больше некуда. Черт возьми, я ведь первые два раза вышел прямиком через эту дверь, и меня сразу ухлопали. Знаешь, мне не очень хочется говорить тебе это, но, если быть честным, для первого раза ты справился очень хорошо. Просто великолепно. Черт, кто бы мог подумать… Мой башковитый родственник оказывается при-рож-ден-ным охотником.

— Ну, вот, теперь ты прикалываешься…

— Нисколько. Правда-правда. Брайан, ну, скажи хоть ты ему.

— Джек, он прав. Но небрежностей у тебя выше крыши. Сам посуди, в прачечной ты дважды помешал Дому…

— Помешал?

— Первый раз, когда вы сгрудились около входа в комнату, как раз перед тем, как войти. Потом, внутри, вы разделились: одна группа отправилась в «трудную» сторону, а вторая — в «легкую».

— Да, помню.

— В прачечной ты сошел с маршрута и увел дуло пистолета из своей зоны. И навел дуло на меня — прямо в затылок, между прочим. А такого ни в коем случае нельзя делать.

— Так, хорошо. Урок номер один — никогда не наводи оружие на своих друзей.

— Ну, в общем, так, — рассмеялся Брайан. — Я ведь уже сказал — небрежностей у тебя полно, но инстинкт умопомрачительный. Послушай, чем ты занимался, когда жил вдали от нас? Участвовал малышом в тренировках Секретной службы? Или тебя на каникулы отдавали Кларку и Чавесу?

Джек покачал головой.

— Ничего такого не было. Нет, я действительно стрелял из пистолета, но ни в каких тренировках не участвовал. Сам не знаю… Такое впечатление, что действие проигрывается у меня в голове, перед тем как я начну что-то делать… — Джек растерянно пожал плечами и добавил, улыбнувшись: — Может, мне с ДНК передалось что-то из отцовского морпеховского опыта? А может быть, я просто много смотрел «Крепкий орешек».

— Как-то не верится, что дело только в этом, — отозвался Брайан. — Ладно, как бы там ни было, я был бы не против того, чтобы ты работал в моей шестерке.

— Согласен.

Они подняли банки с диет-колой и чокнулись ими.

— Знаете, что… — осторожно начал Джек. — Помните прошлое лето? Там, в Италии…

Брайан и Доминик переглянулись.

— Помним, — ответил Дом. — Жуткое дело.

— Ну, да… Я подумал, что неплохо было бы продолжить… Может быть, не то же самое, но что-то в этом роде.

— Иисус! — воскликнул Брайан. — Кузен, ты что, задумал оторваться от компьютера и перейти жить в реальный мир? Я так и вижу, что мы тут разговариваем, а дьявол уже коньки шнурует.

— Очень смешно, прямо лопнуть со смеху. Нет, мне нравится то, чем я занимаюсь, но ведь все это совершенно неосязаемо. А то, чем занимаетесь вы — что мы вместе делали в Италии — настоящее дело, понимаете? Когда собственными глазами видишь результат.

— Вот видишь, наконец до тебя дошло, — сказал Доминик. — А мне все время хотелось спросить: потом ты переживал из-за этого? Не то чтобы это было так уж обязательно, но ведь, если называть вещи своими именами, ты вроде как оказался в роли парня с растущими из ж…ы руками, который неожиданно попадает в задницу, прости за каламбур.

Джек ненадолго задумался.

— Что ты хочешь сказать? Что я сильно переживал? Вовсе нет. Ну, почти совсем. Действительно, я волновался, и была какая-то доля секунды, как раз перед тем, как все произошло, когда я подумал: «Черт возьми, что я делаю?» Но это сомнение тут же исчезло, остались только я и он. И я сделал то, что нужно. Что же до вопроса, который ты, как я полагаю, был намерен задать, — он на секунду умолк, словно удивляясь витиеватой фразе, — нет, сон мне это нисколько не нарушило. Думаешь, должно было?

