благодетеля — пусть сам там за гроши корячится. Но мужчина (одет, между прочим, дорого, один плащ из тонкой кожи чего стоит) усмехнулся особой усмешкой знающего всякие тайные возможности человека.
— Старик один есть, художник, он натурщикам хорошо платит. Три тысячи рублей в день — но жить у него, два-три сеанса в день. Ну, конечно, кормит.
— Знаю я этих добрых дедушек! — отрубил Юрка и встал с асфальта.
— Ему натурщики нужны, а не то, что ты подумал. Не хочешь — сиди тут и облизывайся. А живет он за городом, по Московскому шоссе сразу за Груицей, за мостом направо. Если автобусом ехать — скажи, чтобы на сорок пятом километре высадили.
Больше мужчина не сказал ничего — ни как деда зовут, ни от кого привет передавать. Просто нагнал своего спутника и ушел с ним вместе, не оборачиваясь.
Одиночество было абсолютным. В зал не пускают, улица пустынна. Вот разве что вывели из подворотни щенка на прогулку. Это был щенок восточно-европейской овчарки, полугодовалый, с крупными лапами, умной мордой. Он сунулся к Юрке, но хозяин, здоровый дядька, прикрикнул — и щенок, посмотрев на него, согласился безмолвно: что с незнакомцем связываться, когда впереди парк и прорва собачьих автографов на деревьях, дивные запахи и интригующие шорохи.
Они ушли — серьезный дядька и веселый щенок. Давняя зависть проснулась в душе. Юрка смертельно завидовал всем, кому родители разрешали держать живность. Дед бы, может, не возражал, а бабка трепетала за свой налаженный порядок.
Юрка постоял, глядя вслед, и решил попытать счастья в другом зале, за углом. Он пообещал себе, что если повезет — возьмет щенка из приюта, спасет собачью жизнь, и все будет хорошо. Но оказалось, что в другом зале его прекрасно помнят и не желают неприятностей — когда расследовали Юркины подвиги с ворованными деньгами, много чего было сказано владельцам окрестных залов о несовершеннолетних, у которых в принципе не может быть больших сумм, и даже прозвучали некоторые угрозы.
Значит, нужно было спешить в следующий зал — Юркино терпение уже на исходе: все играли, а он не мог!
А вот со следующим залом случился настоящий облом: у дверей стоял, беседуя с охранником, дедов приятель Кошмарыч.
Юрка понял: его хватились по меньшей мере полчаса назад. И теперь на поиски мобилизована дедова боевая компания, а их человек двадцать наберется — все воевали, все безмолвно одобряли дедово решение запереть Юрку дома.
Ему захотелось сесть и заплакать, зарыдать с криками, с визгом, с битьем кулаками по стенке — все пошло насмарку! Поймают, отведут домой — и все, и будут стеречь днем и ночью, и никакой игры вообще никогда! Лучше повеситься, лучше повеситься…
Но был же выход из положения — сорок пятый километр, мост через Груицу и потом направо. Не все ли равно что за дед, если платит такие деньги. Зато потом — в зал, где Юрку не знают, прийти этак с достоинством, сразу взять побольше жетонов, выстроить игру тонко, по системе, на три-четыре часа по меньшей мере, но к автомату садиться не сразу, а сперва выпить кофе в баре, внимательно наблюдая за залом, за игроками, чтобы понять, где давно не было выигрыша…
Юрка вообразил себя сидящим за столиком, выжидающим своего звездного мига, с полным карманом жетонов — кончики пальцев помнили выдавленный на них рисунок. Он увидел клавиатуру игрового автомата, увидел и экран, на котором мельтешит обычно демо-версия игры. Душа истосковалась, да что душа — тело уже не могло больше без этих ощущений.
Прохожие, что шли мимо Юрки, все как на грех были взрослые. Он бы загнал в подворотню какого- нибудь пацаненка или ровесника-недомерка, отнял бы карманные деньги, но жертва все не появлялась. А нападать на парней старше себя он боялся.
