— Прости, крошка, — сказала она А(и)де, ощущая помимо всего прочего странное чувство смущения. — Глупо, глупо. Надо бы раздобыть витаминов, чтобы прояснилось в голове. Итак, мы были правы? В смысле, насчет нашего пункта назначения?
Они все еще могли направляться к обсерваториям в L2, и в таком случае им оставалось всего лишь шесть недель. Однако корабль за последние несколько месяцев совершил пару автоматических корректировок курса, и хотя это были крошечные толчки по сравнению с суборбитальными полетами, в которых доводилось бывать НэН, здесь от них замирало сердце, они скорее согласовывались с довольно сложным маршрутом на Марс, чем с почти идеальной траекторией к точке Лагранжа. И в любом случае, на что нескольким сотням исследователей два полных транспортных контейнера овсяных хлопьев?
— Ответ утвердительный. Судно идентифицирует себя как MarsCon E15.
НэН лягнула кресло, затормозила, упершись рукой в потолок, и бросила яростный взгляд на сверкающий пульт внизу.
— Еще шесть месяцев!
— Сто восемьдесят четыре дня, девять часов и две минуты до переходной орбиты Марса.
То есть из ее жизни будут вырваны еще сто восемьдесят пять дней! К этому времени Дева Утрат станет древней историей, поучительной сказкой, рассказываемой нерадивым новобранцам! НэН снова лягнула кресло и сделала сальто.
— Ты получила декларацию груза?
— Ответ утвердительный.
— Ну так и черт с ним, малышка, пошли затариваться!
НэН сидела, наполовину выпрямившись и закинув руку за голову — наследие саркофага. Однако она была на мостике, прикрепленная ремнями к стене; саркофаг наконец-то опустошился, воздух кончился на несколько ночей раньше, чем питательные вещества, в сопровождении панически воющих сигналов тревоги и заклинившего шлема. В любом случае, в последние несколько месяцев саркофаг представлял ценность в плане скорее психологическом, нежели физическом. Снабженная судовой декларацией, в которую были включены коды доступа к большинству контейнеров, она отыскала ящик с витаминами и подборку упакованных продуктов, какой мог бы гордиться буфет любого казино в Рино.
Нашлось и вино, несколько пластиковых бочонков. Бутылки, очевидно, были слишком тяжелы даже для тихохода, или, может, это вино было не из тех сортов, что разливают в бутылки. Если ее уютный гробик перестал быть убежищем, пустой бочонок мог послужить ему заменой. Таким образом, она сменила тошноту и головокружение, вызванные адаптацией к космосу и плохим питанием, на аналогичные симптомы старого доброго опьянения. По крайней мере ей удалось избавиться от пятен и частично от болей в желудке, а также от страха, что волна одиночества снова обрушится на нее и унесет так далеко, что она уже не сможет вернуться обратно.
Она ощущала себя на поскрипывающем старом паруснике, морская пена хлестала в борта, она ворочалась в путанице снастей, прикованная к другим таким же бедолагам, а команда в корпоративных костюмах выкрикивала с квартердека отрывистые беспорядочные приказания на бессмысленном рыночном жаргоне. «Я вам не офисный планктон, — кричала она в ответ, — и не какая-нибудь малютка-глупышка, которую можно отключить от интернета при помощи адвоката и двух строчек кода. Я хакер, я взломщик, а вы меня споили и завербовали обманом, черт подери, против моей воли…»
НэН моргнула, ослепленная вспышкой перед глазами и в мозгу.
— А(и)да, — произнесла она. — Я идиотка.
— Подтверждаю. Как мы уже обсуждали, это непрестанное потребление алкоголя оказывает вредоносное влияние на твое психическое и физическое здоровье.
— Да нет же, нет… то есть да, хорошо, но послушай! Я целый год сидела и гадала, кому и зачем понадобилось уволакивать меня с Земли, и картинка попросту не складывалась, у меня прямо голова распухла от этих мыслей. Но ведь когда в древности вербовали моряков, целью было не увезти их из Сан- Франциско — целью было затащить их на корабль и заставить работать! Или нет, погоди — тебя сажают на тихоход до Китая, чтобы отправить тебя в Китай!
— Как я и говорила: вредоносное влияние, — заметила А(и)да.
