— Мы решили, что этот Концерт будет особенным, — по-прежнему улыбаясь, говорит леди Оланда.

От толпы, которая плещется вокруг них, отделяются и медленно подходят три маленькие, хрупкие женщины с остроконечными ушами. Их длинные платья волочатся по ковру, на плечи накинуты шали, изготовленные из старых бумажных газет.

— Сестры Умулки, — кланяясь, приветствует их Бруно. — Даже звезды не могут сравниться с вашей красотой.

Сестры благодарят его наклоном головы и дружно здороваются с супругами.

— Я хочу вам представить профессора Аркандала и его спутницу леди Оланду, — говорит женщинам Бруно и поворачивается к супружеской паре. — Сестры Умулки — выдающиеся исследовательницы Циклов. Немногие знают тему так глубоко, как они.

— Я вам завидую, милые дамы, — сгибаясь в поклоне, говорит Аркандал. — Мои собственные познания в искусстве весьма ограничены, но я всегда восхищался людьми, которым доступны секреты прекрасного.

— Профессор Аркандал — штатный пророк Лондаунского университета, — поясняет Бруно. — Не воспринимайте всерьез его самоуничижение. Он видит будущее так же отчетливо, как мы — прошлое.

— Если так, то вас я вижу не очень хорошо, — улыбается Аркандал.

Три сестры взирают на его темное лицо с выражением почтительной застенчивости и машинально поправляют шали на плечах синхронными жестами.

В этот миг в портале основного входа голоса становятся громче, толпа устремляется туда, но тут же вынуждена отхлынуть обратно, словно отброшенная невидимым барьером. Через ворота Дворца проходит группа людей в форме: трое — с одной стороны, трое — с другой, все в серых мундирах, у всех на голове круглые каски-шлемы, непроницаемые снаружи, но прозрачные изнутри. В их окружении, высоко подняв голову и игнорируя толпу, шагает рослый худощавый человек.

— Вот он! — восклицает Аркандал, сжимая руку леди Олапды.

— Вандаас, — говорит Бруно.

— Это тот, кого должны казнить завтра? — спрашивает одна из сестер.

— Да. Его последним желанием было посетить Концерт.

— Я слышала, что в ожидании приговора он провел в криогене целых десять лет, — говорит другая сестра.

— Свыше четырнадцати, — поправляет ее Бруно. — Посмотрите, как он исхудал… Что вы о нем скажете, профессор?

— Не знаю, — говорит Аркандал. — Я столько лет следил за судебным процессом — вплоть до самого приговора… И поэтому я не мог пропустить столь удобный случай увидеть его вблизи.

— Но зачем ему это все? — спрашивает леди Оланда. — Ведь современные Циклы уже не те, что были раньше.

— В свое время, — замечает Бруно, — Вандаас был одним из крупнейших знатоков Циклов. Конечно, сегодня он несколько выбит из колеи, но, возможно, не настолько, чтобы не понять основной идеи…

— Во всяком случае, он рискует скончаться от культурного шока, и тогда завтрашняя церемония казни будет сорвана, — шутит одна из Умулок, и сестры смеются.

Мелодичный сигнал вновь звучит в тот момент, когда осужденный и его конвой поднимаются по лестнице. Толпа следует за ними. Шум шагов, шуршание одежды и взволнованные возгласы заглушают все, и лишь по движениям губ Умулок леди Оланда догадывается, что они оживленно переговариваются друг с другом.

Последние зрители занимают места.

Аркандал отыскивает и нажимает квадратную кнопку, включая терминал с клавиатурой, вмонтированный в спинку переднего кресла. Другие зрители делают то же самое, и, когда шум в зале стихает, свет гаснет. Луч прожектора падает на сцену, освещая черный стол, перед которым поставлена банкетка.

Когда с левой стороны сцены появляется человек в белом костюме, по залу прокатывается волна аплодисментов. Он выходит на авансцену, отвешивает залу поклон, потом еще два поклона, потом еще три — и направляется к своему месту. Садится на банкетку, опускает пальцы на клавиши инструмента, и зал постепенно стихает.

