Так появился оружейный нейрометалл.

Так на Земле появились военные нейрооператоры.

Ну а потом и гражданские.

Все космические оборонительные комплексы, зенитные системы и системы залпового огня, танки и даже автоматы, да что там автоматы, саперные лопатки и десантные ножи, изготовленные из материалов, подвергнутых аксонной обработке, и те обретали разум. А вместе с разумом и сознание. Пусть неполное, но это сознание было частью сознания военного нейрооператора, вошедшего когда-то в управляющий кокон аксонного индуктора.

А скромный пенсионер Сергей Павлович Еремей некогда считался одним из лучших военных нейрооператоров своей страны. Разум множества боевых машин был аксонным отражением его разума в их металлической плоти, и пусть он, этот разум, был ущербен, по-детски наивен и слаб, но в некотором смысле все эти разумные истребители спутников, боевые орбитальные платформы, субмарины и зенитные комплексы были его детьми.

И только он, да еще немногие оставшиеся в живых старики-нейрооператоры, знал, как уговорить их умереть.

Или заставить.

Служебный глайдер миновал КПП и остановился у старомодного серого здания Центра. В здании размещался Генштаб всеобщего и полного разоружения, само сочетание слов было абсурдным и выговаривалось с трудом, поэтому все причастные называли его просто Центром. Армейские порядки здесь, однако, по мере возможности блюлись: сразу за турникетом, торчала стойка со знаменем, скучающие часовые у тумбочки вид имели не выспавшийся, но бравый — в общем, все, как в порядочной воинской части. Основной боевой задачей штаба являлась ликвидация разумного оружия, одним словом, пресловутое «всеобщее и полное разоружение». Людей «всеобщее и полное» коснется в последнюю очередь, но когда- нибудь коснется. И тогда от армии не останется ничего. Хотя… способность к убийству заложена в людях изначально, тот, кто нас программировал, дело свое знал туго, и каждый человек, каждый мужчина навсегда останется потенциальным солдатом, а значит — потенциальным убийцей. Если, конечно, Великому Небесному Нейрооператору не придет в голову поступить с людьми так же, как последние поступили со своими творениями. Вот тогда-то и наступит истинное «всеобщее и полное», только вот наслаждаться долгожданным миром во всем мире будет уже некому.

Впрочем, это все лирика. А на лирику у Еремея времени не было, да и ну ее, эту лирику, одно расстройство от нее.

Пожилой человек, подволакивая ногу, прошел по длинному, застланному красной ковровой дорожкой коридору и остановился у бронированной двери лифта. У двери, как и положено, сосредоточенно грезил о чем-то личном молоденький лейтенантик. Лейтенантик внимательно просканировал служебный пропуск, нажал кнопку вызова и с демонстративной небрежностью отдал честь.

«И этот тоже меня ненавидит, — подумал Сергей Павлович. — Впрочем, чему тут удивляться, он же не сегодня-завтра без работы останется. Хотя военные уже и сейчас превратились в разновидность чиновников. Нет солдат, остались одни генералы, адъютанты, денщики да завхозы. Честь убивать и умирать оставлена нейромашинам, люди только планируют операции, приказывают да блюдут дурацкие традиции. Впрочем, нет, кое-где солдаты все-таки остались. В военных оркестрах, например, но военные оркестры тоже из области военных традиций, как и гауптвахта. Интересно, существует ли она сейчас, гауптвахта, в просторечье «губа»?»

Возможно, причина скверного настроения лейтенанта была вовсе не в миссии Еремея. Может быть, офицерика мучило похмелье, а может, девка не дала, чином, дескать, не вышел, но почему-то думалось, что лейтенант все понимает и оттого зол.

Пронзительно запиликал служебный коммуникатор.

«Что там еще?» — подумал Еремей.

— Сергей Павлович, срочно зайдите ко мне, — командным голосом квакнул коммуникатор. Потом тихо добавил: — Подробности не по телефону.

И отключился.

«Главком по разоружениям», — с неприятным чувством подумал Еремей, покосился на офицерика у лифта и отправился в генеральский кабинет. Главком снисходил до личного разговора с пенсионерами- контрактниками только в случае крупных неприятностей. Неприятностей не хотелось, и так было хреново — только ведь куда от них денешься, от неприятностей?