Попытка продать компакты добром не кончилась — двадцатилетний скот, просмотрев их, отобрал несколько и неожиданно расплатился ударом в челюсть. Пока Юрка приходил в себя, сидя на грязных булыжниках в подворотне, он ушел.
Убедившись, что зубы целы, Юрка потосковал и вздохнул, собираясь с силами. Денег не было ни копейки — значит, придется пройти сорок пять километров пешком. Да еще за мостом неведомо сколько.
Но это был шанс раздобыть денег на игру.
Просперо стоял на балкончике и наблюдал за высокой блондинкой, которая играла с Ариэлем в мяч. Блондинка была неуклюжа — это раздражало.
— О Господи, неужели в школах отменили уроки физкультуры? — в расстройстве чувств спросил Просперо. — Чему же их учат?
Фигура ему тоже перестала нравиться — а на фотографиях, которые блондинка прислала, перед тем как приехать, все было просто замечательно: и тонкая талия, и прямые плечи, и ноги правильной формы — не те жуткие палки, которые обычно бесстыже демонстрирует тощая модель, не знающая, что если самая широкая часть ноги — колено, то такие конечности нужно прятать под юбкой и никому не показывать.
— Валькирия, как же… — пробормотал Просперо. — Черта с два из нее получится валькирия…
Он ушел с балкона. Тем более, что близилось назначенное время — он пригласил двух бойцов из клуба «Викинг», чтобы понять, что такое скандинав в ближнем бою.
Бойцы приехали, надели кольчуги и шлемы, объяснив заодно озадаченному Просперо, что шлем с рогами — дурацкая выдумка немецких буршей, взяли боевые топоры и устроили образцово-показательное махалово. Потом два часа рассказывали Просперо всякие байки из жизни клуба, вручили два компакта с записью боев, получили гонорар и уехали.
— День потерян, — хмуро резюмировал Просперо. — Это все мужские драки. Но как сражались валькирии?
Теоретически, они орудовали мечами и топорами не хуже мужчин, но Просперо хотел чего-то иного, более страшного, что ли, однако и более возвышенного.
Он вошел в мастерскую. На столике стоял эскиз из зеленого пластилина — тридцатисантиметровая женщина, возносящая над головой незримый меч. От фигуры веяло невыразимой пошлостью, и Просперо, выдернув каркас, смял ее в ком.
— Где взять валькирию? — спросил он.
Девица, бросавшая во дворе мяч, определенно не годилась. Но не потому, что сама по себе была плоха. Просперо находил ее миленькой. Он не определил для себя, почему в том мире нужна именно валькирия, именно девка в кольчуге и с выпущенными на грудь из-под шлема толстыми льняными косами.
Запищал коммуникатор. Просперо включил экран. Из мрака явилось лицо диспетчера.
— От Скриннийора Нира вам груз, — сказала женщина в наушниках. — Откройте ворота, будут две вагонетки. Он прислал телегу, но телега не поместилась в канале.
— Сейчас.
Ворота были в пристройке. Просперо дал команду, поблагодарил диспетчера и пошел смотреть, что из своей первой добычи выделил ему Скриннийор.
Увидев положенную десятину, он онемел — перед раскрытыми воротами лежала здоровенная куча протухшей рыбы, а вагонетки уже отбыли обратно.
— Какого черта! — опомнившись, заорал Просперо и побежал обратно к экрану связи.
— В чем дело? — спросила диспетчерша.
— Что вы мне такое доставили?!
— Груз от вашего Скриннийора Нира. В соответствии с контрактом.
— Где вы его хранили, этот груз? В Африке, на солнцепеке?
— Я товарно-транспортную накладную могу показать, — обиделась женщина. — Груз мы получили вчера с сопроводительными документами на десятину добычи. Вы ведь так договаривались?
— Проклятый осьминог, — уже начиная осознавать свою беду, пробормотал Просперо. — Не иначе он отнял эту дрянь у каких-то подводных аборигенов, которых хлебом не корми — была бы тухлятина! Послушайте, я хочу внести поправки в контракт!
— Какие?
