совершенно неактуальным. Основная масса читателей, ради которых и трудятся издатели, ринулась кушать американскую пищу. А американская фантастика резко отличается от нашей, потому что она — пища для сытого народа. Для тех людей, которые очень хотят, чтобы их перед сном как следует пугнули, развлекли или рассмешили. А потом можно подойти к большому открытому окну и увидеть, как полицейская машина медленно едет по загородной улице, надежно охраняя твой покой и имущество.
Американская фантастика, как правило, конструирует мир.
Русская фантастика разбирается с бедами нашего мира.
Айзек Азимов может написать роман «Люди как боги»; треть произведения посвящена исследованию общества на планете, где существуют три пола. Ах, у них проблемы! Ах, богатые тоже плачут! А в «Гиперионе» Дэна Симмонса ты крутишься в бесконечном водовороте выдумки, главное достоинство которой — невозможность привязать фантазию к нашей жизни.
Это какой-то «кубик Рубика»! И в ужасе отшатнулся бы Николай Васильевич от подобных экзерсисов…
Но сделано все это ловко и нередко качественно. Там большой рынок, но и великая когорта работников. Чтобы пробиться, надо сокрушить локтями немало соперников.
Что произошло у нас?
Естественно, что фантастика разделилась на два больших потока, как всегда бывает при падении очередной «Римской империи» и нашествии варваров. Некая часть авторов ушла в Константинополь и принялась там пользоваться дарами свободы. Константинополем назову город Петербург, центр Ленинградской области — останец антиутопии с шансами на ее возвращение.
В Питере есть естественный центр притяжения — Борис Стругацкий, которого, помимо прочих талантов, Бог одарил счастливым умением растить вокруг себя молодежь независимо от возраста. Там и издательский климат сложился любопытный: «Северо-запад» стал лелеять наших авторов, порой даже не к выгоде своей, возникли тамошние премии, съезды, даже из Америки зачастили обласканные у нас гости. Да и «Азбука» не обижала наших авторов.
Настоящая российская фантастика, не боюсь оказаться непатриотичным, куется в морской столице бывшей империи. Москва же более знаменита другим потоком (хотя, конечно же, есть исключения, я не хотел бы абсолютизировать), то есть теми нашими авторами, которые решили сразиться с американцами на их игровом поле — как бы сыграть в бейсбол, оставив лапту питерцам.
Здесь диапазон велик — от графоманских Петуховых до деловитого Головачева.
Разумеется, во вторжении американского легиона не все плохо — есть чему поучиться. Только, к сожалению, американец, уверенный, что живет в пупе мира, никогда не будет учиться у нас, хотя ему бы это не помешало.
«Американская волна» нашей фантастики, за малым исключением, куется вовсе не фантастами, а деловыми писателями без призвания. Такие писатели легко переходят из одной «комнаты» в другую, с одинаковой бодростью выковывая нетленку приключенческую (теперь это именуется триллером) или фантастическую, которая не становится фантастикой, так как автор лишен особенного взгляда на мир. Более того, они таскают за собой некий воображаемый, но очень любимый оптовиками и лотошниками набор «американской крутой литературы», которая и в Америке литературой не считается. Я условно именую эту разновидность коробейничества «в крови и сперме по колено».
Русской литературе вообще не свойственно материться. Разумеется, время от времени в ней вспыхнет Барков или Ерофеев, но эти исключения общего закона не нарушают. Если я иду мимо пивной и слышу, как собеседники изъясняются «ненормативной лексикой», я понимаю, что у них, бедных, просто нет нормальных слов (болел, когда их в школе проходили) для выражения чувств. Американская же массовая литература придумала «миллеровский» набор словечек, которые стали как бы знаковым языком для поп- кино и поп-литературы. Этих слов в нормальной жизни никто не употребляет (за исключением наших алкашей и подонков), но «крутой» детектив их должен произносить, иначе его крутость окажется под сомнением.
