Глотнув из баллончика, я направила оружие на дверь и выстрелила. Послышались крик боли и лязг металла, когда уронили домкрат.

— Уильям, единственный способ остановить войну с враждебными инопланетянами — сделать так, чтобы это будущее никогда не осуществилось. — Вдох. Звук шагов нескольких приближающихся людей. Я выключила радио. — У меня Меч дона Альверина, предательская мразь! — крикнула я и сделала очередной вдох. — Он у меня на поясе. Если выстрелите в меня из резонансного оружия, то уничтожите свою единственную связь с прошлым. — Я снова включила радио. — Извини, Уильям, пытаюсь выиграть время.

Снова вдохнув, я напряженно прислушалась, но ничего не услышала. Наверное, челядь совещалась, выбирая один из десятка способов пробиться ко мне.

— Уильям, я считаю тебя величайшим из когда-либо живших философов, но прошу тебя, умоляю: уничтожь это будущее! Никогда и никому не раскрывай того, что я тебе сообщила. Сейчас мои же придворные могут в любой момент выбить дверь. И тогда я направлю оружие на меч и уничтожу то, что связывает нас с твоим временем. — Последний вдох. — Я люблю тебя, Уильям Тиндейл. Прощай — и никогда не забывай меня!

— На этом текст обрывается, — сказал сэр Стивен, когда я пролистала несколько пустых страниц, следующих за последней записью.

Я закрыла дневник и уставилась на слова, вытисненные на его обложке: «Дневник Тиндейла». Потом взглянула на меч. Затем на сэра Стивена.

— Я журналист, пишущий о науке, а не редактор научной фантастики, — сообщила я.

— Но это не мистификация, — возразил мой собеседник.

— Стив, если ты вознамерился поразить меня своим писательским талантом, то выбрал для этого не лучший способ. В чем тайный смысл твоего приглашения? Если ты надеялся, что я стану твоей любовницей, то мой ответ: нет. Пусть я и разведена, но…

— Это очень серьезно! — рявкнул он, ударив кулаком по краю стола. Обычно сэр Стивен отличается уравновешенностью и даже в худших ситуациях владеет собой.

— Послушай, я совершенно не понимаю, чего ты добиваешься.

— Я отдал фрагмент одной из страниц на экспертизу. Бумага подлинная, чернила подлинные, и в наличии все должные признаки медленной химической реакции чернил с бумагой в течение шестисот лет. Значит, все это — реальность.

— Темпоральное сцепление? — Я рассмеялась, успев прийти в себя. — Что за чушь! Ты меня что, за дурочку держишь? Да, пусть я знакомлюсь с последними открытиями в физике только в журнале «Природа», но зато делаю это регулярно.

— А как же твои чувства к Уильяму Тиндейлу?

Эта часть дневника смущала меня больше всего. Еще на последнем курсе университета я увидела единственный уцелевший портрет Уильяма на выставке в Национальной портретной галерее Лондона. Не могу назвать свои чувства любовью с первого взгляда, но я купила репродукцию этого портрета и вставила ее в рамку. Я также изучила то немногое, что было известно о талантливом оружейнике и его брате. Сведения о них обрывались 1418 годом, когда оба брата погибли у себя дома во время пожара, начавшегося после взрыва пороха.

— Я восхищаюсь братьями и полагаю, что Уильям весьма симпатичен.

— И такие же чувства к нему ты испытывала в других альтернативных будущих, порожденных тобой и Уильямом.

— Стив, шутка неплоха, но она зашла слишком далеко.

— Это не шутка, — упорствовал сэр Стивен. — Пролистай дневник еще раз. Там на двух сотнях страниц текста и чертежей описаны самые фантастические технологии. Мишель, если ты не воспримешь все всерьез, то это сделаю я. И отвезу дневник в другое место.

За его словами последовало длительное молчание. Я прошлась взглядом по нескольким страницам из середины дневника. Кое-какие физические теории выглядели вполне правдоподобно и легко проверялись экспериментально. Тревога охватила меня. Я видела карту практических научных знаний, отражающую только верные направления — ни единого тупика или ошибочного эксперимента. Императрица — последнее из моих альтернативных «я» — оказалась права относительно моральных принципов. А здесь они даже не упоминались.

