новые лезвия для газонокосилок и привести дома в исходное состояние.
В каком-то смысле видеть такое оказалось даже хуже, чем пепелища. Они слезли с велосипедов около микрорайона и молча зашагали дальше, катя рядом велосипеды и прислушиваясь к шелесту ветра в деревьях. Зима в этом году запаздывала, но все же
У него не было ключей. Они остались в инфоцентре, несколько месяцев и миров назад. Ручка на двери не поворачивалась. Тогда он ударил дверь плечом, и она с громким треском выломилась из сырой, прогнившей рамы. Дом гнил изнутри.
Дверь упала в воду. В доме было полно стоячей воды, в гостиной набралась вонючая лужа глубиной в четыре дюйма. Он осторожно пересек ее, ощущая, как на каждом шагу под ногами проседают прогнившие до губчатого состояния доски.
На втором этаже его ноздри заполнил запах отвратительной зеленой плесени. Он вошел в спальню, где мебель была знакома, как друг детства.
Келли лежала на кровати вместе с 2.0. По тому, как они лежали, было ясно, что умирали они в мучениях — скрюченные тела, Келли свернулась калачиком над младенцем. Тела вздулись, сделавшись почти неузнаваемыми. А запах… боже, какой там стоял запах…
У Феликса закружилась голова. Он подумал, что сейчас упадет, и ухватился за шкаф. Эмоция, которую он не мог определить — ярость, гнев, скорбь? — заставила его жадно глотать воздух, словно он тонул.
А потом все прошло. Мир остался в прошлом. Келли и 2.0 — тоже. Осталось дело, которое надо сделать. Он завернул их в одеяло, ему помог угрюмый Ван. Они вышли на лужайку перед домом и стали по очереди копать могилу лопатой, которую Келли держала в гараже для садовых работ. К тому времени они стали уже опытными могильщиками. И набрались опыта в обращении с покойниками. Они копали, а настороженные собаки наблюдали за ними из высокой травы на соседних лужайках, но и собак они хорошо научились отгонять метко брошенными камнями.
Выкопав могилу, они положили в нее жену и сына Феликса. Он поискал слова, чтобы произнести их над свежим холмиком, но в голову ничего не пришло. Он выкопал так много могил для жен стольких мужчин и для мужей стольких женщин… слов просто не осталось.
Феликс копал канавы, искал консервы, хоронил мертвых. Он сажал и собирал урожай. Починил несколько машин и научился делать дизельное биотопливо. В конце концов он оказался в инфоцентре маленького правительства — маленькие правительства возникали и распадались, но у этого хватило ума понять, что нужно вести учет, и ему понадобился человек, чтобы его вести и поддерживать все в рабочем состоянии. Феликс взял с собой Вана.
Они проводили много времени в чатах и иногда встречали там старых друзей из того странного времени, когда они правили Распределенной республикой Киберпространства. Встречали тех, кто упорно называл его премьер-министром, хотя в реальном мире его никто больше так не называл.
Большую часть времени жизнь была не очень-то хороша. Раны Феликса никогда не заживали, как и у большинства других. Были болезни, затяжные и внезапные. Трагедия сменяла трагедию.
Но Феликс любил свой инфоцентр. Здесь, среди гудящих серверных стоек, он никогда не испытывал ощущения, что живет в первые дни лучшего мира. Но что живет в последние дни мира — тоже.
› иди спать, Феликс
› скоро, конг, скоро. Резервное копирование почти закончилось
› да ты трудоголик, приятель
› кто бы говорил
Он перезагрузил главную страницу «Гугля». Королева Конг держала его в онлайне уже два года. Буквы «о» в слове Google постоянно менялись, когда ей это взбредало в голову. Сегодня они были мультяшными планетками — одна улыбалась, другая хмурилась.
Он долго смотрел на них, потом вернулся в режим терминала — проверить, как идет резервное копирование. Хотя бы сегодня оно шло, как по маслу. Архивы маленького правительства были в безопасности.
› ладно спокойной ночи
› береги себя
Ван помахал ему вслед, когда он направился к двери, потягиваясь и хрустя позвонками.
— Спокойных снов, босс.
— Только не сиди здесь опять всю ночь, — сказал Феликс. — Тебе ведь тоже надо спать.
— Ты слишком добр к нам, работягам, — отозвался Ван и забарабанил по клавиатуре.
Феликс закрыл за собой дверь и вышел в ночь. За домом тарахтел генератор на биотопливе, выплевывая едкий дым. Луна стояла высоко, и он ею полюбовался. Завтра он вернется, наладит еще один компьютер и опять станет бороться с энтропией. А почему бы и нет?
Этим он занимался всю свою жизнь. Ведь он был сисадмином.
Перевел с английского Андрей НОВИКОВ
© Cory Doctorow. When Sysadmins Ruled the Earth. 2006. Публикуется с разрешения автора.
КРУПНЫЙ ПЛАН
Альтернативная ностальгия
Антон Первушин. Звезда: новый советский роман. Лениздат
Космическая тематика в советской, а затем и российской фантастике всегда занимала почетное место. Даже в смутные девяностые — период поголовного увлечения эзотерикой — звездные рубежи оставили лишь на время. Перед страной вставала отнюдь не иллюзорная проблема о целесообразности существования отечественной космонавтики вообще, но корабли продолжали регулярно стартовать со страниц романов. Однако, несмотря на такую твердую позицию, космическая НФ в России страдает одним серьезным недугом. Имя ему — дальнозоркость.
Куда только ни забирались неутомимые эпигоны — от ефремовской Туманности Андромеды до головачевского края Вселенной и дальше за край. Не столь бойко, но все-таки достаточно регулярно совершались рейды и на планеты Солнечной системы. Время от времени в поле зрения авторов попадала Луна. А вот старушка Земля с ближайшими орбитальными окрестностями особого энтузиазма у фантастов не вызывала. Литературная дальнозоркость проявлялась не только в пространстве, но и во времени. Оно и понятно. Чем дальше в будущее — тем легче развернуться. И коварные критики за хвост не поймают. Списываешь все небывалые, с точки зрения современной науки, открытия на неудержимый прогресс — и дело с концом.
Совсем по иному пути отправился Антон Первушин — не только фантаст, но и публицист, историк космонавтики. Действие его нового романа разворачивается в недавнем прошлом. Перед нами альтернативная история Советского Союза и советской космонавтики, развитие которой не было приостановлено некоторыми политическими событиями в силу отсутствия таковых.
Критической точкой для советского государства Первушин считает смерть Андропова в феврале 1984 года. Выздоровление генерального секретаря в мире «Звезды» подано автором не просто как свершившийся факт, но как некое волшебное преображение. После переломного февраля страна не просто пошла другим курсом. Меняется общественное самосознание. В сердцах советских граждан просыпается задремавший было патриотизм. Развивается наука, укрепляется экономика, повышается уровень жизни. Над страной