как это сделали бы во Франции или Испании. Сколько могил будет тогда осквернено, сколько оживших мертвецов пополнят корабельные команды во всех океанах?…

Она перевела дух, глядя Константайну прямо в глаза. Только сейчас ей пришло в голову, что они были несколько другого оттенка, чем у Джека Коленкора. В изумрудных глазах Тобиаса поблескивали золотые искорки, тогда как у Джека они были серо-зелеными, словно океанская глубина. «Похоже, — подумала Энн, — это знак свыше».

— Я думаю, в Школе Ночи действительно найдутся один-два человека, которым захочется использовать котел подобным образом, — нехотя согласился Константайн.

— Я уже обещала, что котел никогда не попадет в чужие руки, — негромко продолжала Энн. — И готова повторить свое обещание. Тем, кто послал тебя, можешь сказать, будто он утонул в океане или ты не сумел его найти. Ты нанял меня, чтобы я защищала тебя от Лава и его головорезов, и я хорошо выполнила свою работу, не правда ли?

— Да, конечно, — согласился Константайн и, не удержавшись, бросил быстрый взгляд через плечо. — Признаться, ты справилась с ней даже лучше, чем я рассчитывал. В глубине души я не желал смерти Эдмунду, даже когда грозил убить его.

Энн пожала плечами.

— Он бы убил меня, а потом и тебя — это ясно и ребенку. — Она говорила уверенным тоном, но кое- какие сомнения у нее оставались. Насколько Энн помнила, капитан Лав ни разу не сказал со всей определенностью, что собирается расправиться и со своим бывшим любовником. — Нет, Тоби, что бы ты ни говорил, я способна распорядиться котлом получше, чем он. Никакого оживления трупов больше не будет! Я намерена помещать в котел только ром, виски и тому подобное, и если в конце концов волшебный котел сделает нескольких негодяев богатыми, что ж… Быть может, богатство помешает им совершать новые преступления.

Константайн медленно кивнул и улыбнулся почти непринужденно.

— Что ж, в этом есть смысл, к тому же я все равно не смог бы тебе помешать, даже если б захотел — моих скромных магических познаний для этого явно недостаточно. Что ты собираешься делать дальше?

Это был уже сугубо практический вопрос, и Энн, немного подумав, повернулась к пиратам, которые смотрели на нее так, словно уже ожидали приказов и были готовы беспрекословно их исполнять.

— Как насчет Каролины, парни?! — громко спросила Энн. — Черная Борода в свое время сумел договориться с тамошним губернатором, и я уверена: мы заключим сделку не хуже. Мы сможем снабжать прибрежные поселки спиртным по более низким ценам — ведь у нас будет волшебный котел, да и платить налоги нам не нужно. И нам не придется потрошить виргинские суда. Главная ошибка Черной Бороды как раз и заключалась в том, что он грабил корабли соседней колонии и в конце концов так разозлил губернатора, что тот объявил пиратам войну; нас же никто не сможет ни в чем упрекнуть. Только подумайте, парни: мы станем контрабандистами, которые не будут ничего красть!

— Но ведь это же будет нечестно, госпожа Бонни! — проговорил Полубородый и усмехнулся. Его слова вызвали дружный смех. Да, те же самые люди, которые всего два часа назад жаждали ее смерти, теперь были готовы следовать за ней хоть на край света. «Да благословит Господь их простые души!» — подумала Энн.

Константайн внимательно разглядывал двухмачтовый люггер.

— Я, конечно, плохой моряк, но мне кажется, что это судно больше подходит для каботажных рейсов, — заметил он. — Не представляю, как вы доберетесь на нем до берегов Америки.

Энн кивнула.

— Ты прав, но если мы не сумеем захватить с его помощью более подходящее судно, значит, мы не достойны называться членами Братства. — Она пристально посмотрела на него. — Не бойся, я не собираюсь нарушать закон, пока мы не высадим тебя в Саванне Ла Map. Твое имя должно оставаться незапятнанным, к тому же я не хочу, чтобы из-за меня ты снова подвергался опасности.

