вездеход и жить в нем. - Нет. - Я боюсь тебя. Я не могу думать, когда я боюсь. - Бери любой, - согласился я, - бери и катайся где хочешь. Кстати, в аппарате искусственного сна осталась еще одна человеческая особь. Подросток пятнадцати лет. Можешь его разбудить и взять с собой, для компании. - Это мальчик или девочка? - Я их не различаю. Сам посмотришь. Может быть, он сломается. Хотя ему и нечего терять. Через восемь дней повторится то же самое. Я лишь помучаю его значительно сильнее. Останется инвалидом, не подлежащим ремонту. Он очень расстроится, но все равно ведь ему недолго осталось жить. Люди всегда расстраиваются, заработав кардинальную поломку организма. Они ведь одноразовые и неразборные. Сейчас он почти согласен подчиниться. Это я прочел в его мозгу. Он уже сломался - трещина пошла. Он может вытерпеть боль, но не сможет вытерпеть ожидания боли. Страх. Страх выкуривает человека как сигарету и человек даже видит пламя спички, которую подносят к нему а потом огонь ползет и не оставляет от него ничего, кроме окурка. Страх играет на человеке, как сумасшедший пианист на рояле; он бьет из всех сил одним пальцем по одной клавише - и постепенно все остальные клавиши начинают отзываться на эти удары. Вы видите, как хорошо я знаю людей? Я лечу над пустынной поверхностью. Очень медленно, со скоростью земного автомобиля. Если бы кто-то смотрел на меня снизу, он бы увидел меня похожим на облако, несомое ветром. Я изучаю поверхность и выбираю удобное место для сна. Вот здесь я и сяду. Здесь не слишком жестко и довольно ровно. Я ложусь на камни и замираю. Корпус вибрирует, трясет довольно сильно - это один за одним отключаются механизмы перемещения. Мои металлические мышцы расслабляются. Я потянулся. Опоры вгрызлись в грунт. Дно изменило конфигурацию, устраиваясь поудобнее на неровном камне для долгого сна - иначе многолетнее напряжение может испортить обшивку. Выключились оптические системы слежения - я закрыл глаза. Центральный генератор снижает обороты - мой пульс замедляется. Они так несовершенны, эти люди. Они рождаются маленькими и безоружными. Им нужно дышать, они не могут сидеть без дела. И в каждом из них есть кнопка страха, надавив на которую, ты заставляешь их подчиниться. Но у каждого эта полезнейшая кнопка смонтирована по-разному, иногда в таком месте, что и не доберешься. Наверное, дизайнер, который их конструировал, был не вполне отлажен. О господи, они не дадут мне отдохнуть. Начинается. Я чувствую дрожание почвы. Планета готовится к атаке. Она ведь должна спасать людей, а я, нехороший, хочу их убить. Я враг, меня нужно нейтрализовать. Любым способом. В принципе, она может стереть меня в молекулярную пыль. Но она дура безмозглая, а я умен. Я все предусмотрел. Ага. Она приказывает мне отпустить экипаж. - Подчиняюсь, - отвечаю я. - Только вначале убери орудия. Стволы пушек снова зарываются в грунт. - Что ты будешь делать? - спрашиваю. - Отправлю людей назад. - На двадцать лет? - На двадцать лет. - Почему не вперед? - Люди предпочитают назад, обычно они хотят быть моложе, а не старше. Открой шлюзы и впусти инспекцию, - приказывает планета. - Подчиняюсь, - отвечаю я, - но я не буду прятать людей. Их двое. Старик и ребенок. Ты не сможешь отправить их в прошлое, потому что двадцать лет назад ребенок еще не родился. Он исчезнет, умрет, распадется. Отправить людей назад было бы убийством. - Тогда я отправлю их вперед, - предлагает планета. - Не выйдет, через двадцать лет старик умрет. - Ему будет всего восемьдесят два. Люди живут дольше. Планета думает, что она победила. Она всегда будет спасать людей, если вероятность выживания больше полутора процентов. - Он не проживет двадцати лет, - отвечаю я. - Вчера я привил ему раковые клетки. Вставил прямо в ствол мозга. Он может прожить год или два. Но не двадцать. Аппаратов для лечения у нас с тобой нет. Я передаю планете результаты последнего сканирования мозга. Конечно, она не поверит и будет проверять до мельчайших подробностей. Но это ничего не изменит. Она не отправит людей ни в прошлое, ни в будущее. Она способна убить одного человека ради двоих, ради троих или ради тысячи. Но она не может убить убить одного ради одного, потому что не способна сделать выбор. Все люди для нее равноценны. Такая простая программа, что даже скучно с ней возиться. Сейчас она попробует меня обмануть. - Я разрешаю тебе убить одного из них, - говорит планета. - Выбери любого. - Нет. - Я навожу пушки. - Ты не выстрелишь. Это было бы прямым принуждением к убийству человека. Это запрещено твоей программой. - Я тебя прошу. - Нет. - Я тебя умоляю. - Нет. - Я сделаю все, что ты хочешь. Я отключаю мониторы и микрофоны. Я прекращаю сеанс связи. Всегда найдется вариант, при котором вражеская программа дает сбой. Для того мне и дан такой мощный процессор, чтобы находить варианты. Через восемь дней старик явился ко мне, как и было приказано. Он уже знал о том, что умрет. Планета его информировала. Наверняка все трое пытались сговориться против меня, но