разместились по всему дому, но я придержала для вас комнатку на третьем этаже.

— Вот и отлично, — кивнул Роберто. — А то я уже просто никакой. Как выжатый лимон.

Следующим утром Джейк проснулся поздно, и Роберто уже ушел. Он обнаружился в маленькой столовой за чашкой кофе с пончиком. Думая, что Роберто будет более чем готов двигаться домой, Джейк был очень удивлен, когда приятель попросил:

— Давай зависнем тут еще чуток. Мне надо кое о чем потолковать с Луэллен.

— Стэн Маркони привез огромную корзину пончиков из Нового Орлеана, — сказала Бет. — Команда начала сворачиваться несколько часов назад. Все было просто потрясающе! — Она выглядела измученной, но довольной. — Несчастная лужайка сильно пострадала, но она стойкая, восстановится! Я изначально планировала здесь самый неприхотливый газон, не требующий особого ухода. Убить эту траву музыкой невозможно!

Крупный афроамериканец заглянул в комнату, обежал присутствующих взглядом, остановился на Роберто и спросил:

— У тебя остались бумаги о передаче? Я еще ни одной не подписал.

— Есть, конечно, — ответил Роберто. — Ты Гвидо, да?

— Точно, мужик.

Роберто вытащил документ из портфеля, лежавшего около стула, и передал его Гвидо, который вошел в комнату.

— На пунктирной линии, приятель. Условия и подпись.

Не просматривая напечатанный текст, Гвидо нацарапал свое имя и добавил еще что-то, чего Джейк не рассмотрел. Махнув рукой всей компании, музыкант ушел. Роберто без единого слова убрал бумагу в портфель.

Уже к вечеру все, кроме Роберто и Джейка, разъехались. Луэллен присоединилась к ним в маленькой столовой. Она погрузилась в кресло, облегченно вздохнув, и обратилась к Роберто:

— Ты сказал, что хочешь поговорить со мной. Я сейчас не слишком сообразительна, но говори, что задумал?

Роберто весь обратился в бизнес. Он собрался выпускать альбом «Возрождение Нового Орлеана».

— Я это всё оцифрую, вычищу шумы, сделаю выборку, а потом уже можно идти дальше, — пояснил он. — Когда вы откроете свое кафе, сможете включать записи по вечерам, когда не будет живой музыки.

Она покачала головой:

— Мы не можем себе позволить роскошь оплачивать ребятам авторские права.

Роберто вытащил из портфеля несколько бумаг, которые собирал, просмотрел и некоторые из них передал Луэллен.

— Я объяснил им вашу ситуацию, рассказал, что вы хотите сохранить это место, чтобы на могилу Боба и Лео не наваливали контейнеры с товарами и не капало масло с машин.

Луэллен просмотрела документы, и у нее перехватило дыхание:

— Передача авторских прав? Ты всю ночь их собирал? Гвидо, Пит, Салли, другие… И все, чего они хотят, — это бесплатная еда, когда мы откроемся?

— Некоторые хотели денег, но мы их в альбом не включим, — самодовольно произнес Роберто. — Они отлучили себя от участия, возжелав презренного бабла. Господь свидетель: для альбома вполне достаточно бессребреников, даже для двух-трех сборников.

— А почему ты спрашиваешь об этом меня? — удивилась она. — Ты можешь сделать все сам, все права у тебя…

— Читайте сверху, — кивнул Роберто. — Это будет ваш альбом. Я только продюсер.

— И как это сработает?

— Основной песней будет ваша, которая звучала вчера вечером: «Блюз в ночи».

Бет встала и сказала:

— Я оставлю вас вдвоем обсудить деловые вопросы.

Джейк тоже поднялся. Они пошли посидеть под дубом.

— Вы и правда собираетесь открыть кафе?

— Мы прикинули, посчитали и пришли к одному варианту, который можно попробовать, — сказала она. — Действительно, Джейк, это была великолепная идея. Никогда бы не подумала, но мы решили, что сможем заставить это работать. А после вчерашнего буйства я просто уверена, что мы справимся. Со временем заведем и живую музыку, сейчас главное — начать.

С тех пор Джейк приезжал туда много раз, по поводу и без. Он присутствовал на открытии кафе. На десятом дне рождения Синди Бет уже была без обручального кольца.

Теперь они часто сидят под дубом долгими теплыми летними вечерами. Кафе открыто три вечера в неделю, и иногда они обсуждают, не превратить ли их в четыре, но никакой спешки нет. Столики зарезервированы на месяцы вперед. В выходные, когда играют Синди и компания, зал набит битком, а столики заказаны уже на год вперед. Синди никогда не уезжает надолго. Она редко гастролирует, но иногда ее группа ездит в Нью-Йорк, чтобы записать диск в шикарной студии Роберто. Его первый альбом стал хитом. Как правопреемница Луэллен, Бет получает авторские гонорары и лицензионные вознаграждения — немного, но достаточно.

Часто здесь, под деревом, Бет пытается осмыслить ответ Луэллен на вопрос, была ли в ее жизни любовь.

— Милая, любовь — смешное слово. Означает так много различных вещей, разве не так? Она такая разная. Любовь в семье, любовь к своей стране, любовь матери, любовь к другу, любовь к ближнему. Очень разная. Мне встречались мужчины, я любила, но все это не то… Ни один из них по-настоящему не подходил мне, видимо, мы не были единым целым. Я считаю, есть в жизни нечто гораздо более сильное, чем любовь, о которой обычно говорят, сильнее дружбы, сильнее плотских страстей, больше похожее на последний штрих чего-то незавершенного. Думаю, я поняла, что, когда находишь свое настоящее место в жизни, как-то глупо бежать дальше.

Бет подозревает, что еще не вполне постигла глубину этого высказывания, но тем не менее она находится там, где хочет быть, и делает то, чем хочет заниматься. И у нее есть Джейк. Этого достаточно.

Иногда они говорят об открытии настоящего ресторана в салоне, который никогда не используется. «Возможно, когда-нибудь…» — соглашаются они друг с другом. Джейк ведет рубрику в газете «Ривер ньюс» и пишет книгу о дяде Бобе. Книга продвигается медленно, но за годы Луэллен рассказала так много историй, исполненных невыразимой магии, что нет причин спешить.

Они держатся за руки и разговаривают, а иногда, особенно в отсутствие Синди, когда в нижнем зале темно и тихо, они слушают «другую музыку». Песни меняются, но Джейку больше всего нравится, когда дядя Боб играет на рояле, Лео — на кларнете, а Луэллен поет: Мне мама твердила…