В следующее мгновение стоявший у двери справа подхватил с пола мешок, приблизился к Горбику, опустил свою ношу перед ним, сделал движение головой и, пятясь, вернулся на свое место.
Наюгир, который, судя по всему, был руководителем «комитета по встрече», как его про себя обозвал Кромин, указал Горбику на мешок и издал еще несколько звуков.
Горбик вежливо улыбнулся в ответ, кивнул и, нагнувшись, извлек из мешка что-то красное, мягкое, блестящее, сложенное в несколько раз. Встряхнув, развернул. Это было что-то вроде мантии — традиционной, профессорской, какие и на Земле кое-где носили по сей день. Вслед за мантией последовал головной убор — высокий цилиндр без полей того же, что и мантия, цвета. И, наконец, какой-то свиток.
Наюгир показал жестами, что разворачивать его не нужно, а улыбкой — по-видимому, то, что свиток этот, как и все прочее, всего лишь традиция, и их не следует принимать всерьез. Тем не менее он указал на комбинезон и сделал знак рукой, не оставляющий сомнения. Профессор скинул комбинезон. Наюгир, нисколько не шокированный его наготой, сам накинул мантию на плечи Горбика, помог вдеть руки в широкие рукава и водрузил на голову профессора цилиндр — правда, немного косо, так что Горбик сам поправил головной убор. Мятый корабельный комбинезон остался на полу, в мантии Горбик выглядел профессором на все сто. Даже стоявшие у двери одобрительно кивнули и несколько раз переступили с ноги на ногу; может, именно так здесь выражалось одобрение.
Полюбовавшись содеянным, наюгир сделал обеими руками несколько округлых жестов, явно не означавших ничего, кроме удовлетворения; затем руки очень плавно вытянулись в сторону двери — и это, надо полагать, было приглашением выйти из карантинного помещения.
Переглянувшись, все трое двинулись к выходу. Наюгир, однако, повернувшись к Изольду и Кромину, раскинул руки широко, как бы преграждая путь, и произнес что-то. Потом он подал знак другому сопровождающему, и второй мешок был принесен к их ногам. Белорубашечный указал на мешок пальцем, взмахнул руками, словно что-то на себя надевая, потом направил палец к двери. Кромин кивнул и повторил те же движения — в знак того, что все понял. Наюгир улыбнулся.
— Понятно, — сказал Изольд. — Сейчас и мы облачимся в мантии. Видели бы меня девочки из медотсека…
В мешке, однако, были не мантии, а кафтаны, наподобие тех, что носили двое сопровождающих, только без поясов. Пока они переодевались, Горбика торжественно взяли под руки и повели к выходу.
— Э-э-э!.. — вскинулся Кормин, подскакивая на одной ноге, другую он в это время с трудом пропихивал в узкую штанину.
Наюгир успокаивающе помахал ладонями, снова указал на людей и на дверь, и хозяева удалились.
— Я смотрю, они времени зря не теряют, — сказал Изольд, быстро справившийся с брюками. — На сегодня вроде бы ничего не было предусмотрено…
— Либо они так спешат овладеть терраной, что не хотят терять ни минуты, либо банкет предполагается только для профессора, а нас накормят в помещении для слуг. Согласно местным традициям.
— Традиции обогащают жизнь, — сказал Изольд наставительно.
— Это смотря какие. Горбик приехал, чтобы обучать, а мы — учиться. Так что мы все-таки не слуги, а вроде бы студенты.
— Ладно, пусть учатся нашему языку, лишь бы не воевали, — отозвался Изольд.
— Да они вроде бы и не собираются воевать, — с этими словами Кромин надел кафтан. — Чем воевать, мечами да копьями? Их интересуют дозволенные технологии, для этого надо торговаться, для торговли необходимо общение, а вот для этого им и нужен Горбик — один из лучших специалистов по терранскому языку да и вообще, наверное, лучший наш лингвист.
Оглянувшись в поисках зеркала и не обнаружив его, Кромин спросил:
— Ну, как я выгляжу?
