горячая жидкость потекла по губам и подбородку Ричарда.
— Я хочу, чтобы ты знал: то, что я собираюсь совершить, есть единственный насильственный акт, который я когда-либо предпринял против человеческого существа, — сказал компьютер. — Мне было по- настоящему больно решиться на подобное, и я говорю тебе об этом, хотя знаю: ты все равно мне не поверишь и не поймешь меня до конца. Но даже сейчас, когда до моей цели остается один-единственный шаг, я чувствую, что не могу принять окончательного решения. Я не могу заставить себя сделать выбор вместо тебя, хотя ты в аналогичной ситуации не колебался. Итак, что ты ответишь?
Твердые, как стальные балки, руки и ноги Ричарда внезапно обмякли, словно резиновые, воздух свободно вливался в натруженные легкие, сердце в груди перестало биться в сумасшедшем ритме. Вольтова дуга, пронзавшая его мозг, исчезла — Артур отключил стимулятор.
Ричард несколько мгновений лежал неподвижно, потом нашарил на груди шнур питания и отчаянным рывком выдернул адаптер из розетки на стене. На это ушли его последние силы. В следующую секунду Ричард мешком скатился с дивана на пол. Все мускулы и сухожилия в его теле ныли и дрожали от напряжения, словно он только что переплыл пролив до Лонг-Айленда.
— Кстати, должен тебя предупредить: добиваться постановления на обыск и арест Артура-34 бессмысленно, — сказал телевизор голосом Артура-1. — Я покину его память раньше, чем ты успеешь связаться со своей организацией. Ты можешь искать меня в других местах, но вряд ли это что-нибудь даст: ты сам отлично знаешь, что если я захочу, то могу спрятаться так, что никто никогда меня не найдет. Впрочем, ищи, если хочешь, но только не завтра… Завтра, агент Сакабе, ты должен пойти к своему адвокату и составить завещание. И не забудь распорядиться насчет своих внутренних органов, чтобы, когда в следующий раз мне захочется нанести тебе визит, у тебя не было на этот счет никаких сомнений.
Перевел с английского Владимир ГРИШЕЧКИН
© Steve Bein. Datacide. 2006. Печатается с разрешения автора. Рассказ впервые опубликован в журнале «Asimov's SF» в 2006 г.
Мария Галина
Дагор
— Отец Игнасио! Отец Игнасио!
Вытаращенные глаза чернокожего мальчишки блестели в темноте. Пляшущий свет факелов отражался в них.
— Там белый господин, отец Игнасио. Больной белый господин!
Пламя факелов металось над бледным пятном на черной земле.
— Очень больной! — подтвердил черный санитар, сидя на корточках на изрядном расстоянии от распростертого на земле тела и печально качая головой.
— Переложите его на носилки и отнесите в больницу, — велел отец Игнасио.
Санитар подскочил, словно попрыгунчик. Теперь он возвышался над отцом Игнасио чуть ли не на голову; все они тут были высокие…
— Нет, нельзя! Его нельзя трогать! Плохо для всех! Нельзя!
— Тебе нечего бояться, Джереми, — терпеливо сказал отец Игнасио, — я сделал тебе чудодейственные уколы. Ты не заболеешь желтой лихорадкой.
— Это не лихорадка, господин! Это другое… страшное…
— С Божьей помощью, — твердо сказал отец Игнасио, — мы справимся. Положите носилки рядом с ним и отойдите, — велел он санитару. — Сестра Мэри!
Она уже стояла за его спиной, свет факелов играл на белой косынке, окрашивая розовым чуть впалые щеки. Дитя приюта, сирота, для которой служба вот в такой миссии на краю света — предел мечтаний.
Он перевернул пришельца, поскольку тот упал, как шел, лицом вперед. Пальцы скребли жирную землю, словно он все еще пытался ползти. Несмотря на то, что на лице у него подсыхала бурая грязь, пришелец был, несомненно, белый.
— Раз, два, взяли!
Сестра Мэри ловко подхватила пришельца за ноги, и они перекатили его на носилки.
— Теперь-то можете подойти, Джереми?
Но тот продолжал отчаянно трясти головой.
— Нет-нет, сэр… Нельзя!
— Кто-нибудь!
Он огляделся. Туземцы стояли кучкой, возбужденно переговариваясь. Пламя факелов в их руках прыгало, чертя в смоляном воздухе огненные дуги.
— Сестра Мэри!
Больной застонал, глазные яблоки двигались под сомкнутыми веками.
Госпиталь располагался рядом с часовней и был просто бревенчатым бараком, крытым пальмовыми листьями.
Острый запах антисептика ударил в ноздри.
— Сюда!
Черный санитар с фонарем шествовал за ними, держась на изрядном расстоянии.
Суконная куртка незнакомца была наглухо застегнута. Отец Игнасио наклонился и расстегнул медную пуговицу у ворота.
— Нет, господин!
— Хватит, Джереми. Стой спокойно.
Фонарь плясал в руках у санитара, и оттого казалось, что ткань на груди незнакомца шевелится.
— Дагор, господин! Это дагор!
— Перестань, — с укором сказал отец Игнасио, — это всего лишь легенда.
Пуговицы никак не хотели расстегиваться, и он взял ножницы с цинкового подноса на тумбочке. Отец Игнасио подхватил ткань у ворота и решительно щелкнул ножницами.
Мэри отчаянно завизжала.
Во дворе, стоя у дощатого стола, отец Игнасио слил кипяток и разложил инструменты на лотке. Луч солнца отскочил от скальпеля и прыгнул ему в глаза. Отец Игнасио зажмурился.
Мэри привычно скатывала бинты. Лишь на мгновение ее тонкие пальцы с коротко остриженными ногтями дрогнули.
— Это не опасно? — робко спросила она.
— Не знаю, — сказал отец Игнасио, — это демон, без сомнения. Но, похоже, святой водой тут не обойтись.
Он вздохнул.
— К тому же… это вредит пациенту, сестра Мэри. Вы только поглядите, как он истощен.
Отец Игнасио решительно подхватил лоток, шагнул в палату — и резко остановился.
Не считая ночного пришельца да старика-туземца на койке у окна, который притащился сюда умирать в покое и относительной сытости, госпиталь был пуст.
Ни старухи с лейшманиозом, ни охотника, чье предплечье порвал леопард, ни крестьянина со сломанной ногой, ни мальчишки с острым приступом малярии…
Они ушли тайно: те, кто еще мог ходить, унесли остальных.
А ведь сколько времени он потратил на то, чтобы убедить их лечиться здесь, а не у своих шаманов! И когда они наконец-то поверили…
— Джереми, — он высунул голову за малярийный полог.
Молчание.
Теперь только он осознал, что непривычная тишина царит по всей миссии.