— Эта девушка тобой манипулирует, — сказал Начо Йенг в то время суток, которое все на станции, по общему согласию, называли поздним вечером. Они сидели в лаборатории, в приглушенном свете, который вырывал из полумрака очертания аппаратуры и террариум с продолжавшим трансформироваться кусочком дьявола. Из общего зала доносились голоса Терри, Моаны и капитана Пеньи. Они снова ссорились, а Софии даже не хотелось прислушиваться, чтобы понять причину. Самое главное — пока они были заняты препирательствами, она и Йенг могли относительно спокойно поговорить.

— Моана провела тебя, словно ребенка. Я в самом деле не думал, что ты можешь вести себя столь… глупо, по-детски. — Китаец понизил голос до шепота. — А если бы Моана сочла тебя трусихой, ну и что с того? Тебя волнует мнение чокнутой девицы, которая любит смотреть на горящие тела, поскольку ей кажется… ну, не знаю… что отсутствие человеческих чувств делает ее идеальным биологом? Тебе в самом деле нужно ей доказать, что ты не боишься спуститься в Бездну?

— Не ей, — покачала головой София. — Себе. Я все равно собиралась вас просить, чтобы вы хотя бы раз взяли меня с собой.

— Зачем?

— В детстве я была маленькой, худенькой девочкой, которой постоянно приходилось бороться за признание сверстников, а самым лучшим способом я сочла доказательство того, что эта девчушка смелее других. Такой популярный психоанализ тебя убедит? — Йенг не знал, говорит она всерьез или издевается над ним. — А может, я просто такой родилась, с вечным желанием испытать себя? Понятия не имею, Начо, действительно не имею. И не думаю, что это имеет значение. Вряд ли я изменюсь — как говорится, старого воробья новым штучкам не научишь. — Она снова улыбнулась, на этот раз шире. — А может, пса? Неважно…

— И именно поэтому ты предпочла Данте-3 какому-нибудь приятному местечку, где пляшут эльфы при свете луны? Не сомневаюсь, что будучи женой Вильчеса, ты могла выбрать любой из миров.

— Да.

Начо Йенг вздохнул.

— Покажи руку.

— Зачем? Она отлично заживает.

— Мы пришли сюда под предлогом, что я должен осмотреть твою руку, и раз уж мы здесь, то я вполне могу это сделать. Хочешь, чтобы о нас пошли сплетни?

— Что мы запираемся в лаборатории с непристойными целями? — София рассмеялась, и морщины вокруг ее рта стали глубже, а глаза заблестели. Теперь она выглядела одновременно и старше, и соблазнительнее. — Было бы весьма мило, в последний раз обо мне ходили подобные сплетни лет пятнадцать назад. Но раз уж тебе так надо…

Йенг направил свет на нежную розоватую кожицу. Еще недавно, подумала София, нужно было натягивать кожу вокруг кости, а потом ее сшивать — теперь же достаточно наложить соответствующую повязку. И несмотря на это, природу не обманешь — женщина до сих пор чувствовала боль в несуществующем пальце.

Фантомная боль — так это называется.

— А ты? — спросила она.

— Что — я?

— Почему ты выбрал такое омерзительное место, как Данте-3? Разве тебе не следовало быть, например, на двадцать девятом? Двадцать девятый — это китайская страна бессмертных, верно?

— Да, но только на третьем нашлось свободное место, а мне не хотелось ждать. А то, что я китаец, не имеет никакого значения. Мои дед и бабка были образцовыми христианами, а родители на волне моды возвращения к истокам почитали богов молнии, судьбы и все такое прочее. Я же всегда был… гм, скажем так… открыт разным возможностям.

— Ну вот и дождался. — София бросила использованную повязку в урну. — Теперь похоже на то, что все религии одинаково истинны. Или ложны — кому что нравится.

— И нет больше места для Бога…

— Конечно же, есть.

— Мы в аду, София, вместе с компьютером, зондами и оборудованием для анализа. Где тут место для Бога? Это знание, не вера.

София улыбнулась.

— Ты недооцениваешь веру. Вера пережила многое — теорию эволюции, проникновение до ядра Земли, открытие, что мы не одиноки во Вселенной… Все это не исключало Бога, а лишь… отодвигало его чуть дальше. Чем больше мы знаем, тем Бог дальше, но он продолжает существовать, опережая на шаг то, что мы понимаем и в состоянии исследовать.

Начо Йенг с интересом взглянул на собеседницу.

— Не подозревал, что ты…

Он замолчал, поскольку в лабораторию вошла Моана, раскрасневшаяся и красивая, словно ведущая сражение валькирия.

— У нас проблема, — сказала она, откидывая со лба светлые волосы. — Терри настаивает, что мы должны просить у дьяволов разрешения забрать Вильчеса. Для меня и для капитана это полный идиотизм, дьяволов вовсе не интересует то, чем мы занимаемся в Бездне. Кроме того, даже неизвестно, где их искать — они уходят и приходят, когда им нравится, и если мы будем ждать, пока кто-нибудь из них соизволит у нас появиться, то упустим свой шанс. До открытия Врат осталось пять дней, и если мы собираемся что-то делать, нам нужно спешить. Что скажете?

София и Начо Йенг молчали. В главном зале тоже наступила тишина, слышался лишь голос Терри, который говорил Лалите: «Скоро мы вернемся домой, увидишь, любовь моя, поедем вместе на берег океана, будем гулять по пляжу, совсем как когда-то, увидишь, ты будешь счастлива…». И снова то же самое, быстрее и более лихорадочно. С каждым днем в его голосе слышалось все меньше веры и больше чего-то такого, чего София не могла понять, но сердце ее сжималось от предчувствия приближающейся трагедии.

На лице Моаны появилось отвращение, и София с трудом удержалась от желания дать ей пощечину.

— До сих пор из Бездны мы выносили только образцы тел, никогда — человека целиком, — прервал молчание Йенг. — Не знаю, как станут реагировать на такое дьяволы, они могут разозлиться…

— Знаю, но Моана права. — София заставила себя произнести эти несколько слов, ибо они были правдой. — Мы не можем ждать, пока представится случай спросить согласия. Придется рискнуть.

— Три к двум, прекрасно. — Девушка кивнула и вернулась в общий зал.