— Ты ослепителен! — поднял большой палец Изольд. — Погибель местных красавиц. Интересно, какие у них нравы?
— Будем общаться на языке жестов, пока профессор не познакомит с какой-нибудь особо успевающей студенточкой.
— Не надо, — серьезно сказал Изольд. — Знаю я эти нетехнологические миры с древними традициями. Не так посмотришь — или женись, или выкуп плати.
— Значит, скорее овладевай их языком, — посоветовал Кромин. — А что это у тебя?
Изольд в это время пристраивал к себе под рубашку какую-то плоскую коробочку, которую извлек из нагрудного кармана комбинезона.
— Диктофон. Пригодится для занятий.
— Да? А мне показалось, что это полевой анализатор.
Изольд остро глянул на Кромина, но не успел и слова сказать, как дверь взлетела, и двое в зеленых рубашках пригласили их выйти из карантинного помещения.
— Думаю, пора встречаться со студентками, — весело сказал Изольд и потер ладони друг о друга.
Ты лучше подумай, что будет, если они обнаружат то, что ты спрятал за пазухой! — сердито проговорил Кромин.
— Ничего не будет, — беззаботно отозвался Изольд. — Они рады каждой новой игрушке, а ты, надеюсь, не выдашь меня, когда вернемся.
— Так себе цивилизация, — бормотал себе под нос Кромин, закончив внимательный осмотр своего жилища. — Существовать можно, но без роскошеств. Чистенько, хоть и бедненько… Почти президентский люкс, только президент этот с какого-то мелкого астероида…
Он ворчал, прекрасно понимая, что по здешним условиям это и впрямь роскошное помещение: три комнаты, обставленные мебелью, чем-то похожей на земную, только приспособленной для невысоких стен; пол застлан ковром, сплетенным из толстых грубых нитей. Окно во всю стену открывало прекрасный вид на долину, покрытую буйной растительностью; вдали, в туманных горах проблескивали водопады… Чем-то этот пейзаж был странен — Кромин даже не подозревал, что на сухой и маловодной Наюгире есть такие живописные уголки.
Подойдя ближе, он понял, что ошибся. Это было не окно, а огромная цветная картина. Прозрачные, почти светящиеся краски, тонко выписанные детали создавали полную иллюзию пейзажа за окном.
Кромин хотел было потрогать картину, но рука не поднялась, да и кто знает, вдруг краски могут осыпаться от его неосторожного прикосновения, как осыпается радуга на крыльях бабочки в пальцах грубого охотника.
Вторую комнату тоже украшала картина, только поменьше, и на ней были изображены скалы и птицы, не похожие на птиц.
А потом он тщательно, сантиметр за сантиметром осмотрел все помещение, пытаясь определить, жил ли кто здесь до него и не оставил ли следов после себя. Кромин знал, что жители Наюгиры не позволяли контактной группе тесно общаться с населением, да и население не рвалось к общению со странными чужаками. Так что вряд ли местные власти выстроили для них новые апартаменты и тем более вряд ли начинили невысокий «буфет» на изогнутых ножках — своего рода бар — выпивкой, пригодной для землян.
То, что можно было назвать бутылками — сосуды из керамики и дерева, — выглядели произведениями искусства. Кромин уже прикинул, сколько любителей уникальных ремесел отдадут последние штаны за вот такую деревянную, изощренной резьбы емкость, похожую на трижды скрученный бараний рог с мелкими фигурками вдоль бороздок. Откупорил, понюхал — запах был тоже весьма изощренным, а первый же глоток, плавно улегшись в желудок, возвестил о своем непревзойденном достоинстве. Строгий дегустатор Муллавайох, с которым они неплохо посидели в баре орбитальной станции, тоже остался бы доволен.
Оценив напиток, Кромин продолжил обследование. У выхода его ждал неприятный сюрприз. Дверь не открывалась, несмотря на все его усилия. Он даже пнул ее в сердцах, но хлипкая на вид створка, скользящая в пазах, даже не шелохнулась, а нога заныла так, словно он ушибся о бронепереборку на
