нас нет». Эстафету подхватил Евгений Лукин. Впрочем, его роман «Катали мы ваше солнце» оказался не столько веселым, сколько печальным. А смех, как это нередко бывает у Лукина, перешел в горькую сатиру на знакомую нам действительность.
Но одними пародиями литература не создается — чаще они являются симптомом ее умирания. Хотя записывать русскую фэнтези в покойники пока еще рано. Ибо в ней постоянно появляются вещи, классифицировать которые чрезвычайно трудно. К какому жанру причислить недавний роман С. Лукьяненко «Холодные берега»? Или куда отнести Елену Хаецкую? Она начала с «традиционной» героико-романтической фэнтези, а ныне пришла к не похожим ни друг на друга, ни на что-то другое «Мракобесу» и «Вавилонским хроникам». Кстати, повесть «Мракобес» удостоилась премии «Бронзовая Улитка», присуждаемой Борисом Стругацким, который, как известно, фэнтези вообще-то недолюбливает…
Миру живых свойственно меняться, и вместе с ним меняются авторы — или, может, они сами меняют свой внутренний мир? Через фэнтези («Клинки максаров», «Бастионы Дита») прошли Юрий Брайдер и Николай Чадович в своем пути от политической сатиры к социально-психологической фантастике — «Мирам под лезвием секиры». Радикальную эволюцию претерпело творчество киевского дуэта Марины и Сергея Дяченко: после лирической средневековой фэнтези с любовью, магией и шпагами они неожиданно обратились к злобе дня. И тут выяснилось, что психокосмос XX века более лабилен и удобен для литературных экспериментов.
Так называемая «городская сказка», о которой мы вскользь упоминали, тоже нашла свое место в F- литературе. Тому свидетельством вышедший в «Азбуке» роман М. Алферовой «Небесная тропа». А мистическо-готический роман вообще в последние годы буйно расцвел. Сюда, кстати, можно отнести и хоррор — так называемые «ужастики» — направление, которое начинают осваивать наши авторы.
Надо заметить, что противостояние интеллигента дьяволу — в полном соответствии с F-каноном — превратилось в противоборство сил Света (обычно ассоциируемых с русской интеллигенцией) и инфернальных сущностей Мироздания. А поскольку противоборство это обычно остается скрытым от большинства людей, авторам приходится влезать в жанр так называемой «криптоистории» (который, по сути, является разновидностью альтернативной истории). К таким произведениям относятся роман А. Лазарчука и М. Успенского «Посмотри в глаза чудовищ», декалогия А. Валентинова «Око Силы» и его же романы «Овернский клирик» и «Дезертир». Правда, в последнем романе действует уже не русский, а французский интеллигент, да к тому же восставший из могилы, но сути дела это не меняет. Вот и в романе вполне «твердого» научного фантаста Александра Громова «Год Лемминга» начинает действовать некий мировой закон, проводящий среди людей отбор по этическому признаку, иначе человечеству просто не выжить в надвигающемся природном катаклизме. И это можно расценить только как проникновение F- идеологии в остальные направления фантастики.
Очевидно, разница между фантастикой и так называемой «большой литературой» заключается в наличии у первой большего числа степеней свободы. То же самое можно сказать о взаимоотношениях фэнтези и традиционной фантастики. Именно нестабильность, изменчивость формы и независимость от кем-то когда-то установленных частных правил вкупе со стремлением к отысканию единых высших закономерностей мироздания делают фэнтези перспективным направлением в фантастике. Пусть и реализующимся порой под чужой маской — в конце концов ей это не впервой. А что касается Конанов и Волкодавов, то пусть они идут своей дорогой, а фэнтези пойдет своей.
Фантариум
Звездный порт
Как помнят наши читатели, стажер-наставник, командированный на астероид L-11273 вместо выполняющего особое задание корреспондента, попал в опасную передрягу и угодил в тюрьму Звездного Порта. Редакция предпринимала отчаянные усилия, пытаясь оградить своего коллегу от гнусных наветов, но тщетно. И вот наконец, к радости всего прогрессивного человечества, мы получили сообщение.
…лось непредвиденное. В камере внезапно погас свет. Базальтовый пол моей темницы вдруг тихо засветился, по нему прошла радужная рябь. Я увидел, что где-то в глубине камня неслышно двигаются расплывчатые фигуры. В недрах моего каменного водоема тени стали резче и наконец сгустились в здоровенного мужика самого мерзопакостного вида, который, нагло ухмыляясь, целил в меня из бластера.
— Влипай немедленно! — приказал он мне.
— Да я уж и так здорово влип! — резонно ответил я.
— Влипай, гад! — заорал мужик и саданул прикладом бластера мне под ребро.
— Как влипать-то? — спросил я, вняв его ощутимому доводу. — Я тут, знаете ли, первый раз сижу.
— Все вы в первый раз… — пробурчал таинственный незнакомец с бластером. — Быстро ложись на пол лицом вниз и расслабься, да так, чтобы элементарные частицы, из которых ты состоишь, свободно прошли между атомами кристаллической решетки базальта.
Моя попытка указать ему на невозможность такого расслабления привела лишь к новому синяку, который и вразумил меня — оказывается, что между атомным ядром и ближайшими к нему электронами свободно можно провести слона, не то что человека!
Я бросился на пол, прижавшись лицом к холодному и еще прозрачному камню, и принял «позу трупа» или шавасану, как говорят знатоки санскрита. Эта поза настоятельно рекомендуется ведущими йогами для полного расслабления.
Очнулся я в мрачном, полутемном подземелье, едва освещенном факелами. Прямо передо мной стоял длинный стол, покрытый черной материей. На грубых деревянных лавках вдоль него сидели семеро мрачных бородатых мужчин в начищенных до блеска латах. Председательствующий поднялся со своего места и трубным голосом возгласил:
— Заседание тайного судилища Фемы великого ордена Инсектоборцев объявляю открытым! Прошу зачитать обвинение, сэр Менестрель Кровавый!
С мелодичным звоном со скамьи поднялся высоченный рыцарь в шлеме, украшенном веткой омелы. В отличие от других, Менестрель был легко одет: вместо боевой кирасы на нем была только легкая кольчужная сорочка с бретельками.
— Я буду краток, достопочтенные шеффены, и ты, светлейший Фрайграф! — заявил этот общественный обвинитель. — Перед вами существо, недостойное носить высокое звание млекопитающего, изверг эволюции, который хочет предать нас в лапы проклятого всемирного Шестинога!
Высокий суд вскочил с мест от возмущения и задребезжал, как автомобиль «Таврия» после пятисот тысяч пробега по весьма пересеченной местности. Пока достойнейшие судьи грохотали железом и сыпали проклятия, я с ужасом вспоминал то немногое, что знал о тайном суде Фемы. Он возник в Германии в средние века и отличался нехитрой процедурой. Для осуждения человека достаточно было клятвы обвинителя в том, что перед судом отпетый негодяй.
Поскольку аппарата для распыла обвиняемых на элементарные частицы не было видно, я понял, что эти сердитые ребята попытаются оттяпать мне голову подручными средствами. А средств хватало — хорошо отточенных…
— Клянетесь ли вы, сэр Менестрель Кровавый, в том, что этот человек, — один из шеффенов ткнул в
