ладонь Якуне. - Покажешь императору.

Якуна быстро вернулся к себе и, подойдя к спящему на шкуре оленя юноше, положил ему на плечо руку. Тот мгновенно проснулся. “Молодец”, - в который раз уже подумал о нем старик и приказал собираться в дорогу. Не задавая лишних вопросов, парубок пошел исполнять приказание.

Звали его Вакула. Прошлым летом пришел он в Киев наниматься в дружину княжескую. Как водилось, принимали в дружину на пиру в княжеской гриднице. Во главе стола на золотстуле сидел молодой князь Святослав. Рядом с ним за передними белодубовыми столами - воевода Свенельд, наставник молодого князя Асмуд и именитые бояре киевские. Якуна сидел за середним столом и хорошо видел, как вошел в гридницу невысокий юноша в порванной свитке, надетой прямо на голое тело.

Его босые грязные ноги неуверенно затоптались на выложенном изразцами полу. Однако лицо было спокойно, а взгляд холодно и даже, как показалось Якуне, высокомерно скользнул по лицам присутствующих.

При виде его тщедушной фигуры Свенельд, а за ним и другие бояре засмеялись.

– Вот так воин! - давясь от смеха, прохрипел Свенельд. - Да тебя сначала на кухню надо на годик отправить, а то в поле с коня сдует.

Казалось, юноша не слышит насмешек, так бесстрастно было его лицо.

– Испытаем его, - прервав общее веселье, сказал Святослав.

Свенельд, согнав с лица улыбку, мигнул своему парубку Власу, считавшемуся лучшим борцом в дружине. Влас нехотя подошел к испытуемому и вдруг выбросил вперед правую руку, словно пытаясь накрыть ею и враз раздавить этого червяка, но тот ловко поднырнул под нее, и, когда оторопевший Влас попытался сделать то же самое движение левой рукой, Вакула ловко схватил его за кисть и дернул вниз и на себя. Потеряв равновесие, Влас тяжело упал на колени и тут же, охнув, осел всем телом на пол от удара ребром босой ноги в грудь.

Это была уже не борьба, а убийство. Многие дружинники вскочили, намереваясь броситься на юношу, но Якуна остановил их и попросил князя отдать парубка ему. Светослав согласился, и никто не посмел перечить.

6. Тень без хозяина

“…и взяла главу его”.

Когда Святослав уснул, Сунильда легко коснулась губами его лба и выскользнула из-под плаща, принесенного ею же. Святослав улыбнулся во сне и внезапно сказал: - Схороните!

Сунильда бросила тревожный взгляд на спящего и поспешила к шатру княгини. “Наверное, княгиня давно спит”, - успокаивала она себя. Когда она выбежала на тропинку, ведущую к шатру, то услышала чьи- то тяжелые шаги. Она затаила дыхание и неслышно отступила в сторону, припав к земле всем своим испуганным телом. При свете луны она увидела Якуну.

Он быстро шел, ничего не замечая вокруг, то и дело произнося имена славянских богов, перемежаемые проклятиями.

Сунильда затрепетала - он был у княгини. Почему так поздно? “Свенельд меня прибьет”, - подумала она. Опять не уследила, но как уйти от ласково-настойчивых рук Святослава?

Сунильда вспомнила его бритую, украшенную длинным чубом голову, крепко сидящую на мощной шее, широкие плечи и блестящие, почти синие глаза. Конечно, он о ней завтра даже и не вспомнит, но она… она готова быть его рабыней, тем более что жить ему осталось недолго. Такие, как он, сами ищут смерти.

Она видела на его лбу две вертикальные морщинки - бычий рог - печать скорой смерти. Дочь ведуньи Догей, утопленной древлянами, хорошо знала эту примету. Знаком этим были отмечены, как говорила ее мать, люди яркие, но кратковременные в жизни, ибо родились наперекор воле богов.

“Все для него сделаю”, - решила она, вытерла ладонью слезы и, отряхнув с одежды приставшие травинки, побежала к шатру. Она решила ничего не говорить Свенельду о ночном посещении Якуны.

7. Схожахуся на игрища на плясанье…

В Киев отряд прибыл в день летнего солнцестояния, когда киевляне весело собирались на гульбище. Доставали мед стоялый - выдержанный в погребах, готовили попьряный - с добавлением перца, выкатывали для угощения чаны дубовые с вином и пивом сыченым.

