Newcon Press.
Ричард Ловетт, Марк Ниманн-Росс
Фантомное чувство
До этого я не понимал, что значит выслеживать кого-то только для того, чтобы спасти. Но я очень хотел стать хорошим отцом. Возместить все годы своего отсутствия из-за того, что НК-МЭМС[23] — это работа, отнимающая все время. Нельзя быть одновременно отцом и НК-МЭМС. То есть надо выбирать что-то одно. И ты впустую убиваешь черт знает сколько времени, раздумывая, валить в самоволку из Корпуса или из собственной семьи. Ну, а если в ответ на все вопросы в семье ты попытаешься дать нечто большее, чем общие слова и намеки типа Моя Страна Нуждается Во Мне, то и у семьи, и у тебя наметятся неприятности.
Вот так все было до того, как я стал сержантом Кипом Маккорбином в отставке. То есть перед тем, как возникло дополнение «в отставке». После его появления мне уже не приходилось выбирать — не из чего было. Остался только я сам, с подпиской о неразглашении государственных секретов.
Двадцать лет секретных миссий. Двадцать лет постоянно в отсутствии. Чад, Эфиопия, Сомали, Курдистан, мятеж сепаратистов на Альтиплано[24]… Двадцать лет не иметь возможности что-нибудь объяснить. А затем, когда все закончилось и я, казалось бы, получил возможность заново обрести собственную семью, пришло время платить по счетам. Это было как внезапная слепота. Впрочем, нет, не так. Для слепых есть специальные школы, имеется развитая инфраструктура, призванная помочь им справиться со своим несчастьем. До тех пор пока у меня имелось Восприятие, мне даже и слепота была не страшна. Зачем тебе свои глаза, когда в твоем распоряжении имеются сотни чужих? Когда у тебя есть чувство, гораздо лучшее, чем зрение, выходящее за пределы всего, что может испытать нормальный человек?
Потерять это, все равно что потерять осязание. Мир все еще на своем месте, но ты не можешь больше воспринимать его во всей полноте. И даже хуже, поскольку окружающие люди, по крайней мере, понимают, что такое осязание. В твоем же случае те немногие, с кем ты можешь об этом поговорить, — служащие в Корпусе психиатры, но эти мозгоправы только думают, что они в курсе. Как можно понять, что означает потеря осязания, если у тебя этого чувства не было изначально?
Двадцать лет специальных заданий, и все это время Кора Энн росла без меня. «Где папа?» уступило место «когда-нибудь», и так шло до тех пор, пока меня, наконец, не уведомили, что я готов вернуться в мир без Восприятия. Адвокат Дениз сказала, что для меня будет лучше держаться в сторонке. «Сейчас Коре меньше всего нужно, чтобы вы лезли в ее жизнь, — пояснила эта дама, находясь в редком для нее благодушном состоянии, когда люди позволяют себе снисходить до объяснений. — Девочка переживает трудный возраст».
Кой черт! У них каждый возраст трудный. Учатся ходить, учатся в школе, учатся в высшей школе. Когда у меня было Восприятие, я на побывках использовал его, чтобы проследить все ее дни шаг за шагом. А какой бы отец этого не сделал? Особенно если учесть, что побывки выпадали редко и ненадолго. Ее первая неделя в школе — так восхитительно, так страшно. Сделала пирсинг на пупке. Думала, никто не знает, но я-то начеку. Первый поцелуй… Парень был полным придурком, да только она ему в этом не уступала. Мотаем дальше: вояки — это категорически не то, что ей нужно. Еще дальше: ее бунт принимает форму общения с разноформатными идиотами и участия в антивоенных демонстрациях — моя крошка- радикал, растущая и развивающаяся, как бог на душу положит, когда меня нет рядом, и все чаще прячущаяся от меня, когда я дома.
Проклятые мозгоправы всегда задают одни и те же вопросы.
Что вы чувствуете в связи с этим?
Что вы делаете, когда испытываете подобные чувства?
Я тебе скажу, что я чувствую, я тебе покажу, что я делаю.
Целых три года я впадал в панику, когда кто-то шел за мной следом или когда я огибал угол и обнаруживал за ним что-то, чего раньше не находил. Не важно, что это было — брошенный скейтборд или очередной пациент на реабилитации, ковыляющий в сопровождении сиделки. Важно, что я не ожидал этого там увидеть.
Три года реадаптации, пока, наконец, я не убедил их, что снова нормален. В НК-МЭМС это отнюдь не позитивная оценка, но мозгоправы никогда не врубались в детали. Три года меня учили, как жить
Ну, с конечностью все можно объяснить. В конце концов, ты способен заменить ее протезом, почти ничем не уступающим оригиналу. Но как объяснить потерю Восприятия, даже при условии, что разговор об этом не будет нарушением присяги и предательством всего того, что ты некогда клялся защищать ценой жизни?
Все это я хотел сказать в процессе реадаптации. Ре-адапт — так в Корпусе называли эту процедуру (равно как и место, где она проходила), причем именно с дурацким дефисом посередке. И все это — одно сплошное надувательство, если вам интересно мое мнение: иллюзия, что когда будут выполнены все задания и секретные миссии, ты можешь отправиться домой и зажить нормальной жизнью. Дерьмо собачье, нечто такое, во что мозгоправы должны верить, чтобы не ощущать дискомфорта от того, что они с нами делают. Разумеется, я ничего подобного им не говорил, потому что иначе они могли бы никогда не выпустить меня на волю.
Целых три года я пытался притворяться, что мне не нужно ничего, кроме тех пяти чувств, с которыми я появился на свет Божий. Будто не ощущаю никакой потери, хотя на деле походил на человека после ампутации, который все еще продолжает, удивляться, почему чашка кофе, к которой он «протянул» утраченную руку, остается на месте. Пока, наконец, мне не назначили пенсию и не выпустили в реальный мир. Возраст — 51 год. Не пригоден ни к какой работе. Не пригоден к семейной жизни. Не пригоден к жизни вообще.
Первое, что я сделал, отправился на северо-запад, на тихоокеанское побережье. Я как-то провел там лето и запомнил тамошний поразительный, почти средиземноморский климат. Теплый, сухой и приятный. И каким-то чудесным образом там совершенно не было насекомых. Можно спокойно спать с открытым окном, безо всякой противомоскитной сетки — и никаких тебе комаров и мошек. Можно обедать на террасе — и в твою тарелку не сядет муха. То есть место, куда никто, обладающий Восприятием, не сунется по доброй воле.
А затем я увидел последний пост Коры в VidBook.
Вообще-то я не должен был просматривать ее блог. Она не позволяла мне зарегистрироваться в качестве френда, но если бы вы провели столько лет, сколько я, на секретных операциях, то волей-неволей узнали бы кое-что о компьютерах. Не говоря уже о том, что она использовала в качестве пароля свое имя и свой почтовый индекс: CoraAnn78718. Я расколол его еще до того, как мозгоправы дали мне вольную.
Я проснулся от собственного крика.
Я был слеп. Лишен Восприятия. Враг находился где-то поблизости, а я не знал где. Я вообще не знал, что где находится. За ближайшим поворотом могло таиться все, что угодно. В коридоре, например,
