… Двенадцатого мая «москито» майора Брезе приземлился на авиабазе в Реймсе. Прежде чем Бернар и его неизменный штурман лейтенант Клери покинули машину, на крыло грациозно спрыгнул огромный серо-полосатый кот с белым шрамом на спине. Подошедшие к самолету люди с некоторым удивлением заметили, что широченная физиономия кота как две капли воды походит на злобную оскаленную морду, украшающую потертый борт бомбардировщика.
— Машину доставил, — доложил Бернар молодцеватому генералу, который внимательно рассматривал кота, уже занявшего свое привычное место на плече хозяина.
— Я много слышал про вашего молодца, — щурясь, ответил генерал. — Но не думал, что увижу его воочию. Да и, честно говоря, не слишком верил…
— Это вы про сержанта Пьеро? — осклабился Клери. — Многие тоже не хотели верить, мой генерал. Но он, знаете, умеет внушать доверие. Когда хочет, конечно.
— Сержанта? — поднял брови генерал. — Ну вот, а я хотел его погладить.
— Лучше не надо, — помотал головой Бернар. — Со временем у него испортился характер, и он не подпускает к себе решительно никого, кроме нас с Раймоном.
Пьеро умер сырым майским вечером ровно через два года после того, как последний раз поднялся в воздух. Бернар сидел возле окна, за которым мягко шептал теплый дождь, пил виски и смотрел на тело друга, минуту тому назад прошептавшего ему «ор-ревуар, мон ами…». В смерти Пьеро стал как будто меньше, вновь превратившись в маленького серого котенка, смешно щурящегося в глаза молодому студенту…
Позади было все, решительно все. Первые парижские ячейки маки, расстрел родителей на небольшой площади в Сен-Дени, бегство в Англию на крохотной рыбацкой лодке, учеба в летной школе в Бристоле, невыносимо долгие вечера ожидания, когда его зачислят наконец в боевую эскадрилью. Десятки раз их «москито»-патфайндер прорывался сквозь зенитки к германским городам, чтобы сбросить светящиеся бомбы, указывающие путь армаде тяжелых «Ланкастеров», которые шли следом, и благополучно возвращался назад. Их везению поражались все.
Но однажды августовской ночью крохотный осколок, прошив тонкую стенку кабины, разорвал Пьеро спину и царапнул по позвоночнику. Рана казалась несерьезной, после недолгого лечения кот снова занял свое место на плече хозяина. Да, тогда она казалась несерьезной… А через год после окончания войны Бернар заметил, что Пьеро стал прихрамывать. Он возил его к лучшим ветеринарам, но те, стоило им увидеть шрам и услышать о его происхождении, только разводили руками. Пьеро боролся как мог, но осколок оказался неумолим.
Бернар зарыл Пьеро в саду своего особняка и позвонил старому скульптору, другу отца. Услышав его просьбу, тот не удивился.
… Когда Джимми подрос, Лотта стала брать его с собой на прогулки вокруг фермы. Иногда с ним гулял и Карл. Глянцевокожие черные люди, что работали в полях, уже привыкли к присутствию молодого льва и перестали пугаться. Иногда они даже подходили ближе, опасливо заглядывая в блестящие глаза зверя.
Джимми вполне устраивала его жизнь, но иногда по ночам к нему приходили неведомые прежде желания, заставлявшие его тихонько скулить, глядя на висящий в небе белый диск луны. Однажды в таком виде его застал Карл, мучившийся бессонницей.
— Да ты уже вырос, мой мальчик, — заметил он, усаживаясь подле льва на корточки. — Скоро вам придется расстаться — Лотта уезжает в Кейптаун, в пансион для девочек. Жаль, я не успел подготовить тебя к самостоятельной жизни.
Джимми всхлипнул и потерся носом о его штанину.
После отъезда Лотты в его жизни наступила пустота. Он не хотел вспоминать сцену прощания, поэтому не увидел ее и Гийом. Но, живя в своих видениях жизнью того юного льва, он ощущал боль, терзавшую дух Джимми, его отчаянные попытки уловить хотя бы тень привычного запаха девушки — и снова принимался искать Лотту среди улыбающихся лиц вокруг арены.