Сергей Павлович повернулся и зашагал в сторону кабинета главкома. Лейтенантик проводил его злорадным взглядом и вернулся к своим служебным обязанностям — скучать и бдить.

Генеральские кабинеты заслуживают отдельного описания. Бывает, что в генеральском кабинете обнаружатся средневековый камин из дикого камня с коваными королевскими лилиями на решетке, белый рояль или аккуратно подвязанные кусты, усыпанные чайными розами. Но генерал не был бы генералом, если бы на каминной полке не выстроились на манер слоников мал-мала-меньше разнокалиберные снаряды от скорострельных пушек. На белом рояле не ерзал бы время от времени гусеницами действующий макет нейротанка «росомаха» последней модели, на шемаханском ковре не висел бы морщинистым стволом вниз именной масс-драйвер, а на полках книжного шкафа не теснились золотые корешки подарочных изданий каталогов оружия.

Если бы в генеральском кабинете можно было разместить лебединое озеро, в нем наверняка обнаружился бы какой-нибудь аккуратно покрашенный крейсерский экранопланчик с гиперзвуковыми нейроракетами на борту. Маленький, разумеется, но действующий, потому что не перевелись еще кустари- умельцы в рядах вооруженных сил и не переведутся, пока эти самые силы существуют. Хотя, судя по всему, существовать им осталось недолго, но высшему командному составу всеобщее и полное разоружение отставкой не грозило, потому как разоружение — это процесс, а кто, как не высокий военный чиновник, умеет грамотно рулить разного рода процессами? Да еще и с пользой для системы и себя лично? Да никто! А потом, когда разоружимся, кто будет контролировать процесс становления мирной жизни? Да те же генералы, вот кто! И вообще, главное для военнослужащего эпохи всеобщего и полного разоружения — добрые отношения с вышестоящими товарищами. А с этим у нынешнего главкомразора было все в порядке. Вместе по молодости в самоволку ходили, одних девок пушили, на одной «губе» сидели.

Лебединого озера в кабинете не было, зато имелся аквариум кубометра этак на два, в котором среди угрюмых пираний весело кувыркалась маленькая желтая подводная лодка с крылатыми микроракетами на борту. Пираньи лодки явно побаивались, признавая ее очевидное превосходство в вооружении и интеллекте.

Еремею всегда казалось, что нынешние генералы чем-то похожи на приказчиков из магазина колониальных товаров или, если подобрать сравнение посовременнее, на менеджеров по продажам. Чего изволите, господа? Вам порезать? Поджарить? Ах, вам разоружиться? Конечно, конечно. Аванс сорок процентов, остальное по исполнении. А с откатом мы сами разберемся, не берите в голову. Работа у нас такая, накат, откат, попил…

Впрочем, что значит — нынешний? Главком по разоружениям был первым и единственным в своем роде, прежний хозяин кабинета, главком по вооружениям, тот самый, который и запустил в аквариум хищную желтую субмарину, был отправлен в отставку по причине служебного несоответствия вновь введенной должности. И в самом деле, ну что может понимать человек, всю жизнь крепивший обороноспособность страны, в сложных реалиях «всеобщего и полного»? Вот и пусть себе разводит подводные лодки в каком- нибудь сельском пруду и не мешает прогрессу.

Вертлявая субмарина в аквариуме чертовски раздражала нынешнего хозяина кабинета, потому что нипочем не желала признавать господина генерала командиром и вообще военным человеком. Не желала, скотина железная, соблюдать субординацию, и все тут. Выловить ее не представлялось возможным — лупила электрическими разрядами прямо сквозь стекло, и как метко, сволочь! Выбросить к чертям собачьим вместе с окружающей средой, то есть аквариумом, тоже не получалось. Во-первых, аквариум являлся учтенной матчастью, а посему списать его было не так-то просто. Во-вторых, мировое сообщество могло не одобрить негуманного отношения к пираньям и поднять по этому поводу очередной хай. Кроме того,