— Не поможете ли мне встать? Хожу я прекрасно, но вот с вставанием не до конца освоился.
Сержант взял ботаника за руку и сильно потянул. Ладонь у мистера Несвида была сухая и горячая, как нагревшаяся на солнце галька.
Вечером того же дня Док и Бабушка пили кофе на веранде. Верхушки пальмакаций красиво серебрились в лунном свете, а в бассейне за домом ухал Пульхерия.
— Так что вы там нашли, в лесу? Кроме одержимого исследовательским пылом Несвида?
Бабушка погрел ладони о кружку и раздумчиво сказал:
— Понимаете, Док, что меня тревожит. На яхтах обычно бывают две капсулы: одна расположена ближе к носовому отсеку, а другая — к хвостовому. На них есть цветовая разметка. Так вот, наш Несвид использовал хвостовую капсулу. Мне это запомнилось еще с того раза, когда мы тащили его из леса… Но тогда было темно. Вот я и решил проверить.
— Ну и что?
— А то, что при посадке он должен был находиться в рубке. Намного логичней залезть в ближнюю капсулу, а не бежать в хвост корабля.
— А если передняя была повреждена взрывом?
— Может, и так. Только ведь он едва успел. Он поджарился на корабле, а не в шлюпке. Что же он там делал такое? Я бы сказал, спустил что-то в первой капсуле. Хотелось бы мне еще знать, что.
В день соревнований дома, окружавшие деревенскую площадь, украсили алыми цветами флукса и ветками вододендрона. В центре выстроили загон из прочных жердей. Обычно бои проводились на закате, когда торги особенно возбуждены и яростны. Но сегодня, из-за необычайного наплыва народа, устроители завозились и начинали уже при свете факелов. Торги, впрочем, прекрасно видели и в полной темноте — чего нельзя было сказать о зрителях. Их набралось до двух сотен. Пришли даже кормящие матери, традиционно не допускавшиеся к зрелищу. Считалось, что от вида крови молоко в материнских сосцах может испортиться, и младенцы вырастут вовсе не младенцами, а злобными демонами Гра-Гра. Толпа волновалась. Люди кричали, хихикали, толкали друг друга и оживленно лузгали семечки, заплевывая землю шелухой. Из рук в руки переходили калебасы с бобовым пивом.
Док, сержант и Душка устроились в первом ряду, как почетные гости. Душка, радующийся вновь обретенной свободе, украсил себя гирляндой флуксов. Его синюшная физиономия торчала из венка огненных цветов, как свежевылупившийся птенец феникса.
— Двадцать шершней! Я поставил двадцать шершней на Суслика. Отчасти из-за вас, Док. Как-никак, вы его бывший хозяин. Это должно быть вам приятно.
Док ухмыльнулся.
— Я поставил на Любимчика. А вас, Роджер, ничто не учит.
Душка торжествующе хмыкнул.
— А вот поглядим. Если я прав, с вас бутылка. Та старая «Белая лошадь», которую вы прячете в верхнем ящике буфета.
