Завещание было необходимо, она пришла к такому выводу, когда ее мать заявила: семья не допустит, чтобы пепел Боба Ренджера был развеян около останков «этого черномазого извращенца». Ему устроят благопристойную панихиду и похоронят в фамильном склепе на кладбище, где погребены его отец и мать.
Еще одно воспоминание вспыхнуло в голове Бет. В то посещение, после смерти Лео, они с Луэллен сидели на кухне, когда услышали звуки фортепиано. Дядя Боб находился в гостиной, Дэниел уехал в мемфисский офис, и в доме больше не было никого, кроме Синди. Бет встревоженно взглянула на Луэллен, заваривавшую кофе, и обе женщины замерли. Бет подошла к двери в цокольный этаж и спустилась на несколько ступенек: вполне достаточно, чтобы увидеть Синди, которая сидела за роялем и подбирала мелодию.
— Синди! Перестань! Немедленно прекрати! — крикнула она.
Сосредоточенное выражение не сразу сошло с лица девочки. Она на минутку отвлеклась, чтобы поднять взгляд и осознать приказ. С явной неохотой она соскользнула со скамейки, пересекла зал и стала подниматься по ступенькам.
Бет подвинулась, чтобы дать дочери пройти, и плотно закрыла дверь.
— Синди, тебе никто не позволял спускаться вниз и играть без разрешения. И ты это прекрасно знаешь.
— Он мне разрешил, — ответила Синди.
— Кто разрешил?
— Дядя Лео, — ответила девочка и мимо матери посмотрела на дядю Боба, который тоже вышел в прихожую. — Он сказал, что все будет в порядке, — пояснила она.
— Так и есть, — ответил дядя Боб. — Синди, ты можешь играть на рояле, когда захочешь.
Бет почувствовала озноб и страх, она переживала за дочь, но почти в ту же секунду с облегчением решила, что, скорее всего, у Синди непредсказуемо разыгралось ее богатое воображение. Однако взглянув на дядю Боба, снова встревожилась.
— Если Лео сказал, что можно, и я подтвердил то же самое, значит, так оно и есть, — рассудительно произнес дядя Боб, совсем не так, как он обычно разговаривал с Синди. — Ты, милая, играла его любимую песню.
Бет не могла назвать композицию, которую наигрывала ее дочь. Она звучала, будто девочка слушала музыку и подбирала ноты, чтобы аккомпанировать. Когда она спросила Луэллен, знает ли певица эту мелодию, та покачала головой.
— Милая, — сказала она в тот день. — Боб и Лео творили музыку еще до того, как я с ними познакомилась. Должно быть, это одна из их ранних песен. — Помолчав, она добавила: — Боб говорил мне как-то раз, что хотел бы играть в салоне некую музыку, которой он не слышал никогда и нигде, кроме как в своей голове. Он называл ее «другая музыка».
— Вы всегда были близки с двоюродным дедушкой? — спросил Джейк, возвращая ее из тревожных воспоминаний.
— Нет. Мы с ним впервые встретились шесть лет назад, но после этого частенько его навещали.
Из широких стеклянных дверей доносились начальные такты «Прощай, пташка, прощай». Играли медленно.
— Луэллен учит Синди песням, которые исполняла их группа, — улыбнулась Бет. — Она играет на гитаре и поет, Синди выучивает один кусок, и они переходят к следующему.
— Ваша дочь — большой талант, — признал Джейк.
Бет кивнула. Потом, к своему собственному удивлению, она рассказала ему о последних днях дяди Боба и его смерти.
— Как-то раз в пятницу Синди вернулась из школы домой ужасно расстроенная. Она сказала, что нам срочно надо поехать к дяде Бобу. Дескать, мы обязаны. Он стал болезненным, но его состояние было не критическим. Луэллен не звонила и никак не давала знать. Я попыталась выяснить что-либо у нее по телефону, но она ничего не сказала, и в пятницу вечером мы приехали. В субботу и воскресенье они с Луэллен играли разные старые песни. Они оставили дверь в нижний зал открытой, чтобы дядя Боб мог слышать. Ему это очень нравилось. В понедельник я пошла на кухню, чтобы подогреть ему суп. Луэллен с Синди играли «Лунную реку», одну из его любимых песен. Вы ее знаете?
