— Та-ак… — восхищенно выдохнул Мурыгин. — И?..
— Компенсацию вам; говорит, по такому иску никто никогда не выплатит… — захлебывающимся шепотом продолжала Раиса Леонидовна. Глазки испуганно, блуждают, платочек прижат к губам. — Заново отстроиться не сможете — там, сами говорите, вон чего творится… И предложил так: готов скупить все участки… ну, которые пострадали… за определенную цену…
— Это какую же? — полюбопытствовал Мурыгин.
— Определенную, — твердо повторила бывшая супруга, отняв платочек от решительно поджавшихся губ.
— Ну да, ну да… — Сергей Арсентьевич покивал. — С паршивой овцы хоть шерсти клок… На свадьбу-то хватит?
— На свадьбу хватит.
Мурыгин подумал.
— Даже если определенную! — сказал он. — На кой ему черт такие траты?
— Не поминай нечистого! — немедленно одернула набожная Раиса Леонидовна, и лик ее стал светел.
— Всуе, — мрачно добавил Мурыгин. Оглянулся на пустырь. — Хотя понятно… Говоришь, незаконное изменение земельного статуса?.. Да-а, везет Обрыщенке… Только-только выпутался с разводным мостом, а тут новый скандальчик… Условия ставил?
— Конечно. Никому ни звука, особенно журналистам, и на территорию больше ни ногой! Заявления мы забрали, газетчиков гоним…
Сергей Арсентьевич завороженно оглядывал безлюдную местность. Вот, значит, в чем дело… Крыльцо под стрельчатой аркой, что за штакетником, было вновь оккупировано пестрой кошачьей бандой. Пятеро дрыхли, шестая наводила марафет. На верхнем щупальце голого спрутообразного виноградника сидела синичка и грязно оскорбляла чистюлю:
— Ети-етить!.. Ети-етить!..
Та не обращала внимания и продолжала вылизываться.
— Так что от меня требуется? — спросил Мурыгин.
— То есть как что требуется?.. Забирай своего Стоеростина и чтобы духу вашего здесь не было!
— Прости, не понимаю… Ну, завелись на чьей-то территории два бомжа… Тебе-то что за печаль? Мы в разводе…
— Ты — бывший владелец! И фамилию я не меняла! А Обрыщенко уже тени своей боится… Спугнешь — Мурочку без гроша оставишь!
— Очень мило… — озадаченно вымолвил Мурыгин. — И куда же нам теперь с Костиком?
— А вот это, прости, не мое дело! Раньше надо было думать — когда пьянствовал и прелюбодействовал…
Последнее слово она выговорила старательно, как первоклассница.
— А если не уберусь?
Выпрямилась, вскинула подбородочек, став при этом удивительно похожей на кого-то.
— Тебе не дорога твоя дочь?..
И закатила паузу.
Ах, черт возьми! Ну, конечно же, на кошечку щучьей расцветки с двумя рыжими подпалинами, когда та сидела поодаль, безмолвно вопрошая, есть ли у них с Костиком совесть, — вот на кого… Да, один в один. Сопротивляться бессмысленно. Все из души вынет!
— Н-ну… разве что ради дочери… — хладнокровно молвил Сергей Арсентьевич, повернулся и, ничего больше не прибавив, пошел обратно.
— Постой… — ошеломленно окликнула она.
Мурыгин обернулся. У Раисы Леонидовны было такое глупое лицо, что при других обстоятельствах ее бы даже захотелось соблазнить. Повторив тем самым ошибку двадцатилетней давности.
— Я… могу вас отвезти в город…
— Нет, — сказал Мурыгин. — В городе нам делать нечего. Ты же нас не приютишь?
— Естественно!
— Стало быть, заночуем в Пузырьках…
Костик Стоеростин по-прежнему парил в эмпиреях. В полуметре над драным пледом.
— Я уж думал, ты не вернешься, — приветствовал он Мурыгина.
— Куда бы я делся? — буркнул тот.
— Как куда? Подхватила бы — и в загс… Долгонько вы что-то. Чего приезжала-то?
Мурыгин потрогал ладонью воздух, пытаясь нащупать незримую субстанцию, на коей возлежал Стоеростин. Нащупал. Бережно был подсажен и обласкан. Разулся, скинул куртку.
— Ты не поверишь, — сдавленно сказал он.
— Поверю, — успокоил Костик. — Всему поверю… Рассказывай давай.
Их отвлекло появление все той же кошечки, не иначе увязавшейся за Мурыгиным от самого овражка. Покрутилась возле палатки, потом, к изумлению обоих, зашла под
— Ты, дура! — вымолвил Стоеростин. — А если умб? Как раз на тебя и грохнемся…
Ухом не повела. Костик потыкал кулаком в упругое ничто.
— М-да… — разочарованно молвил он и вновь повернулся к Мурыгину: — Ну так что у тебя?
Тот принялся рассказывать. Стоеростин внимал, не перебивая, и лишь лицо его становилось все задумчивее и задумчивее. Мурыгин уже умолк давно, а Костик вроде бы продолжал слушать, изредка даже кивая. Потом очнулся.
— Допустим, скупит, — сказал он. — Этот ваш… как его?..
— Обрыщенко.
— Да, Обрыщенко… А дальше что? Поставит таблички «Частная собственность»? Грибники такие таблички в гробу видали… Значит, все-таки забор, может быть, даже колючая проволока… внешняя охрана… потому что внутреннюю хрен поставишь… Так?
— Н-ну…
— То есть окажемся мы с тобой перед выбором… Куда податься? Либо мы по ту сторону забора, либо по эту…
— Они еще только договариваются, — напомнил Сергей Арсентьевич. — Не удивлюсь, если Обрыщенко в итоге всех обует. Но, знаешь, ты прав. От вылазок в город мне пока стоит воздержаться…
— А твои прожекты? — подначил Костик. — Не ждать милостей от природы, подняться со дна, вернуться в общество…
— Прожекты? — с горечью переспросил Мурыгин. — Те, которые ты в прошлый раз оборжал?
— И что?.. Я рушил твои мечты, но я их, черт возьми, не запрещал хотя бы! Так что, имей в виду, сейчас я полностью на твоей стороне…
Мурыгин вздохнул.
— Ты — жертвенная натура, — с уважением сказал Стоеростин, так ничего, кроме вздоха, и не дождавшись. — Таким не место в бизнесе… Раиска у тебя в руках. Причем сама виновата, никто ее за язык не тянул! Определенная сумма? Вот пусть платит за молчание определенный процент с определенной суммы… Не дергайся — шучу!.. Нет, но какая наглость! Собирайте манатки и уматывайте… Что ты ей ответил? Послал, надеюсь?
Мурыгин ожил. Даже ухмыльнулся.
— Ничего подобного… Сказал, что ради дочери готов на все. Заночуем в Пузырьках…
Стоеростин обомлел.
— Позволь… У тебя там кто-то знакомый?
— В Пузырьках? Нет.
— А как же мы тогда…
— А так…
