— Да?
Хит приподнял бровь.
— Я хотел сказать, что иногда бывает так: когда человек защищает свою жизнь и жизни других, то он жертвует частью своей души.
Эмма захлопнула учебник и посмотрела на брата.
— И с тобой так было, Хит?
Он не ожидал такого вопроса.
— Да, когда-то было именно так.
— А теперь? — мягко спросила она, чувствуя себя виноватой зато, что толкает на откровенность. Ведь Хит вмешивается только потому, что искренне беспокоится за нее.
— Теперь у меня есть жена и семья, так что я не испытываю ни в чем недостатка.
— Милый Хит. — Эмма печально улыбнулась. — Что бы мы без тебя делали?
Он вздохнул:
— Не хочешь что-нибудь сказать мне по секрету? Я никогда не воспользуюсь твоим доверием.
— Только одно, — ответила она, опустив глаза.
— Да?
— Я хочу, чтобы ты знал — за все твои жертвы и потери во время войны ты приобрел мудрость и доброту.
— И это все? — Он был явно разочарован. Она подняла на него игривые голубые глаза.
— Мы уже не дети и больше не играем в инквизицию Боскаслов. Я достаточно взрослая, чтобы самостоятельно решить, чего хочу в жизни.
— Я рассчитывал услышать другой ответ, — улыбнулся он. — А это вообще не ответ, умница моя.
«Будь счастлива, Эмма».
Это были последние слова ее покойного мужа. Его благословение.
Но он не сказал ей, как быть счастливой.
Просто: будь счастлива.
Когда он умер, она почувствовала себя осиротевшей, но не одинокой, потому что едва его гроб опустили в землю, как братья убедили ее, что она должна оставить свою академию для юных леди в Шотландии и переехать в Лондон, где они смогут защитить ее от всевозможных бед, которые грозят молодым вдовам.
А получилось так, что как раз Эмма — о чем она ни разу не пожалела — стала заботиться о Боскаслах, предупреждать неприятности, в которые они могли угодить. Трагическим исключением стал самый младший брат Брандон.
Эмма не жаловалась на судьбу. Она стояла на страже интересов братьев, и это заполняло пустоту в жизни. Теперь все они обзавелись семьями, а она смогла найти применение своим педагогическим способностям, открыв академию в Лондоне.
Но нежданно-негаданно Эмму побили ее же оружием. Братья всегда обвиняли ее в том, что она вмешивается в их дела. А теперь в ее дела вмешиваются они, так что они отплатили ей той же монетой.
За последующие два дня Эмма в этом убедилась. Семья едва не задушила ее в своих заботливых объятиях. Да она и чашки чаю не могла выпить, чтобы кто-нибудь из братьев не объявился у нее под носом. Ее повсюду сопровождали. С каких это пор Девон стал проявлять интерес к посещению библиотеки и как раз в то время, когда туда пошла она? И скажите на милость, почему Хит полюбил делать покупки — подумать только, кружева! — и торговаться о цене носовых платков?
Но до того момента, пока она неожиданно не столкнулась с лордом Вулвертоном в музее, Эмма не понимала, что разработан скрупулезный конспиративный план по предотвращению ее встреч с Эйдрианом наедине. Они с Шарлоттой повели девочек на урок истории. Вдруг из-за египетского саркофага появился Дрейк и прошествовал мимо нее к коллекции античных гончарных изделий. Дрейк и античное искусство?
Ясно, что ее изобретательные братья решили, что у них есть веская причина встать на защиту ее интересов.
— Как вы узнали, что я буду здесь? — шепотом спросила она Эйдриана, когда он последовал за ней в римскую галерею.
— У меня есть доносчик в вашем доме, который сообщает мне о том, куда вы пойдете.
— Это Харриет? Эйдриан, как вы могли? Вы не сказали моим братьям… о нас? — Она с трудом сглотнула слюну. — Они знают. Другого объяснения нет.
Эйдриан шел за ней на приличном расстоянии.
— От меня они ничего не узнают. Я скорее умру, чем предам вас.
Эмма заметила, как Харриет потихоньку отстала от группы учениц.
— Харриет, не смей лезть рукой в урну. Никогда не знаешь, что там может быть.
Весь день шел дождь, и в музее было холодно. Но от фигуры Эйдриана в шерстяном плаще веяло теплом, и Эмме даже стало жарко. Чуть слышно она спросила:
— Эйдриан, почему вы меня преследуете?
— Потому что я хочу… потому что я… о черт! Эмма, мы можем выйти в коридор хоть на минуту?
Она оглянулась. — Ну, если только на минуту. Он посмотрел через плечо и заметил всего в нескольких шагах Дрейка.
— Между вами и мной ничего не кончено, — еле слышно произнес он. — Каждый час с тех пор, как…
Он замолк, потому что стоило им свернуть за угол, как они увидели младшего брата Эммы Девона, внимательно изучавшего коллекцию манускриптов.
— Странное дело, — пробормотал Эйдриан. — Здесь, оказывается, вся семья. Вон ваш брат.
Эмма в ужасе оглянулась.
— Не может быть. Он стоит рядом с Шарлоттой.
— Другой брат. Девон.
— Девон? В музее? Теперь мне все понятно!
Девон сел в кресло и, опустив на колени папку с манускриптами, изобразил удивление, затем дружески им помахал.
Эмма остановилась.
— Это зашло слишком далеко. Я положу этому конец, как только вернусь домой.
— Эмма, я всего лишь хочу поговорить с вами без полного состава охранников.
Она многозначительно посмотрела в сторону брата.
— Кажется, вам придется сделать это в присутствии целого комитета спасения.
— Я предпочитаю устроить личную встречу.
— Мы не сможем, — шепотом ответила она. — По крайней мере, до тех пор, пока они не перестанут сторожить меня, как сейчас.
Он нахмурился.
— Я не сдамся. Возможно, вам это неизвестно, но я всегда доводил задуманное до конца и сейчас не собираюсь отступать.
Вот она, мужская самонадеянность. И в то же время в его лице было что-то трогательно- беззащитное.
— Посмотрим, — тихо ответила она.
Эйдриан понимал, что объявленная любовная война потребует более искусной стратегии, чем прямые военные действия, которые он вел в прошлом, приобретая репутацию безжалостного воина.
Однако прежде ему не приходилось вести военную кампанию против братьев Боскасл. Он не мог не восхищаться их изобретательностью и решительностью, когда дело касалось защиты члена семьи.
Но как бы он ими ни восхищался, это не удержит его от осуществления поставленной цели. Наоборот