— Почему ты спрашиваешь?
— Это не ответ. Ты еще любишь меня?
— Как в юности?
— Да… нет… как тогда… — Как тогда, когда мы вцеплялись друг в друга перед неизбежным расставанием. Когда мы думали, что каждое наше совместное мгновение может оказаться последним. — Как вообще это было между нами.
Когда-то я мог заглядывать сквозь глаза прямо ей в душу, безо всякого Восприятия. Однако это ушло в далекое прошлое. Восприятие расширило мои способности, но оно также оскопило меня. Я утратил обычное интуитивное понимание. Теперь я ничего не мог прочесть в душе любимой.
— Как это было между нами, — повторил я.
Она могла бы спасти положение, просто поцеловав меня. Вместо этого она вздохнула:
— О, Кип, ну конечно, я люблю тебя. Просто тебя часто и долго не было с нами… А когда ты возвращался… Как будто часть тебя находится в другом месте. Как будто ты по-настоящему не хочешь быть здесь.
— Это только кажется. Это всего лишь работа…
— Ты всегда так говоришь. Что ж, тогда это «всего лишь», — она пальцами изобразила в воздухе кавычки, — мы. «Всего лишь» я. «Всего лишь» Кора.
Мне как будто пощечину влепили. И я все никак не мог добиться с помощью оставшихся жучков Слияния и целостного Восприятия данных. Это просто были отдельные цифры. Пульс — 89. Зрачки сужены. Это хорошие признаки или плохие? Когда я еще только обучался, то мог заглядывать в наставления, но уже так долго находился в полном и глубоком Слиянии, что для понимания мне необходим был полноценный работающий рой. Враг/друг. Опасность/безопасность. Любит/не любит. У меня больше не было достаточного количества сенсоров, чтобы преобразовать «данные» в «знание». Я потерял эту свою способность как раз тогда, когда, по всей видимости, все моя жизнь зависела от правильного понимания.
— У тебя есть кто-то другой? — спросил я.
— Что? — Проводимость кожи — 7,3. Дыхание — 22. — Что ты такое несешь?
Она отмахнулась от жучка, и я отвлекся, отзывая его назад. У меня возникло ощущение, что она пытается разрушить то немногое, что еще от меня осталось.
— Ты плохо расслышала. У тебя есть кто-то другой?
Она протиснулась мимо меня, направляясь к боковой двери, ведущей к гаражу.
— Раз ты такое спрашиваешь, значит, ты меня совсем не знаешь!
Через мгновение хлопнула дверь гаража, и на подъездной дорожке завизжали шины.
Русло было достаточно глубоким, чтобы я смог в нем спрятаться. Более того, настолько глубоким, что, ныряя в него, я вывихнул плечо.
На занятиях нам говорили, что если ты не слишком сильно налегаешь на блокираторы боли, то по шкале болезненных ощущений вывих оценивается почти в 10 баллов, а шкала эта именно десятибалльная. Но, помимо боли, в вывихах есть нечто чисто психологическое, сродни кошмару. Был у нас парень, который на тренировке поскользнулся, упал и вывихнул палец. Левый мизинец, если точно. Не забуду зрелище пальца, торчащего под каким-то неестественным углом. Медика рядом не оказалось, только мы двое, причем оба к тому времени еще не прошли курса первой помощи. Поэтому мы просто побежали назад, на базу. А это четыре мили. Парень за все время не произнес ни слова. Я тоже, но никак не мог выкинуть из головы образ этой его руки. А вот теперь я сам в таком положении. Тут даже не в боли дело; жутким казалось знание, что твое плечо больше не выглядит как плечо. Мое видение сузилось до черной точки — так называемое туннельное зрение, а уши как будто ватой заложили — я не слышал ничего, кроме биения собственного пульса, да и он с каждой секундой затухал.
Затем все же сказались тренировки. Первым делом я принял блокиратор боли. Но не слишком большую дозу: чтобы корректно вправить вывих, нужно чувствовать, что ты делаешь. Иначе можно повредить сустав. Еще хуже — повредить нервы, благодаря которым мои татуировки интегрируются в одно целое с насекомыми.