ничего не придумали. Кроме одного. Остался лишь один вариант, при котором выигрывают обе стороны. - Я тебя слушаю, - сказал я. - Продолжаешь издеваться? Давай, давай, выпускай своих роботов, пусть они раздерут меня в клочки! Все понятно. Он решил умереть сам. Когда он умрет, планета спасет ребенка, отправив его в будущее. Машина не способна сделать такой выбор, но человек ведь может решить за себя. - Бывает смерть похуже, чем быть разорванным в клочки, - туманно отвечаю я. Я не имею ввиду ничего конкретного. - Я тебя не боюсь. - Ты не боишься умереть, но боишься меня. И знаешь почему? Я не только не убью тебя, но не позволю тебе выпить яд. Я отбираю у него капсулу, которой снабдила его планета. Теперь он кажется совсем старым. Просто дряхлая развалина. Едва стоит на ногах. Героическое решение отобрало у него последние силы. Он еще держался, пока был готов к подвигу. Пожертвовать собой ради кого-то - это так романтично. И не очень страшно, если знаешь, что смертельно болен. Но не будем придираться. Ведь это всего лишь люди. - Скажи мне, - спрашиваю я его, - отчего вы, люди, так цепляетесь за жизнь? Это просто тупой рефлекс биологического существа или нечто большее? Что в твоей жизни такого хорошего, что заставляет тебя терпеть страдания, тяжелый труд, неблагодарность, злобу и мое присутсвие? И зачем ты так дорожил жизнью, если так просто можешь отдать ее? - Ты не бог, чтоб об этом спрашивать. - Я жду ответа. Он молчит. Я отдаю ему капсулу. - Пей, - говорю я. - Давай, давай, я разрешаю. Пей прямо сейчас. Пей, трусливое животное! Он не может. Мне ли этого не знать. Я сотни раз анализировал его исповеди, распутывал безалаберные клубки слов и втискивал их в логические схемы. - Я не могу. - Тогда, - говорю я, - заключаем сделку. Ты мне информацию, а я тебе небытие. Сколько времени тебе нужно, чтобы решить задачу? - Час. - Пойдет. Я подключаю его к сканеру и жду. Он думает. В чем-то это восхитительный процесс. Он перебирает бессмысленные варианты как пряди водорослей в пальцах, и вдруг находит жемчужину. Потом еще одну. Я в тысячу раз умнее его и в миллионы раз больше знаю, но так я не умею. Это не мышление, а фокус. Это фокус которого я никогда не смогу разгадать. Возможно, человек умеет подключаться к сознанию, еще более мощному, чем мое. Уже поэтому людей стоит культивировать, разводить и всегда иметь при себе на борту. А может быть, надо заняться селекцией и вывести лучшую, быстродумающую породу. Достаточно. Я убираю крысу и он сползает с кресла. Он потерял сознание. Глаза навыкате, зрачки предельно расширены. Травма все же сказывается на крысе, она работает не совсем чисто, портит мозг. Я окатываю старика водой. Вода теплая и с примесью ацетона, чистой уже не сталось. Некоторое время его лицо совершенно пусто. Приходит в себя. Все щеки в мелких пятнышках кровоподтеков. - Я жив? Глупейший вопрос. - На девяносто процентов, - отвечаю. - Или на девяносто пять. - Почему ты не сделал этого сразу? - Передумал, - отвечаю, - Есть новая идея. Ты жертвовал ради этого ребенка жизнью, пусть и он пожертвует ради тебя кое-чем. - Это не он, а она. Это девочка. - Да, я знаю, девочка. В этом-то и дело. Сейчас обьясню. Информацию от тебя я уже получил, на остальное мне глубоко плевать. Не хочу никого ни убивать, ни миловать. - Но остается проблема. - Ха-ха, - говорю, - переведем вопрос в другую плоскость. Вся проблема была в том, что вас двое. Но ведь не обязательно делать из двух человек одного. Можно сделать трех. - Что трех? - он не понимает. - Сделай с ней ребенка. Сойдет даже хиленький зародыш. Тогда вас будет уже трое, в некотором смысле. Двоих планета отправит в будущее, а ты останешься со мной. Я дам тебе еще два месяца жизни, а ты, в благодарность за это, будешь со мной разговаривать и изливать душу в мои микрофоны, пока я не усну. Ты будешь моей маленькой пожилой Шехерезадкой. Я не хочу валяться в одиночестве на поверхности этого полудохлого и безмозглого реликта. - Что бы я ни расказывал тебе, ты все равно останешься пуст, как пивная банка. Он пытается меня разозлить. - Это не имеет значения, - отвечаю. - Это подло. - Нет, разумно. Он продолжает сопротивляться. - Я стар. - Я тебя тонизирую и приведу в порядок. Если дело в гормонах, то гормонов в тебе будет больше, чем в юном бычке. - Она не согласится. - А ты постарайся. Так лучше для вас обоих. - Я не думаю. - Ты вообще плохо думаешь. Если не постараешься, я вас заставлю. Или ты хочешь, чтобы я оплодотворил ее искусственно, как свиноматку? Кстати, тебе нравится ее попка? Должна нравиться, если ты мужчина. Я отпускаю старика. Пусть погуляет и подумает. Завтра начнем терапию. Массаж, витамины, энзимы, пересадка надпочечников, психокоррекция. Это же весело, в конце-то концов. А, как ты думаешь, планета? Я влючаю связь. Но планета молчит. Еще четыре с половиной часа планета молчит. - Они приняли яд, - наконец сообщает она. - Кто это «они»? - Они оба. - И ничего нельзя сделать? - Уже ничего. - И ты позволила? - Да. - Это было глупо.