— Да нет же! — Брайан посмотрел по сторонам, удостоверился в отсутствии посторонних. Подавшись всем телом вперед, поставил локти на стол. — Джек, тут нет никакого «должно — не должно». Это или бывает, или нет. У тебя нет, вот и прекрасно. Заср…ец получил по заслугам. Джек, когда я впервые убил человека, у меня даже выхода другого не было. Или я его, или он меня. Я прикончил его, понимая, что поступаю правильно. Но кошмары мне какое-то время снились, врать не стану. Прав ты или нет, заслужил он или не заслужил, убийство — дело неприятное. Любой, кто думает иначе, наверняка чокнутый, хотя бы самую малость. А все разговоры насчет энтузиазма и преданности делу на самом деле к убийствам не относятся. Они касаются того, как лучше выполнить работу, для которой тебя столько дрючили, позаботиться о парнях, идущих справа и слева от тебя, и вернуться с той стороны целым и невредимым.

— Кроме того, Джек, — добавил Доминик, — тот парень, в Италии, он ведь не просто так взялся откуда-то, чтобы так же незаметно исчезнуть. Пока он был жив, он отправил на тот свет кучу народу. Для меня это главное. Плохой парень целиком и полностью заслуживает своей участи, но то, что мы делаем — наша работа в целом, — это не месть, по крайней мере, не в общепринятом значении. Если бы мы стремились мстить, это было бы все равно, что запирать конюшню, когда лошадей давно свели. Я стараюсь остановить конокрада еще до того, как он откроет дверь.

Брайан изучающее взглянул на своего брата-близнеца, тряхнул головой и широко улыбнулся.

— Вот это да! Мама всегда говорила, что ты у нас философ, а я все не верил. Но теперь убедился.

— Ну-ну… — пробормотал Доминик. — Здесь не столько философия, сколько математика. Убить одного, значит, спасти сотни, если не тысячи людей. Если бы мы говорили о порядочных, законопослушных обывателях, уравнение оказалось бы посложнее, но ведь мы говорим совсем не о них.

— Джек, я согласен с ним, — сказал Брайан. — Здесь мы получили возможность сделать кое-что хорошее. Но если ты хочешь заниматься этим ради того, чтобы мстить или, тем более, поиграть в Джеймса Бонда…

— Чего нет, того нет.

— Вот и отлично, потому что ни то ни другое и рядом с этой работой не лежало. Это все дерьмо. А месть — совершенно никудышный мотиватор. Когда человек думает о мести, он становится сентиментальным, а сентиментальность означает смерть.

— Я знаю.

— И как же ты намерен поступить?

— Поговорю с Джерри и послушаю, что он скажет.

— Ну, тогда тебе понадобится классная подача, — сказал Доминик. — Сам подумай, ведь Джерри сильно рисковал, когда взял тебя на работу. Твой папаша взбесится…

— Дом, позволь уж мне самому разобраться с моим папашей.

— Ладно. Только если ты надеешься, что Джерри вручит тебе пистолет и скажет: «Иди и освободи мир от всего, что препятствует демократии», то ты глубоко заблуждаешься. Между прочим, если ты откинешь копыта, сообщить об этом твоим родителям должен будет именно он.

— Я знаю.

— Вот и хорошо.

— Итак, — сказал Джек, — вы подстрахуете меня, когда я буду говорить с ним?

— Во всяком случае, попытаемся, — ответил Брайан. — Но ведь в этих делах, Джек, нет никакой демократии. Даже если он не откажет тебе сразу, он, скорее всего, оставит окончательное решение за Сэмом. — Сэм Грейнджер занимает в Кампусе должность начальника оперативного отдела. — А нас вряд ли кто-то станет спрашивать.

— Пожалуй, ты прав, — кивнул Джек. — Ладно, раз такое дело, то мне, как ты сказал, нужно будет исполнить подачу как можно лучше.