Прикрыв глаза, человек на сцене замирает, пытаясь сосредоточиться. В зале воцаряется полная тишина. При первом же прикосновении к клавишам свет в зале начинает гаснуть, а в глубине сцены наливается блеском огромный прямоугольный экран иссиня-черного цвета. Кажется, что экран движется, на нем вспыхивают и тут же исчезают белые точки и полосы, словно проецируется самый последний, пустой отрезок пленки старого кинофильма. Человек делает глубокий вздох и, склонившись над клавишами, начинает играть.

При первых же аккордах на экране появляются бело-голубые печатные буквы, вначале стремительно, затем все медленнее. Они доходят до конца строки и затем быстро перескакивают на следующую строку, постепенно образуя абзац, потом еще один абзац, словно в немом телеграфном сообщении. На черном экране умещается около двадцати строк. И вот уже первая строка медленно уплывает вверх, исчезая из поля зрения, а на ее место поднимаются другие строки, подчиняясь движениям искусных пальцев, порождающих буквы, слоги, слова, фразы и, в конечном итоге, последовательно набирающих текст… Уже исчезли за верхним краем экрана первые сыгранные строки, которые гласили:

Первое Солнце уже опустилось за алые горные пики острова Магбар, и от деревьев, раскачиваемых порывами осеннего ветра, потянулись слабые тени, отбрасываемые миниатюрным диском Второго Солнца, которое выглянуло из-за горизонта в тот момент, когда одинокий рыцарь, с кислородными баками за спиной и шпагой у пояса, появился из-за поворота дороги, нетерпеливо оглядывая горизонт в поисках башен замка…

Первый акт Концерта определяет место действия и круг персонажей. Зрители перешептываются: одни — с возмущенным удивлением, другие — с радостью узнавания, ведь имена знакомы по прошлым Концертам, которые состоялись несколько месяцев или, может быть, несколько лет назад, в длинном Подземном театре или на орбитальной Арене. Но большая часть публики, завороженная неожиданным началом, предпочитает наслаждаться мелодией слов и образов, сменяющихся по мере того, как рыцарь минует опасную зону оврагов и преодолевает затяжной подъем, ведущий к замку. В этот миг артист делает паузу и нажимает кнопку: наступил момент, когда зал должен сделать свой выбор.

Монитор терминала, установленный перед каждым зрителем, вспыхивает, и на нем появляется система имен в виде дерева. Ее ответвления выделены одиннадцатью цветами — они соответствуют тому или иному Циклу. Зрители впиваются взглядами в пункты меню, шепчут друг другу подсказки, задают вопросы и, наконец, делают свой выбор, нажимая соответствующие клавиши. Электронные контуры обрабатывают команды, и вот уже на экране сцены на секунду высвечивается имя, набравшее наибольшее количество голосов: КЕНИГУНД, МАГ.

По залу пробегает ропот, состоящий из возгласов одобрении, удивления, предвкушения…

— Вы считаете, это затрудняет задачу? — шепчет леди Оланда на ухо сидящему рядом с ней Бруно.

— Наоборот, — отвечает он, не отводя глаз от сцены. — Кенигунд — классический герой, вызывающий множество ассоциации. К тому же личность рыцаря еще не была обозначена. Пока еще артист свободен в своем выборе и может вести повествование в любом направлении.

Концертмейстер разглядывает выбранное залом имя, потом на несколько секунд прикрывает глаза, прежде чем возобновить игру. Он заставляет странствующего рыцаря затеять стычку со стражами замка, и в этом эпизоде рыцарь называет имя человека, которого ищет. Стражники приводят его к Магу Кенигунду, который ушаст в пришельце посланника, несколько лет тому назад отправленного названным братом Мага, воином Эспландином. Рыцаря зовут Флорестес. Он объявляет:

— Я ищу пещеру, где, как утверждает легенда, в обломке застывшей лавы покоится скелет матери вашего названного брата Эспландина, великий Маг. Эспландин поручил мне доставить скелет в его королевство.