Женатые гуляли дома, приглашая к себе всех родичей; на княжеском дворе собирался цвет киевского общества во главе с князем и воеводой. Молодежь переправлялась через реку на низкий, поросший густым сосняком берег или на острова. Заранее искали поляну недалеко от реки и разводили вечером костер. Прямо на земле раскладывали корчаги с медвяными напитками, пивом и вином, да большие миски с всевозможными закусками.

Помня просьбу Ольги, Якуна распустил дружину, строго наказав завтра к вечеру быть подле лодок, а сам, взяв у посадника коней, в сопровождении десятка озоров собрался в Вышгород. Когда он уже садился на коня, к нему подошел Вакула.

– Я хотел бы остаться в Киеве, - взявшись рукой за повод, сказал он.

– Что, на острова захотелось, к девкам? - понимающе подмигнул развеселившийся вдруг Якуна. - Если так, оставайся.

Он заметил, как покраснел и словно напрягся Вакула.

– Нет, это не для меня, - отрезал он.

По дороге в Вышгород Якуна думал об этом странном юноше. Вспомнил его ответ, и помимо воли всплыл в памяти тот день, когда все только начиналось и был такой же праздничный день, завязавший в тугой узел жизни многих людей.

8. Умыкаху жены себе.,.

Когда заиграли скоморохи песни и первые чары поднялись во здравие княгини и молодого князя, Ольга тоже вспомнила тот день.

Тогда она еще откликалась на свое славянское имя Прекраса. Помнила Плесков и родную весь Выбутовскую, где жила с дедушкой Гедимином. Прошлое живо, пока мы живы.

Однажды в праздник она упросила Якуну поехать на острова. По рассказам дворовых девок она знала, как и что будет.

Сначала будут есть и пить. Парни и девки отдельно. Ближе к полуночи принесут в жертву белую курицу и черного петуха, их кровь выльют в миску с горящим маслом и будут вдыхать пьянящий священный дым. Они забудут обо всем, забудут, что за рекой Киев, что у них есть матери и отцы, род, имя, дом. Страшно и одновременно сладко. Даже сейчас у нее так часто забилось сердце.

Она помнит, как около полуночи небольшая лодка-однодревка пересекла Днепр. Помнит поляну, где девушки водили хоровод. Взявшись за руки, они быстро и плавно двигались вокруг костра. Но вот из-за деревьев, из лесной темноты, выскочили парни в белых расшитых рубахах и широких, подвязанных новыми поясами шароварах. Они разорвали девичий круг: один прошелся колесом, другой завертелся юлой, а третий запрыгал на полусогнутых ногах, выкрикивая: “Гоп, гоп, гоп-ля!” Среди всеобщего веселья самые молодые и нетерпеливые парни уже тащат девок в лесную неизвестность. Те же, кто постарше, ждут того сладкого часа, когда ночное светило скроется за лесом, погаснет костер и густой предутренний туман придавит и воду и землю. В этот час девки будут бросать в воду приготовленные заранее венки. Чей раньше утонет, та и выйдет скорей замуж; потом они будут купаться. В этот предрассветный час вода теплей, чем воздух. Она ласкает ступни ног, мягко подбирается к коленям и манит, манит… Руки сами сбрасывают одежду: скорей! скерей! Темно, только зеленые глаза водяных видят в воде их тела. Они ждут. Сегоднй все можно. И вот чьито руки прикасаются к плечам! Руки парня или лапы водяного?

Не все ли равно! Только бы не кончалась эта ночь беззакония!

Она помнит и ночь, и руки, и воду. Помнит, как убежала к реке, как звал ее встревоженный голос Якуны, и тихий плеск воды позади, и руки Мала, любимые с первого прикосновения и навсегда. Мал! Какая радость! Но радость кратковременна, потому она и радость. Железные руки Якуны вырывают ее из любви, которая стекает по ее обнаженному телу капельками речной воды. Ее крик, и шум борьбы, и стон Мала она помнит.

Даже сейчас под аккомпанемент визгливых скомороших песен ей хочется закричать, изойти криком, но опять железные руки обязанности зажимают рот. Так всегда!

9. Тень заговорила и исчезла

Второй раз за сегодняшнюю ночь идет Сунильда к стану Святослава. Она не выдержала и все