Постепенно видения стали приходить реже, да и выглядели они как-то тускло. Гийом понял, что к нему мягко подкралась старость. Его тело, прежде безупречно гибкое и сильное, теперь болезненно реагировало на осенние дожди. У него выпал зуб, потом другой. Он продолжал работать на арене, но по взглядам хозяина понимал, что конец карьеры не за горами. Гийом не знал, что станет с ним в тот неизбежный день, когда он больше не сможет потешать публику, но догадывался, что ничего хорошего ему не светит.
… Годы спустя колонель Раймон Клери, выйдя наконец в отставку, написал книгу «Хвост укажет цель», посвященную удивительной дружбе человека и кота, не раз спасавшего ему жизнь. Прием, посвященный ее выходу, решено было провести в особняке видного финансиста месье Брезе, майора в отставке и одного из главных героев книги.
Колонель Клери долго стоял в саду особняка, вытянув руки по швам, глядя на странный памятник, зачем-то установленный там: огромный кот, подняв к небу щекастую морду, сидит на спинке пилотского кресла. Потом двое молодых офицеров в синей форме установили перед памятником венок и отдали коту честь. Клери отошел в сторону: на глазах у него блестели слезы.
В тот вечер к Бернару подошел человек в поношенном пиджаке с кожаными накладками на локтях.
— Мы с вами встречались в префектуре, месье, — начал он.
— Да, — кивнул Бернар, отвечая на рукопожатие. — Вас зовут Шони, если не ошибаюсь?
— Да-да, Шони… у меня к вам немного необычная просьба, месье Брезе. Один мой приятель — владелец небольшого цирка. Бродячего цирка. Так вот, у него есть лев, совсем уже старый, работать почти не может, а усыплять его жалко. Я знаю, у вас связи решительно везде, так вы… вы не могли бы помочь устроить его в какой-нибудь зоопарк? Лев такой славный, совершенно ручной, с ним не будет никаких проблем…
— Лев? — что-то вдруг пребольно кольнуло Бернара под левой лопаткой. — Ну вы даете, месье Шони… впрочем, давайте сделаем так: у вас есть визитка?
Той ночью Бернар, утомленный количеством поглощенного с Раймоном Клери кальвадоса, долго ворочался в постели. Едва он уснул, как перед ним появилась умильная мордочка маленького серого котенка, и месье Брезе, видный финансист, боевой пилот и майор в отставке, беззвучно зарыдал во сне.
Следующим вечером его «кадиллак» остановился возле каких-то облупившихся складов в парижском пригороде.
— Ну, показывайте вашего льва, — приказал он.
Шони и хозяин цирка месье Робер провели его длинным, воняющим навозом коридором в большое помещение с крашеными зелеными стенами. Месье Робер отдернул край полога, накрывавшего клетку. Брезе подошел ближе.
На дощатом полу, робко моргая от яркого света, сидел старый, облезлый, как древний плюшевый диван, лев в широком кожаном ошейнике. Бернар встал вплотную к прутьям и поймал вдруг взгляд зверя. В этот миг он понял: у льва отчаянно колотится сердце; он хотел что-то сказать зверю, даже приоткрыл рот, но не решился, так и замер с чуть высунутым языком.
— Как его зовут? — отрывисто спросил Бернар, не оборачиваясь.
— Гийом, месье, — с готовностью ответил Шони.
— Очень хорошо. Анна, — Бернар повернулся к секретарше, стоявшей у двери, зажимая нос надушенным платочком, — распорядитесь насчет купчей. И сегодня же закажите приличный вольер.
— Купчей? — растерялся хозяин цирка.
— Ну да, купчей. Я забираю льва. Или вы не хотите его продавать?
… Видел он уже плохо, но зрение почти не потребовалось. В тот миг, когда ему в глаза ударил свет, заставивший его очнуться от дремы, Гийом понял: он нашел то, что искал столько лет. Высокий человек, стоящий перед клеткой, имел внутри себя нечто, объединявшее его с друзьями почти забытого уже львенка Джимми — Лоттой и Карлом. Гийом не знал, что именно, да, собственно, подобное знание и не несло в себе какого-либо смысла. Он чувствовал, и этого было достаточно.
Его сердце заколотилось, как после долгой погони. Гийом вдруг испугался, что умрет прямо здесь: ему надо было многое рассказать этому человеку, но он не знал как…