вставил пистолет в заплечную кобуру и направился в поселок селенитов.

У мадам Жабицкой оказались чудесные горки. В груде камешков гнездился серебристый ягель, зеленел пышный сфагнум, яркими звездочками желтела календула. Вдоль тропинок высились шикарные ирисы, коричневые, оранжевые, фиолетовые, махровые и простые.

Я обзавидовалась. Из луковичных у меня росли, главным образом, лилии и ацидантеры. И, конечно же, нарциссы.

— Тюльпаны? Спасибо, Армилочка, как мило с твоей стороны, — мадам Жабицкая поспешно накрыла газетой поднос с сушеными червячками. — Проходи, дорогая. Извини, у меня не совсем убрано.

Стремительно вертя головой, я оглядывала клумбы, одновременно пытаясь замечать все остальное вокруг. Жабицким хорошо — их глаза так устроены, что, не вертя головой, они могут наблюдать за окружающими.

У задней стены под навесом была навалена груда ящиков. Маленькие жабки рылись в куче предметов и носились друг за другом, хлопая крышками футляров, в которых я с удивлением узнала очешники. Хмурый подросток разбирал другой ящик, раскладывая по коробочкам мелкие разноцветные детали. Я поздоровалась с ним, но он брезгливо двинул оттопыренной нижней губой и вернулся к своему занятию.

В подростковый период все дети такие, что ж поделаешь.

— А вот тут я думаю посадить вокруг бархатцы и анютины глазки, чтобы создать разноцветный веселенький бордюрчик.

Мадам Жабицкая подвела меня к приличных размеров яме посредине участка. В яме было немного воды — наверное, натекло со вчерашнего дождика — и сидели два тоскливых лягушонка. Жабицкая, кряхтя, перегнулась через край. Держась одной рукой за трубу, выступавшую из ямы, она аккуратно подхватила лягушат, подняла и бережно пустила их в траву.

— Все падают и падают, — пожаловалась она. — По нескольку раз в день достаю.

— А зачем вам эта яма? — спросила я напрямик.

— Да, действительно, зачем вам эта яма?

Я вздрогнула и обернулась. Плечистый мужчина в кожаной шляпе и сапогах (в летний-то день!) подкрался совершенно неслышно и теперь заглядывал нам через плечо.

— Сэмюель Грант, констебль, — представился мужчина. — Проводим незаконные раскопы? Что это будет? Бассейн? Колодец?

Мадам Жабицкая зарделась.

— Садок. Это будет садок, констебль.

Сэмюель сдвинул шляпу на лоб и почесал затылок.

— А для чего вам садок?

Жабицкая смутилась еще больше.

— Что вы, не при детях. Папуля! — закричала она. — Папуля, иди сюда! Господин констебль хочет знать, для чего нам садок.

С крыльца степенно спустился отец семейства. Он подошел к жене и обнял ее за покатые плечи.

— Видите ли, э-э–э, Сэмюель. Мы думаем о, скажем так, прибавлении семейства. Чтобы вокруг звенели веселые детские голоса, что-то вроде этого. Ну, в смысле моя толстушечка собралась нереститься, а я… того. Тоже участвую. Непосредственно. Я понятно объясняю?

У констебля вдруг сделался такой вид, будто он сам себе прикусил язык. Но он быстро взял себя в руки, напустил официальный вид и поинтересовался:

— Воду будете наливать?

— Точно так, господин констебль.

— Ага. Значит, вы строите гидротехническое сооружение, подлежащее регистрации. Пройдемте в дом и оформим документы.

Он повернулся и пошел по дорожке к дому, обмахиваясь шляпой. Жабицкие побежали вперед, что-то объясняя, кланяясь и заискивая.

Внезапно из шляпы выпорхнул сложенный вчетверо листок бумаги и упал прямо к моим ногам. Я машинально подняла, потянулась отдать, но вся троица скрылась за дверью.

Положив записку в корзину, я поплелась домой.

Он чуть было не ляпнул про презервативы, когда Жабицкий заявил о прибавлении семейства. Вот был бы скандал, если бы обнаружилось, что полиция вскрыла интернет-почту селенитов!

Но, кажется, Жабицкие ничего не заметили, а вот смутно знакомая рыжеволосая девица в панаме определенно уловила его замешательство. У девицы были длинные пушистые ресницы и ясные карие глаза. Она была не блондинка, но тем не менее оставила след в памяти бравого констебля.

Под предлогом проверки условий проживания многодетной семьи Сэм обшарил весь дом, открыл все двери и сунул нос в каждую, даже самую незначительную комнатку. Заявив, что нарушаются условия пожарной безопасности, он переворошил коробки под навесом, заглянул во все уголки участка, в кусты и канавы. Но того, что искал, констебль не обнаружил.

Предмет поиска должен был иметь приличную длину и изрядную ширину. Сэмюель ни разу его не видел, но ясно себе представлял.

Сэм искал ствол мортиры.

По его мнению, ствол, предположительно отлитый из бугроватого чугуна, должен составлять не меньше полутора метров длины и двадцати пяти сантиметров ширины в самом узком месте. Из детских книжек о пиратах у Сэма сложилось мнение, что мортира — страшное оружие не самого дальнего действия, стреляющее ядрами размером с крупный резиновый мяч. Но ничего похожего на участке не нашлось.

В расстроенных чувствах, оставив хозяев заполнять длинномерные анкеты, Сэм спустился в сад. Целью его было незаметное деревянное сооружение, традиционно возводимое на всех садовых участках.

Поселок селенитов проектировался под одну, человеческую гребенку. Без учета физиологии поселенцев, не принимая во внимание индивидуальные особенности лунных питомцев, на каждом участке строился дом с тремя спальнями, двумя санузлами и одним большим залом. Кроме этого, в обязательном порядке собиралась тесная дощатая избушка ограниченного применения с затейливым окошком в виде сердечка. Русские называли ее «tualet tipa sortir».

Вот в этот «типа сортир» и направился констебль.

И его счастье, что он направился туда в разведывательных целях, а не тех, для которых сортир, собственно, был предназначен. Ибо сантехнического оборудования в туалете не обнаружилось. Зато обнаружился искомый ствол мортиры, стоймя занимавший основное пространство туалета. Кроме того, внутренняя поверхность домика оказалась обита металлическими листами. Констебль ошалело оглядел эту невероятную конструкцию и протиснулся внутрь. Этот незамысловатый шаг оказался самым опрометчивым из того, что Сэм успел сделать в жизни.

Дверь немедленно захлопнулась, и полицейский остался один взаперти.

Кен был на дежурстве и домой вернулся только вечером. Вот тут-то я его обрадовала.

Я не смогла ясно сформулировать, чего хотел полицейский, и протянула брату бумагу, которая выпала из его шляпы. Кеннет некоторое время разглядывал Сэмовы каракули, потом взвился почище Майка Бэтмена. Он рычал, ворчал и размахивал руками, пытаясь мне, тупой и растерянной, что-то объяснить.

Наконец, немного придя в себя, он написал: «Это не дезинтегратор».

— Почему? — спросила я.

— Зачем? — спросила я.