Константайн наморщил свой обезьяний нос-пуговку.

— Знаешь, мне будет не хватать опасностей и приключений. Ну, почти не хватать… — Он взглянул на нее вопросительно. — Скажи, Энни, а ты не хотела бы поехать со мной в Англию? Я не богат, но у меня есть небольшое имение под Лондоном, а моего наследства вполне хватит на двоих. Я мог бы сделать тебя респектабельной женщиной!

Энн была тронута и, наклонившись, поцеловала его. Пираты загоготали, но Энн круто обернулась к ним и улыбнулась зловещей улыбкой тигрицы, которая еще не завтракала.

— Сегодня, — отчеканила она ледяным тоном, — я уже отправила в ад одного человека, хотя он и был неуязвимым. Может, кто-нибудь из вас хочет последовать за ним?

Этого оказалось достаточно, чтобы пираты прикусили языки, и Энн снова повернулась к Константайну.

— Нет, Тоби, — печально сказала она. — Респектабельность — это не для меня. Должно быть, ты невнимательно читал книгу капитана Джонсона, иначе бы сам все понял.

Он протянул руку.

— Даниель совсем тебя не знал. Когда он писал книгу, то опирался, главным образом, на слухи, моряцкие истории и объявления о награде за твою поимку. Кто знает, какую судьбу он бы выдумал, если бы узнал тебя, как я!..

Энн взяла Константайна за руку и подошла с ним к линии прибоя. Над ними чуть слышно шелестели прохладные пальмовые ветви, под безмятежным голубым небом серебрился могучий Океан.

— Я сама не знаю, каким будет конец моей истории, но уверена, что этого не смогут предсказать ни ты, ни твой Даниель и никто другой!

Быть может, это были глупые слова, однако в эти мгновения Энн верила в то, что говорила. Но куда более важным ей казалось, что она не испытывает желания спросить, кто забрал себе фляжку Ната Виски и осталась ли там хоть капелька спиртного. Впервые с тех пор, как она в последний раз стояла вместе с Мэри на поскрипывающей палубе «Уильяма», Энн не хотелось выпить.

Перевел с английского Владимир ГРИШЕЧКИН

© Ian McDowell. Under the Flag of the Night. 2004. Публикуется с разрешения автора.

— Добрый вечер, мессир!

Фонарщик кланяется: колокольчик на его шляпе негромко звенит, седая борода касается земли. В руках у него длинный шест, на конце шеста — горящая свеча… капли расплавленного воска шипят, падая на влажные плиты тротуара. Свет только что зажженного фонаря смешивается с туманом, образуя вокруг нас желтую матовую сферу.

Я киваю в ответ.

— Как поживаешь, старик?… Как твоя семья?

— Вашими молитвами, мессир. Вашими молитвами. Он кланяется еще раз — а я прохожу мимо, вновь погружаюсь в туман. Металлические набойки на подошвах моих ботфортов цокают по тротуару, одетая в ножны шпага глухо звякает, отсчитывая незажженные фонари. Один, два, три… Позади, кряхтя и вздыхая, бредет фонарщик: вот он остановился, вот я слышу тихое шипение газа, затем хлопок вспыхнувшего пламени. Слабые желтые отблески ложатся на влажный тротуар.

Я сворачиваю на улицу Оружейников — пространство между домами заполнено туманом и лунными лучами. Справа от меня маячит тонкая, как игла, башня Ратуши; еще сотня ярдов, и я у резиденции бургомистра. На втором этаже в крайнем окне горит свет… Чья это спальня? Кажется, младшей дочери бургомистра, малютки Гретхен. Я зажмуриваюсь, вызывая в памяти лицо девочки: круглые голубые глаза, белые локоны, аккуратно причесана, хорошо воспитана. Что случилось с бедным ребенком?…

Я открываю дверь дома, неслышно поднимаюсь по устланной ковром лестнице. На стенах — свечи в