Снайпер прополз несколько метров по полу смотровой галереи, пытаясь поймать Джи Р.-7 в прицел. Краем периферического зрения, не менее острого, чем центральное, Ратберн заметил, как снайпер напрягся и…
…прыгнул, взмахнув винтовкой, и…
И Ратберн, к собственному изумлению, услышал свой оглушительный крик:
— Берегись, Джордж!
Но не успели слова сорваться с губ, как Берлоук выстрелил. Окно разлетелось на тысячу осколков, и Джи Р.-7 развернулся, мгновенно загородившись доктором Нг. Пуля ударила прямо в сердце женщины и пробила грудь стоявшего позади мужчины. Оба медленно опустились на пол операционной, человеческая кровь вытекала из них, а стеклянные осколки все сыпались и сыпались дождем. Как слезы робота.
Итак, наконец двойственность была устранена. Остался только один Джордж Ратберн — единственное повторение сознания, впервые расцветшего сорок пять лет назад и сейчас выполняющего программу в наногеле, заключенном в корпусе робота.
Джордж не сомневался: Шиозуки попытается скрыть все случившееся в Парадиз Вэлли, ну… если не все, то хотя бы детали. Директору придется признать, что доктор Нг погибла в результате строптивости его подопечного, но Шиозуки наверняка утаит, что в решающий момент Ратберн пытался предостеречь Джи Р.- 7. Бизнес есть бизнес, и факт тесной эмоциональной связи двойников на пользу ему не пойдет.
Однако у детектива Лусерна и его снайпера цели были прямо противоположные. Только обнародовав незапланированное вмешательство робота, они смогут оправдать случайное убийство заложницы.
Но ничто не сможет оправдать поступок Джи Р.-7, прикрывшегося испуганной женщиной, как щитом…
Ратберн сидел в гостиной своего загородного дома. И несмотря на крепкое, практически неуязвимое тело, тело робота, чувствовал себя безмерно усталым, невероятно измученным, нуждавшимся в мягком уютном кресле.
Он поступил правильно, пусть даже Джи Р.-7 совершил подлость. И сознавал свою правоту. Любое другое решение было бы роковым, не только для него, но и для Кэтрин и для любого перемещенного сознания. У него действительно не оставалось выхода.
Бессмертие — это здорово. Бессмертие — это потрясающе. Пока ваша совесть чиста, разумеется. Пока вас не терзают сомнения, не изводит депрессия, не мучает совесть.
Эта несчастная женщина, доктор Нг. Она никому не причинила зла. Никого не обидела.
И вот теперь она мертва.
И он, вернее, вариант его сущности, повинен в ее смерти.
В памяти вдруг всплыли слова Дж Р.-7:
Может, это и верно. Но именно сейчас он попал в эти самые отчаянные обстоятельства.
И осознал, что обдумывает действия, которые ранее ни за что не посчитал бы для себя возможными.
Эта бедная женщина. Эта бедная погибшая женщина…
Во всем, что произошло, виновен не один Джи Р.-7, но и он! Он тоже виновен! Ее смерть — прямое следствие его желания жить вечно.
И ему придется жить с сознанием этой вины. Вечно.
Если только…
Ратберн поднял магнитный пистолет: просто поразительно, какие только вещи можно приобрести, не выходя из дома! Единственный удар с близкого расстояния уничтожит все записи в наногеле.
Он приставил эмиттер к стальному виску, слегка поколебался, прежде чем золотистый палец лег на спусковой крючок.
В конце концов, есть ли лучший способ доказать, что ты все-таки человек?
Перевела с английского Татьяна ПЕРЦЕВА
Л.А.Тейлор
Измени жизнь
Мэгги было восемь лет, когда она уснула. Проснулась она в пятьдесят пять.
И первым делом заметила странную вещь — потолок в спальне сделался из голубого белым, а крупные, нарисованные на нем светящейся краской звезды, луна и кометы, невесть сколько ночей смотревшие на нее сверху, куда-то исчезли. Интересно, подумала она.
Потом она попыталась согнуть ноги в коленях, но тоже почувствовала себя как-то не так. Скажем… другой. Какой-то… тяжелой? И когда она подумала об этом, сердце ее заторопилось. Она постаралась не шевелиться: лежать все-таки было не так плохо.
Мэгги осторожно обвела взглядом комнату. Чужая комната. И лежала она не в собственной постельке с ананасами, вырезанными на стойках. Одеяло с белыми и зелеными кругами не было заткнуто за изножье. У кровати этой такового не имелось. Как и изголовья. К тому же она была такая большая — как у взрослого или та, которую делили на двоих ее кузены-близнецы.
«Что же это такое?» — тихо удивилась она.
В комнату осторожно вошел странный мужчина. Он чуточку напоминал ее дедушку: примерно такого же роста, с лысинкой на макушке и круглым животом, пусть и не столь объемистым, как те «запасы на черный день», на которые все время жаловался дед. Все свое внимание мужчина этот уделял чашке, что была у него в руках, и Мэгги проводила его взглядом. Приблизившись к кровати, он заметил, что она смотрит на него, и улыбнулся.
— Привет, — проговорил он. — Ты проснулась. Вот кофе.
Голос его звучал непринужденно, словно он подавал ей кофе в постель каждый день.
Мэгги была осторожным и застенчивым, пожалуй, даже скрытным ребенком, привыкшим иметь дело с целой кучей шумных дядюшек, тетушек, кузин и кузенов, всегда готовых пренебрежительно фыркнуть на каждую ее ошибку, на каждое неправильно произнесенное слово. Мама сказала: это потому, что она умница, а им завидно, и что не следует обращать на них внимания. Однако Мэгги любила своих родственников, и насмешки были ей обидны. Она уже давно усвоила, что когда ты ничего не знаешь, то и вопросов не задаешь. Сперва ты просто наблюдаешь за происходящим, а потом спрашиваешь, постаравшись сделать свой вопрос по возможности разумным и точным. Таким только образом можно добиться, чтобы тебя не дразнили. Поэтому она тоже улыбнулась мужчине и села в постели.
Ничего себе, вот это да! Мэгги поглядела на себя и увидела, что голубая ночная рубашка покрывает взрослое тело.
— С тобой все в порядке? — спросил мужчина. — Ты, кажется, разволновалась.
«Мне нужно время», — решила она и неторопливо сказала:
— Я чувствую себя как-то не так.
Голос ее оказался ниже, чем она ожидала, ниже и глуше.
Поставив чашку на столик возле нее, мужчина присел на край кровати. Опустив руку на ее колено, он нагнулся вперед, поцеловал ее в щеку, снова выпрямился и улыбнулся:
— Ты хочешь снова уснуть?
Мэгги отрицательно качнула головой.
— Тогда принесу тебе газету. — Направившись к двери, он остановился возле окна и отодвинул краешек шторы. — Ах, Мэгги, какое великолепное утро! Жаль, что мне нужно идти на работу, однако я и так опаздываю на двадцать минут.
Итак, ему известно ее имя. Или ее зовут так же, как и это тело. Мэгги попыталась сообразить, что могла бы сказать в таком случае взрослая женщина, однако ничего не придумала. Одарив ее белозубой