— Послушай, Стив, допустим, все это настоящее. И что дальше?

— Да информация из этого дневника может в течение десяти лет перенести нас на пять столетий вперед, вот что! И через несколько месяцев мы окажемся на Марсе, а через десятилетие — уже на Альфе Центавра.

— И снабженные оружием, способным стерилизовать целую планету между завтраком и утренним кофе. Да любой более развитой космической расе мы покажемся ордой Аттилы, вооруженной термоядерными боеголовками. Посмотри на эти чертежи. Всякий достаточно сообразительный псих сможет разнести городской квартал, например, вот этой штуковиной, резонансной кулевриной. Почти все части для нее можно купить в любом супермаркете, а затем собрать у себя в гараже.

— Ну и что? Это лишь означает, что доступ к дневнику Тиндейла следует ограничить. Мишель, у тебя был шанс. Извини, но мы говорили о судьбе человечества. Я немедленно отправлюсь с дневником в Лондон. Научные сведения, изложенные на этих страницах, требуют серьезной проработки. Когда будешь уходить, зайти к Томсону, он выпишет чек для компенсации твоих дорожных расходов.

С этими словами он взял меч с дневником и вышел. Я осталась наедине со своими мыслями. Во всех альтернативных мирах Честеры никогда не могли устоять перед искушением. Ощутив руку на плече, они не смотрели вниз, проверяя, не увидят ли там раздвоенное копыто. И еще я испытывала странное чувство утраты. Я осознала, слегка ревнуя, что из всех Мишель Уотсон лишь я одна не говорила с Уильямом Тиндейлом посредством Меча дона Альверина. Откуда-то издалека донесся низкий глухой звук. Потом в коридоре послышались шаги. «Томсон с чеком для меня», — предположила я.

Но вошел… Уильям Тиндейл, облаченный в красный плащ и какую-то форменную куртку поверх оливково-зеленых брюк. На поясе у него висел меч.

— Миледи, я здесь, — произнес он, разводя руки и кланяясь. — Какова будет ваша воля?

Часть моего мозга словно отключилась. Я смогла лишь отметить, что его речь и произношение современных английских слов значительно отличаются в лучшую сторону относительно лондонца из 1418 года. Наверное, он специально учился говорить так, как говорила я. Для образца у него имелось несколько часов звучания моего голоса во время передач, а к ним еще и четырнадцать лет для тренировок… Потрясение мое трудно было описать.

— Уильям?.. — выдохнула я, возблагодарив судьбу за то, что при его появлении все еще сидела.

— Да, это я. — Он застенчиво улыбнулся. — А ты моя единственная любовь.

Я медленно встала, обошла стол, взяла его за руку и лишь через некоторое время смогла ответить:

— И я люблю тебя не меньше. Но… я должна объяснить…

— Все, что было сказано, я слышал, — заверил он, приложив палец к губам.

Значит, он слышал наш разговор со Стивеном! Мы вышли из комнаты, держась за руки. Я не особенно удивилась, обнаружив в гостиной связанного Томсона с кляпом во рту. Мы вышли из дома и пересекли лужайку, направляясь к гостевой автостоянке. Там, неподалеку от пылающих останков автомобиля сэра Стивена расположился аппарат Тиндейлов. Возле него с поднятыми руками стоял Стивен, а за его спиной — мужчина, похожий на Уильяма.

— Это Эдвард, — пояснил Уильям, и его брат слегка мне кивнул. — У него нет голоса, но все же он может изъясняться.

Уильям показал на сэра Стивена, на горящую машину, а потом на предмет в руках Эдварда. Этот предмет мог бы принадлежать кисти Дали, если бы художника заперли в лаборатории алхимика, вкатили солидную дозу галлюциногена, а затем попросили изобразить что-нибудь интересное. Конструкция состояла из спиральных трубок, шаров из непрозрачного стекла, слоновой кости, обсидиана и хрусталя. Деревянный приклад, вероятно, был позаимствован у одного из первых мушкетов. Все эта мешанина деталек испускала