В том потоке современной отечественной фантастики, которая отправилась «американизироваться», принципы «в крови и сперме» получили карикатурное преувеличение. Откройте Псурцева или Бушкова, а также следующего по этой дороге легионера, чтобы погрузиться в не привычную для русского читателя атмосферу словесной дряни. Причем надобности в том нет, зато издатель и оптовик, продающие свои книжки молодым людям, вполне довольны.
Мне эта ситуация кажется фиктивной. Мы ведем себя, как мальчик, придумавший страшную историю, всем ее рассказавший и потом умерший от страха, потому что сам в нее поверил.
«Фак ю!» — рычит мелкий гангстер в американском фильме или боевике.
Американцы читают эту литературу и пропускают мимо очей (ушей) этот колорит. Надеюсь, читатели мои, знакомые с англичанами или американцами нормального социального уровня, знают, что в порядочном обществе никто никого не «факает».
Наши писатели, желающие продать свою книжку лучше американской, мучительно набирают жалкий список маргинальных слов и начинают убеждать самих себя, что их сограждане обожают поговорить на тему «трахаться или погодить».
Обратите внимание, в той ветви русской фантастики, которая, условно говоря, родилась под крылом Бориса Стругацкого и существует в Питере, писатели отлично обходятся русским языком, но они и живут в мире нашей фантастики. (Я сейчас вообще не говорю о фэнтези — это особый и интересный разговор.)
И вот материал начинает мстить, он вырывается из-под контроля, он заявляет: «А я больше и не фантастика!»
Можно привести примеры?
Учтите, что я не обвиняю и не критикую, я просто пытаюсь для себя самого понять логику работы тех или иных литературных механизмов.
Примеров много, и я специально выберу два из них, потому что они относятся к творчеству писателей вполне достойных, ибо сапожники в джинсах неинтересны, потому что они плохие писатели.
В первом номере журнала «Империя», вышедшем в Киеве и заслуживающем, по-моему, того, чтобы кто-то из критиков обозрел его и отдал должное труду редакторов и авторов первого украинского журнала, я прочел рассказ.
Фамилия автора мне уже встречалась в номинационных списках и критических статьях. Судя по всему, Елена Хаецкая и есть наша смена боевая, завтрашний день нашей фантастики. Что же я прочел?
Майк и Джонни (а может, Вася и Петя) ушли на танке в самоволку, трахались, блин, матюгались, как положено, потом совсем с катушек долой — стали из танка лупить куда ни попадя — то в Храм Христа Спасителя, то в Пентагон. Вот и вся, мать твою, история.
Я никак не пойму, зачем Хаецкой угождать понятию американизированной жизни владельца лотка с прокладками. И я заподозрил, что Хаецкая — не фантаст по своей натуре. Написать фантастический рассказ, в котором нет ни одного фантастического образа и хода, это ведь тоже требует выдумки, но выдумки иного рода. Мне кажется, что по умению вести сюжет Хаецкая — автор приключенческий или детективный, и попытка взять «американский» антураж и трахнуть в эту самую, чтобы получилась фантастика, к желанной цели не приведет. Я могу ошибиться в оценке Хаецкой, как нефантастического писателя, но в оценке конкретного рассказа я уверен.
Иной эффект дала «американизация» в романе Александра Мирера «Мост Верразано» в серии «История XXI века» издательства «Вагриус».
Хочу внести полную ясность. Я считаю, что Александр Мирер — один из лучших ныне действующих русских фантастов. Его и наша беда в том, что он пишет и мало, и нерегулярно. Еще несколько лет назад он был убежден и убеждал окружающих в том, что никогда больше не возьмется за перо. К счастью, взялся.
Писательские возможности у Мирера великолепны. Фантаст он от Бога и обладает способностью идти впереди времени (в нашей отдельно взятой стране), за что всегда испытывал неприятные свойства косых административных взглядов. Он удостоился даже рекорда среди коллекционеров «рамочки» в Детгизе: «Дом
