вас дернуть на пару минут?» — «А что случилось? Ну дерни, если надо…»

Выскочили две иконки, гусар и Винни-Пух.

— Поручик, друг мой, — сказал Иван. — Нельзя ли поконкретнее? Что за пропаганда, как реагировала публика?

— Видите ли, сударыня, ничего особенного не произошло. Так, забавный казус. Некий пришлый господин уверял, будто Василий Пупкин действительно имел место в российской истории. И потому якобы нельзя попусту трепать имя Пупкина. Но аргументация гостя показалась сомнительной завсегдатаям чата.

— И что ответили наши?

— Дружно выразили неодобрение. Культурка так и поперла из них, пардоннэ муа. Обгадили-с.

— Поручик… Фу. Совсем не куртуазно и не жантильно. Останьтесь пока с нами, будьте любезны… Пух! Скрути фильтр себе до упора, разговор серьезный.

— Когда бы мы были, медведи, пчелой, мы все бы деревья спилили пилой! И запахом меда влекомы, не лазали б так далеко мы!..

— Пух! Очнись!

— Авангардист хренов, пардоннэ муа. На конюшню — и пороть.

— Тогда бы пчела, она же медведь, уставши все время жужжать и лететь, себе бы отрыла берлогу и в ней бы жила понемногу… Эй! Коллеги, извините, оно само! Я спросонья не в ту сторону движок толкнул.

— Каждый раз, когда слышу эту ахинею, мне приходит на ум, что Тедди Рузвельт был чрезмерно мягкосердечен, — ввернул гусар. — С детства не люблю плюшевых медведей. А тем более их поэзию в новом переводе.

— Все-все, я уже на минимуме. Я просто на нуле.

— Рассказывай.

— Было примерно то же, что у поручика, только дискретно. Какой-то чудик на форуме высунулся — а не хватит ли, господа, оскорблять память Васи Пупкина? Василий Афанасьевич — реальный человек, написал какой-то дурацкий учебник…

— Арифметики.

— Ты нас что, проверяешь?

— Нет-нет, само вырвалось. Продолжай.

— Короче, Вася еще в девятнадцатом веке написал дебильный учебник арифметики, за что школяры его невзлюбили. С тех пор эта фигня и тянется. Давайте наконец оставим Васю в покое. Примерно так. Наши поначалу реагировали нейтрально, даже, скорее, положительно. Сказали: а как же Пушкин, вон его на каждом углу полощут, вроде не жаловался пока. Чудик говорит: Пушкина обижать тоже плохо, вообще людей обижать нехорошо, вот и начнем с Пупкина! Объявим бессрочный мораторий на его имя… Назойливый оказался, ужас. Ну и погнали его наши. Он так спокойненько, достойно отбрехивался, я кидал предупреждения за мат, стирал посты, тут чудик с Крутым сцепился, тогда я просто грохнул всю ветку, а чудика забанил, и дело с концом… Перестарался, да?

Иван молча переваривал информацию.

— Мы ждем, сударыня, — напомнил гусар.

— Мне нужна ваша помощь, — сказал Иван обреченно. — Кажется, сегодня в прайм-тайм нас атакуют…

Гусар и Пух не впечатлились, даже когда Иван дал им ссылки на сайт «пупков» и архив форума сисадминов. Эти двое пришли в интернет слишком поздно для того, чтобы принимать всерьез угрозу не- хакерской атаки. Вирусов они побаивались, юзеров — ни капельки.

— Сударыня, вы паникуете по ерундовому поводу! — фыркнул гусар.

— Если старший даст команду… — начал Пух.

— А чисто по-дружески нельзя вас попросить?

— Милая барышня, я сейчас заступаю на пост. А на вечер у меня запланированы неотложные дела. Да-с.

— Ты со старшим поговори… — неуверенно предложил Пух. Иван выставил фильтр эмоций на максимум, после чего от всей души поблагодарил коллег за проявленную чуткость.

— Извините за беспокойство, до свидания! — сказала Ванесса.

С Карнауховым они давно познакомились, еще когда тот Навозу «выделенку» делал. И Васе тоже делал. Он через дорогу жил и возился с Сетями у местного провайдера. «Хабы, бабы, кабеля», как он это называл. «Прихожу я, значит, на днях к одной по вызову, а она и говорит — проложите линию прямо в спальню…» — это у него такая дежурная история была, с ежемесячным обновлением. Никто ему, конечно, не верил.

Хороший был парень. Длинный, тощий, весь в прыщах, язык без костей, ума палата, руки золотые.

Однажды Карнаухов явился к Навозу с выпученными глазами и промямлил: налей стакан на поправку нервной системы. «Ты не поверишь, это просто жуть, прихожу я тут к одной по вызову, а она дверь открывает совершенно голая…» — «Черт побери, — сказал Навоз, — я же был уверен, что ты все эти байки выдумываешь! Ну, и чем кончилось исключение?» — «Ничем не кончилось, — надулся Карнаухов, — я испугался и убежал! А ты бы не убежал?»

«Я везучий!» — уверял он, и в доказательство рассказывал, как давным-давно кидал тут «воздушку» с крыши на крышу. Сначала придумали с напарником использовать самодельный арбалет. Один стреляет, другой ловит нить, привязанную к стреле, у которой предусмотрительно отломали наконечник. Между домами было метров пятьдесят, но Карнаухов стрелу поймал. Лбом. Хорошо, январь стоял, и парень надел зимний шлемофон, реквизированный у отца, танкового подполковника в отставке. Но все равно валялся он на крыше долго, а стрела от головы срикошетила и вниз упала. Ладно, отняли у младшего брата дорогущий вертолет с радиоуправлением. Один рулит, другой ловит. Ловил снова Карнаухов, рассудивший, что второй снаряд в ту же воронку не ухнет. В последний момент вертолет снесло боковым ветром, и Карнаухов угодил под винт. Частично плечом и опять головой. Телогрейку порвало в клочья, голова отделалась легким испугом. Вот такой он был везучий, молодой человек с ником РПК.

РПК означало «Руки_Прочь_от_Карнаухова!». Это далеко не сразу выяснилось, много пива утекло и прошло несколько лет.

«А я думал, ты — ручной противокакойто комплекс!» — сказал Навоз, разливая.

«Я не ручной, я дикий. До того дикий, что самому боязно временами. Вот, захожу тут на прошлой неделе в соседний дом…»

«…к одной по вызову?»