Следующий шаг: дышать глубоко и успокоиться. Что было нелегко, поскольку временем я не располагал. Бенладенцы знают, где я нахожусь, и заявятся сюда в считаные минуты.
Я думал о Дениз и Коре и отгонял отчаяние. Если я хочу когда-нибудь снова их увидеть, я должен сделать все правильно. Я вынудил дыхание выровняться, надеясь, что сердцебиение последует за ним. Я заставлял себя думать о доме и тех ночах в объятиях Дениз перед отбытием на задание. И почувствовал, что сердцебиение успокаивается. Проверил Восприятием: это действительно так.
Теперь следовало перевернуться на живот.
С первого раза не получилось. Кости со скрежетом терлись друг о друга, посылая волны боли по всему телу. На какой-то момент уши снова заложило, и я боялся вырубиться, предоставив врагам свое беспомощное тело. Но если тебе жизненно необходимо оставаться в сознании, ты в силах это сделать. С третьей попытки мне удалось перевернуться на живот, и теперь я лежал, тяжело дыша и ощущая, как лужица пота холодит поясницу.
Следующий шаг — используя здоровую руку, отвести поврежденную в сторону. Медленно, осторожно, поскольку болит чертовски. Не думать при этом о террористах, которые, вполне возможно, уже направляются к тебе. Нужно все сделать правильно, а правильно означает медленно. В конце концов, моя травма никак не сказалась на состоянии роя, и привычная мощь Восприятия помогла мне успокоиться. Реальность не исчерпывалась границами моего тела. И пока никакой опасности на подходе не было.
Ну и, наконец, самая трудная часть. Протянуть здоровую руку вверх и завести назад, как бы желая почесать спину. Захватить вывихнутую конечность и потащить вверх с перебросом через плечо. И вот меня пронзает раскаленно-белая вспышка боли, но зато рука проскальзывает на место, и плечо снова становится плечом.
Катастрофа разразилась в тот же день вечером. По ошибке. Просто глупая, бессмысленная случайность.
После отъезда Дениз я спустился в подвал — в замкнутый кокон, куда я стянул вместе с собой остатки Восприятия. Я пытался смотреть футбол. Но мне не хватало сил даже на то, чтобы за кого-то болеть. Поэтому я просто «прыгал» по каналам. Гадал, куда отправилась жена. Может, она сейчас с ним? Кто он такой? В минуты просветления я думал: а может, у меня просто-напросто крыша едет?
Да только как это определить? Хотел бы я знать. Хотел бы обладать способностью знать.
А затем самым поразительным образом я уснул.
Эмоциональная травма производит такой эффект. Вот ты сжимаешь кулаки, желая пробить ими стену, чтобы выбраться из камеры, в которую тебя загнал твой собственный разум. А затем внезапно чувствуешь такую усталость и опустошенность, что и думать ни о чем не можешь. Такое бессилие, что даже банка с пивом представляется неподъемным грузом, и тебе, чтобы заснуть, уже не надо напиваться (что, собственно, входило в твои первоначальные планы), ты и так внезапно отрубаешься. И во сне находишь спасение.
Пока не проснешься, конечно.
Похоже, Дениз отсутствовала не слишком долго. Меня разбудило ощущение, что кто-то находится рядом со мной. Шорох шагов, приглушенный щелчок, затененный силуэт между мной и лестницей, путем к отступлению и спасению. После многих лет полевых операций ты привыкаешь спать чутко, просыпаться быстро и при этом ничем не выдавать перехода из одного состояния в другое.
Вспышка прошлого, галлюцинация или фантомное зрение? Кто знает? Когда-то давным-давно она тихонько подкрадывалась ко мне, обнимала и целовала в ухо. Когда-то давным-давно я делал вид, что ничего не вижу и не слышу и что меня застали врасплох самым приятным образом.
Теперь все, что угодно, заставало меня врасплох.
За одно кошмарное мгновение я снова оказался в сухом русле.
Они приближались ко мне. Я не мог даже сказать, сколько их. Я слишком долгое время держал свой периметр на самой дальней дистанции, и теперь предстояло вернуть рой для подзарядки. Пока возился с
