— Вот они, творческие натуры… Неужели вы не понимаете, на дворе век Летучей Мыши! — воскликнул Бадья. — Опера — это коммерческое предприятие, а песенки можно распевать и на улице.

— Это вы так считаете. Однако…

— Представление о сопрано как о дамочке пятнадцати акров в обхвате и в рогатом шлеме давным-давно устарело.

Зальцелла с Поддыхлом переглянулись. Значит, вот какой у них новый хозяин…

— К сожалению, — язвительно откликнулся Зальцелла, — по-прежнему актуально представление о сопрано как о певице с приемлемым певческим голосом. У нее хорошая фигура, это верно. И она не без… искорки. Однако петь она не умеет.

— Но ее ведь можно научить! — возразил Бадья. — Несколько лет в хоре и…

— Да, быть может, после нескольких лет в хоре, если я, конечно, столько протяну, она станет вполне посредственной певичкой, — отозвался доктор Поддыхл.

— Э-э, господа… — Бадья взмахнул рукой. — Гм-м. Ну ладно. Значит, карты на стол, так вы хотите? Хорошо. Я человек простой. Вокруг да около не хожу, говорю все напрямую, черное называю черным, а белое…

— Да-да, мы очень хотели бы познакомиться с вашим взглядом на вещи, — перебил его Зальцелла.

«Вот, значит, какой хозяин нам теперь достался… — снова подумал он. — Выбрался из грязи в князи и страшно горд своими достижениями.

Путает грубоватое добродушие и честность с обыкновенным хамством. Рискну поставить доллар, он считает, будто бы ему ничего не стоит распознать человека, внимательно посмотрев тому в глаза и пожав ему руку…»

— Я прошел через мельницу жизни, — продолжал Бадья, — и сам замесил свою судьбу…

«Может, ему лучше было какую-нибудь пекарню купить?» — уныло подумал Зальцелла.

— …Но я должен поставить вас в известность, что здесь замешаны некоторые, з-э, финансовые интересы. Ее отец, он, э-э, одолжил мне в свое время изрядную сумму на покупку этого заведения. Тогда же он выразил обеспокоенность судьбой своей дочери. Искреннюю отцовскую обеспокоенность. Если мне не изменяет память, то дословно он выразился так: «Смотри, не вынуди меня потом переломать тебе ноги». Я, конечно, не рассчитываю, что вы, творческие натуры, это поймете. Это ведь бизнес. Но мой девиз таков: береженого боги берегут.

Зальцелла засунул руки поглубже в карманы жилета, откинулся в кресле и принялся тихонько насвистывать.

— Понятно, — произнес Поддыхл. — Что ж, такое случается не впервые. Хотя, вообще-то, больше проблем с балеринами.

— Нет-нет, это тут совершенно ни при чем. Чисто деловые отношения, — поспешно уверил Бадья. — Просто к деньгам, как бы сказать, прилагалась эта девушка, Кристина. И вы ведь не станете отрицать, со внешностью у нее действительно все в порядке.

— Нам-то что? — пожал плечами Зальцелла. — Это ведь ваша Опера. А как насчет… Пердиты?..

Они улыбнулись друг другу.

— Ах да, Пердита! — Скинув с плеч вопрос о Кристине, Бадья испытал огромное облегчение. Теперь можно было опять стать честным и прямодушным руководителем.

— Пердита Икс, — поправил его Зальцелла.

— Я даже думать боюсь, что за имечко придумает себе следующая певичка!

— Уверен, эта Пердита еще себя покажет, — заметил Поддыхл.

— Ага, если когда-нибудь у нас дойдут руки до той оперы, ну, помните, со слонами.

— Но какой диапазон… Какой охват! У нее потрясающий охват…

— Во-во. Я видел, как ты на нее таращился.

— Я говорил о голосе, Зальцелла. Своим голосом она обогатит звучание хора.

— Она сама как целый хор. Всех остальных можно смело вышвыривать на улицу. О боги, она может петь сама с собой! Но разве можно представить ее в главной роли?

— Только не это. Зрители попадают под стулья от смеха.

— Согласен. Но характер у нее, похоже… сговорчивый.

— Чудесная девушка, я так сразу и подумал, как увидел ее. И волосы, кстати, хорошие.