Не успел Док возмутиться, как загремели бубны, возвещая начало боев. Первые схватки были не особенно интересны. На ринг выпускали молодых, неподготовленных птиц. Те сходились с визгом, наносили друг другу несколько ударов и разбегались. В воздух летели перья, но обычно дело обходилось без увечий. Разгоряченные болельщики приветствовали победителя — голенастого пятимесячного птенца. Его наградили корзиной рыбы, и хозяин отвел своего питомца в загон. А на арену выступил Любимчик. Двухметровая хохлатая бестия, с небольшими красными глазками и огромным изогнутым клювом — он выглядел так свирепо, что дети в толпе заплакали. Торг поскреб землю лапой и заклекотал. Знает себе цену, стервец, решил Бабушка. Бедный Суслик. Вряд ли он продержится хотя бы до второго раунда. На противоположной стороне арены, у самой решетки, Бабушка заметил довольного старосту. Рядом с ним стоял мистер Несвид, невозмутимый, как рыба. Что-то тут не так, подумал сержант — и тут вторые дверцы распахнулись, и на ринг вылетел Суслик. Толпа ахнула. Не издав ни звука, птица промчалась через арену и налетела на Любимчика. В воздухе мелькнула когтистая лапа, и левое крыло Хохлатого окрасилось кровью. Бабушка ошалел. Обычно торги не нападали сразу — этому предшествовал долгий ритуал покряхтывания, пританцовывания и предупредительных щелчков клювом. Сейчас же обезумевший Суслик ударил во второй раз. Саблевидные когти сверкнули в свете факелов, Хохлатый неловко пошатнулся и медленно завалился набок. Культяпки крыльев судорожно подрагивали, а из распоротой шеи толчками била кровь. Отсеченная голова торга покатилась, пятная пыль. Туша побежденного еще подергивалась, а Суслик уже захрипел и накинулся на решетку. Его клюв клацнул у самого лица старосты — того едва успели оттащить. А торг не останавливался и все долбил и долбил, так что толстые прутья начали трещать. Посыпались щепки. В толпе завизжали. Стоящие впереди стали отчаянно протискиваться назад. Закричала женщина. Прут разлетелся надвое под ударом клюва, и в ту же секунду воздух прорезал тонкий красный луч. Пахнуло паленым. Суслик покачнулся и упал головой вперед. Оперение на шее почернело и дымилось. Правая обожженная нога все скребла и скребла пыль, а голова уже обессиленно свесилась между разбитых прутьев. Мистер Несвид спрятал пистолет и пошел через толпу ко входу в загон. Люди перед ним расступались.
Троица поднималась вверх по холму в угрюмом молчании. Душка теребил свою гирлянду, обрывая лепесток за лепестком. Когда до дома Ричардсона осталось не больше двухсот ярдов, Док обернулся к Душке и прямо спросил:
— Ты знал?
Глаза у Душки беспокойно заметались. Он ничего не ответил и хотел было обойти Дока, но дорогу ему заступил Бабушка.
— А ну говори. Ты сам полез к старосте в загон, или тебя подговорили?
Душка ковырял землю ботинком. Сержант взял его за плечо и хорошенько тряхнул. Душка дернулся и жалобно заныл:
— Ну че, ну че? Я, что ли, виноват? Я же как лучше хотел.
— Так это твоя затея? Что ты там подсыпал Любимчику, а?
Радарщик молчал, втянув голову в плечи. Сержант наступал, раздувая ноздри:
— И загон специально поджег, да? Чтобы твоих шуточек не заметили? И вовсе ты был не пьяный. Ну погоди, я все как есть опишу в рапорте. Поработаешь ты тогда на радаре… в штрафроте на Герре.
У Душки подкосились ноги. Он мешком осел в пыль и простенал:
— Не виноват я! Он сам…
— Кто?
— Да мистер Несвид же! Мы в операторской перекинулись в карты…
— Ах, так ты еще и посторонних на радар водишь?!
— Да ты погоди!
Душка схватил сержанта за штанину и забормотал:
— Мы в карты играли, усек? Но только этот мистер Несвид нечестно играет. Он меня обставил, и я ему задолжал, понимаешь? Я говорю — вот вам расписка, а он мне — на фига мне твоя расписка? А вот если сделаешь для меня кое-что, я тебе долг прощу. Ну и дал мне пузырек. Я спросил, что там — все же травить мне никого не хотелось, не могу я убивать, даже птицу глупую не могу. А он говорит: ничего страшенного, травка одна. Любимчику после этого сны хорошие сниться будут. Ну я и пошел. А больше я ничего не знаю, честно!
— Ага, — сказал Бабушка. — Значит, Любимчика все же ты травил?
— Да не травил я его! Говорю же — пузырек…
— Оставьте его, Кунни, — неожиданно вмешался Док. — Он не виноват. Это меня надо винить.
Сержант удивленно глянул на Ричардсона.
— Вы-то тут причем?
— Мне следовало сразу сообразить. Вейсмарский лютик, шиповалка. Небось, еще и масленюк у него там был. Какой же я идиот!
Душка и сержант переглянулись.
— Допинг, — невесело улыбнулся Док. — Несвид зашел ко мне позавчера, попросил кое-какое оборудование для перегонки и химикаты. Взял ортофосфат натрия, цинк и соляную кислоту. В общем,