Джейк кивнул, смутно припоминая мелодию.
— Они как раз играли фразу, — Бет пропела приятным тихим голосом: —
Несколько минут Джейк и Бет молчали, слушая музыку, доносящуюся из нижнего зала. Темп нарастал, как будто чтение партитуры не составляло никакого труда.
— Мистер Манфред, — напряженно попросила Бет, — пожалуйста, не публикуйте то, что я вам рассказала.
— Конечно, не буду. Я вообще диктофон уже выключил, — сказал он и добавил: — Называйте меня просто Джейк.
— А меня — Бет, — кивнула она и через секунду спросила: — Я так понимаю, вы родились не в Нью- Йорке. Откуда вы?
Джейк рассказал о своем детстве в Манси, о ненавистной работе и трудностях в поиске какого-нибудь другого занятия, которое принесет ему средства на жизнь. Она немного рассказала о своей правильной семье в Вирджинии, о том ужасе, с которым семейство отнеслось к ее замужеству, и очевидном облегчении, когда Дэниел умер. Она сообщила, что дядя Боб был очень деликатным и понимающим, а Лео — добрейшим человеком, какого она когда-либо встречала. Годами они объединяли свои доходы и социальную страховку: Луэллен разработала для дяди Боба этот «план выхода в отставку», который помог им выжить. Один за другим источники дохода исчезали, и ко времени смерти хозяина имения у Луэллен остались лишь небольшой пенсионный счет и сертификат социального страхования. Бет зарабатывала мало, а ее долги были таковы, что она не видела никакого пути сохранить дом и обеспечить Синди. Страховка, налоги, образование дочери, а последние несколько лет еще и уроки музыки… Она может перевестись в мемфисский офис, но зарплата от этого выше не станет, а расходы будут только расти.
— Но я обязана сохранить его, — вздохнула она. — Я обещала дяде Бобу, что Луэллен присоединится к нему и Лео, когда придет ее время. — И добавила через секунду: — И потом, есть еще Синди. Ее место здесь.
Джейк кивнул. Именно так: ее место здесь. Синди как раз играла «Лунную реку» в джазовой обработке, с импровизациями. Не так, как это сделал бы Боб, но словно пробовала его по-детски, на зубок и понемногу врастала в новую роль, предначертанную ей свыше. Эта мысль взволновала Джейка.
— Любой из них сам по себе мог бы стать звездой, — предположил он. — Трио могло бы добиться успеха. Почему они не выбрали этот путь?
— Дядя Боб сказал мне, что они находились именно там, где хотели, и делали именно то, что хотели, и ни один из них не требовал от жизни большего, — ответила она.
В подвальной зале Луэллен встала и погладила Синди по голове:
— Я пойду наверх. А тебе надо порепетировать пьесу для концерта, который у вас будет на следующей неделе. Помнишь?
Синди скорчила рожицу.
— Милая, когда-нибудь твое лицо таким и останется, — предупредила Луэллен.
— Ты всегда так говоришь, а оно все не остается и не остается! А мне бы хотелось…
Улыбаясь, Луэллен прошла через стеклянную дверь и остановилась на пандусе, посмотрела на Бет и Джейка под дубом и послушала, как Синди начинает играть Шопена. Ее улыбка стала отчетливее, и она тихонько рассмеялась, когда девочка стала играть в своей манере. Она вернулась в залу и пошла в дом, наверх, решив не вмешиваться в беседу под деревом.
Она вспомнила один день из очень давних времен. Боб отослал ее, несмотря на протесты.
— Шесть месяцев, девочка моя, и если тебе не понравится, возвращайся, — говорил он.
— Он и меня как-то раз заставил уехать, — признался тогда Лео.
