свою, и Марио опустил ствол. Слишком много глаз выглядывало из ниш.

— Нет, — сказал Жалмар, — убери оружие.

Марио заколебался. Теперь он охотно бы убрался отсюда, но Жалмар сдаваться не хотел. Когда под их ногами заскрипел песок, вокруг поднялся гам, состоящий из резких криков, пыхтения и свиста, из короткого и хриплого рева, прерывистых вздохов, серебристого звона и повизгивания, из шепота слов, которые непрерывно произносились на дюжине языков.

— Ты понимаешь, что они говорят? — прошептал Марио.

Жалмар молчал.

— Они говорят о грозящей опасности и предупреждают нас.

— Ну и что? — спросил Жалмар и еще раз посмотрел на знак Харина.

Гам стих. На их плечи давила тяжесть дворца. По стене поднималось сложное мягкое переплетение песчаных лиан, издали похожее на помост, которое связывало друг с другом две или три ниши, а также альковы со знаками Харин. Жалмар ногой проверил прочность переплетения стеблей. Оно задрожало, но его вес выдержало.

— Она наверху.

— Я иду первым.

Они чуть было не заспорили, но Жалмар настоял на своем, так как относился с известной снисходительностью к Марио и его легкомыслию. Сыну торгового принца было полезно доказать, что он ничего не боится. Особенно девушки. В космосе зачастую преодоление страха означает спасение жизни. К тому же он решил первым проникнуть в пещерку и обнаружить девушку.

Ловкий, как кошка, он карабкался вверх по раскачивающимся стеблям, улыбаясь Марио, который следовал за ним. Потом он увидел светлое пятно, которое двигалось, а когда его глаза привыкли к темноте, он рассмотрел одежду, словно бы из гладкого меха. На каменной скамье сидела девушка, которая при виде их спрятала лицо в ладони. Сжатые ладони были похожи на гигантские веки.

Марио приблизился к ней и без всякой грубости протянул руку, но она бросилась на него, укусила и попыталась бежать. Потеряв голову от гнева, он схватил ее и швырнул назад, на скамью. Крепко сжав ее руки, он попытался сорвать с нее одежду… и тут же вскрикнул.

Жалмар увидел, как кровь отхлынула от лица Марио, потом девушка прекратила сопротивление, а рука Марио постепенно исчезла в мехе, проглоченная вздрагивающей одеждой. Все его попытки освободить руку были тщетны. Почти обнаженная, девушка смотрела на него застывшими глазами, а он, отпустив ее запястье и тяжело дыша, со стоном боролся с одеждой, которая перемалывала его.

Жалмар медленно и робко, как во сне, двинулся вперед. Он схватился за одежду и хотел сорвать ее, но она обхватила его пальцы. Одежда была живой, но прочной и эластичной, как металлическая фольга.

Девушка бросилась на Жалмара и гневно ударила его, заставляя отступить. На ее руке был черный знак. Теперь она была обнажена, но Жалмар способен был слышать только жуткий треск и свист воздуха, вырывающегося из легких Марио. Внезапно он увидел кровь, выступившую на конвульсивно стягивающейся одежде, и закричал, пытаясь разбудить уже замолкшего Марио.

Потом он опустил глаза. Одежда, как плоский червь, ползла прочь, возвращаясь на плечи девушки, а то, что теперь лежало на земле, больше не было Марио — это была беловато-пурпурная, бесформенная кровавая медуза, из которой торчали белые обломки костей…

Жалмара вырвало. Придя в себя, он посмотрел на девушку полными слез глазами, потом на окровавленный мех и, повернувшись, с разбега прыгнул в пустоту.

Он ждал, ждал часы и бесконечные дни, плавая в теплой, асептической жидкости, потому что у него было сломано более ста костей. Когда он очнулся от долгой ночи анестезии, ему показалось, что он чувствует, как потолок давит на него; он громко завопил или просто подхватил старый вопль. Его успокоили и положили в ванну с жидкостью.

Он помнил, что обязан своей жизнью девушке, которая сообщила о нем посту охраны. Странно — она даже не посмотрела в его сторону. Он не знал, как все это произошло, но, по его мнению, она хотела избежать неприятностей. Вероятно, во время анестезии из его мозга была извлечена вся информация, как это обычно бывает, когда происходит несчастный случай с летальным исходом. Ответственность за это лежит только на Марио и на нем самом. На них, очевидно, условно было наложено наказание, о котором он никогда больше не услышит, так как по марсианским законам этого было достаточно.

Иногда он тосковал по девушке, но потом обнаружил, как относительна и ненадежна память, которая вместо воспоминаний хранит лишь слабые их следы. Он часто пытался спросить себя, увидит ли ее когда- нибудь еще и кто она такая, но с его губ не слетало ни слова, потому что он чувствовал, что если заговорит о ней, психологи, заботящиеся о нем, будут разочарованы. Проходили часы и дни. Иногда для него на стену проецировали картины Марса или других миров. Ему все еще нравилось думать о голубых волосах девушки. Он закрыл глаза, и она явилась к нему обнаженной, с одеждой у ног, а от ее кожи исходил мягкий, холодный свет, перед которым отступает ночь.

Когда его вынули из бассейна, ему пришлось снова учиться ходить, а потом, поддерживаемый и ведомый автоматом, он снова коснулся ногами жесткой поверхности улиц Толы. Он поспешил в порт, в