НэН зашипела и выпуталась из строп, проплыла над пультом и остановилась, уткнувшись носом в окно, теперь уже не закрытое ставнем.
— Я хочу сказать вот что: меня не собирались утаскивать с Земли. Меня хотели затащить на Марс. И кажется, я знаю, кто это был.
НэН не ходила на сборища. Д.У. работала строго в виртуальном пространстве и в одиночестве. «Сцена невидима» — гласило правило. Однако в то же время правила были НэН вроде бы и не к лицу, поэтому порой она предпринимала вылазки в реал, просто чтобы доказать: она это может. Обычно ее боевой задачей была социальная инженерия; если взлом затягивался и от голосовых и текстовых сообщений не было проку, она выходила в реальное время. Еще реже и с большой неохотой она рисковала встречаться лицом к лицу с кем-либо из людей «сцены», чтобы обменяться оффлайновыми паролями или информацией на съемных носителях. И однажды — всего лишь однажды! — она встретилась с группой: это и была Проклятая Конференция, под прикрытием другого, гораздо более масштабного мероприятия. Пока пресса осаждала новичков и «чайников» возле столов для блэкджека, группа людей с именем, кудесников и легендарных личностей, встретилась в тихом баре, чтобы окончательно согласовать деятельность первого межпланетного даркнета. Предлогом для встречи служила передача паролей, хотя НэН и другие возражали, утверждая, что существующих систем безопасности достаточно для запуска работы Сети. Настоящей же причиной было то, что новая Сеть объединяла различные «сцены»: хактивистов и криптоанархистов, пиратов, банкиров и инфотеррористов, а возможно, даже настоящих террористов, и, уж конечно, нескольких откровенных жуликов. Назрели вопросы взаимодействия на культурном уровне, и некоторые организаторы настояли на сессии во плоти.
Разумеется, никто здесь не отсвечивал бейджиками с надписями вроде «Привет, я Джон», однако все быстро вычислили друг друга, пользуясь обоснованными догадками, а кое-кого и вычислять не требовалось. Например, НэН — единственная женщина, которая не присосалась к какому-нибудь парню, а с тех пор как она устроила публичный флейм со знаменитым шифропанком, одновременно и ярым женоненавистником, Дева прославилась именно этим. Там тусовался один хактивист, блогер по основному занятию, самопровозглашенный специалист по связям «человек — машина», однако НэН должна была признать — отличный хакер, и охотился он как раз на цели ее типа: корпоративные базы данных, отслеживатели кликов, системы распознавания личности, то есть все то, что вторгалось в частную жизнь людей. Он занимался этим по политическим соображениям, она — по личным, однако пришли они к одному и тому же.
И еще там был Леко. Нет, это не прозвище: Леонардо «Леко» Стирлинг Гуарана — имя, под которым его знали как в киберпространстве, так и в реальной жизни. Сын и наследник одного из самых могущественных кланов марсианской элиты, имеющей долю в добыче льда, сельском хозяйстве, перевозках, владеющей чуть ли не на феодальных началах целыми поселениями и питающей неприкрытое отвращение к любому, политическому или культурному, влиянию с Земли. Когда он вошел в бар в своем физическом теле, беззаботной походкой, одетый в костюм за пять тысяч долларов, половина собравшихся тут же устремилась к выходу. Парню пришлось показать свой поддельный паспорт и проездные документы, чтобы заставить всех успокоиться.
Он присутствовал там не как хакер или взломщик, он был одним из организаторов, хотя и имел интересы с обеих сторон. Его семья поставляла жизненно необходимую компьютерную аппаратуру и сетевые подключения авансом не только на Марсе, но и по всей Солнечной системе. Поэтому они были вынуждены выступать как пользователи и покрывать большую часть эксплуатационных расходов. На самом деле семье по-прежнему требовалось вести дела с Землей, но они стремились делать это вне поля зрения презираемых ими корпораций и правительств.
Впоследствии, когда общая суматоха разбилась на более мелкие дискуссии, Леко принес стул и пару бутылок пива в укромный уголок, где скрывались НэН с А(и)дой. Он хорошо подготовился к разговору: знал о ее деяниях столько, что НэН даже наградила А(и)ду особым тычком, заставив крутиться все ее шестеренки, пока сама улыбалась и кивала марсианину.
