Антоний и жених Октавии Гай Клавдий Марцелл-младший. Цицерона, естественно, не было. Цезарь сжал губы. Без сомнения, он слишком занят панегириком в адрес Катона.
Подиум был весь заполнен. Он, Лепид, два консула, шесть преторов, включая верного союзника Авла Гиртия и сына Волкатия Тулла. Грубиян Гай Антоний развалил свою задницу на скамье для плебейских трибунов, в длинной шеренге задов его столь же неинтересных коллег.
«Достаточно», — подумал Цезарь, прикинув, что кворум уже набрался. Он поднялся, накрыл голову складкой тоги, чтобы прочесть молитвы, потом подождал, пока Луций Цезарь определится со знаками, и лишь после этого перешел к делу.
— Сначала печальные новости, почтенные отцы, — сказал он своим обычным, низким голосом. Акустика в курии Помпея была замечательной. — Мне сообщили, что последний из Лициниев Крассов, Марк, младший сын великого консуляра, умер. Его нам будет очень недоставать.
И продолжил с таким видом, словно не знал, что следующая новость должна вызвать сенсацию. Так было проще поддеть их всех на крючок.
— Я должен довести до вашего сведения и еще кое-что. Марк Антоний пытался убить меня. Кое-кто видел, как он пробовал проникнуть в Общественный дом в час, когда, как всем известно, я сплю и в доме нет слуг. Одет он был не для приема — только туника и нож. И способ войти в дом тоже был странноватый — через стену моего личного перистиля.
Антоний сидел, застыв на месте. Как Цезарь узнал? Ведь никто не видел его, никто!
— Я говорю здесь об этом не для того, чтобы возбудить дело в суде. Я просто обращаю ваше внимание на это и хочу сообщить всем, что я не так уж незащищен, как это может казаться. Поэтому те из вас, кто не одобряет меня или мои методы, лучше дважды подумайте, прежде чем решить избавить Рим от тирана. Говорю прямо: я уже видал многое — и по моим заслугам, и по годам. Однако я еще не настолько устал от жизни, чтобы дать ей закончиться от удара убийцы. Избавьтесь от меня, и, уверяю, Рим пострадает гораздо больше, чем Цезарь. Сегодняшнее положение Рима очень похоже на то, когда в нем стал диктатором Луций Корнелий Сулла. Рим нуждается в сильной руке, и в моем лице он эту руку имеет. Когда я проведу все необходимые законы и буду уверен, что Рим не только выживет, но и станет еще более великим, я сложу с себя чрезвычайные полномочия. Однако я этого не сделаю, пока не закончу работу, а на нее может уйти несколько лет. Так что предупреждаю: прекратите пустопорожнюю болтовню о том, чтобы вам возвратили Республику в ее прежней славе. В какой славе? — прогремел он так, что сенаторы подскочили. — Я спрашиваю: в какой такой славе? Не было никакой славы! Была лишь капризная, упрямая, тщеславная группка людей, ревностно защищавших свои привилегии. Привилегию давать коллегам-дельцам возможность поехать в провинцию, чтобы грабить ее. Привилегию иметь один закон для одних и другой закон для других. Привилегию давать должности некомпетентным людям просто потому, что у них известные имена. Привилегию голосовать против законов, которые очень нужны. Привилегию сохранять mos maiorum в форме, удобной для небольшого города-государства, а не для империи мирового масштаба.
Они сидели прямо, с кислыми лицами. Некоторые уже подзабыли, каким громогласным может быть этот Цезарь, насаждая свои идеи. Другие столкнулись с этим впервые.
— Если вы считаете, что все богатство и все привилегии должны принадлежать восемнадцати центуриям Рима, тогда я немного умерю ваш аппетит. Я намерен перестроить наше общество и распределить богатство более равномерно. Я введу законы, способствующие росту третьего и четвертого классов, и улучшу судьбу неимущих, поощряя их уезжать в те места, где они смогут упрочить свое положение. Более того, я проведу проверку необходимости зерновых дотаций. Люди, которые могут купить зерно, больше не будут получать его бесплатно. Сейчас триста тысяч римлян получают дармовое зерно. Я уменьшу это количество вдвое. Я также запрещу освобождать рабов ради права на такую дотацию. Как я это сделаю? Очень просто: в ноябре проведу новую перепись населения. Мои агенты войдут в каждый дом в Риме, в Италии и во всех провинциях. Они соберут горы сведений о жилищных и санитарных условиях, в каких живут люди, об их доходах, о рентах, о грамотности, об умении считать, о преступлениях, о пожарах, о количестве детей, стариков и рабов в каждой семье. Мои агенты будут также спрашивать у неимущих, хотят ли они переселиться в другие земли, в мои будущие колонии. Поскольку сейчас в Риме большой излишек транспортных кораблей, я воспользуюсь ими…
Встал Пизон.
— Любой житель Рима, будь он беден или богат, имеет право получать бесплатно зерно. Я предупреждаю, что буду возражать против любой попытки проверить необходимость дотаций! — громко крикнул он.
— Делай что угодно, Луций Пизон, все равно закон вступит в силу. Я не потерплю возражений! И я не советую тебе возражать — это навредит твоей карьере. Мера справедливая. Почему Рим должен тратить деньги на людей вроде тебя, которые в состоянии купить зерно сами? — грозно спросил Цезарь.
Послышалось бормотание, лица насупились. Прежний, властный, надменный Цезарь вернулся, чтобы всем им отомстить. Однако тоже взволнованные заднескамеечники отнюдь не брюзжали. Они были обязаны Цезарю своим положением и собирались голосовать за все его законопроекты.
— Планируется очень много аграрных законов, — продолжал Цезарь, — но торопиться нет нужды, так что не кипятитесь. Любая земля, которую я куплю в Италии и Италийской Галлии для демобилизованных легионеров, будет оплачена сразу и по полной стоимости. Большинство аграрных законов коснется земель в Испаниях, Галлиях, Греции, Эпире, Иллирии, Македонии, Вифинии, Понте, Новой Африке, Мавретаниях и во владениях Публия Ситтия. В то же время, поскольку некоторые из наших бедняков и легионеров поселятся там, я также начну давать полное гражданство достойным провинциалам, докторам, школьным учителям, ремесленникам и торговцам. Те из них, что живут в Риме, будут причислены к четырем городским трибам, живущих в Италии запишут в районные сельские трибы.
— Ты будешь что-нибудь делать с судами, Цезарь? — спросил претор Волкатий Тулл, пытаясь успокоить палату.
— О да. В списке присяжных больше не будет tribunus aerarius, — объявил диктатор, с удовольствием меняя тему. — Сенат увеличится до тысячи членов, что вместе с всадниками восемнадцати центурий даст более чем достаточно кандидатур для жюри. Преторы будут избираться по четырнадцать человек на год, чтобы ускорить слушание накопившихся дел. К тому времени, как мои законы войдут в силу, суд за вымогательство канет в небытие. Потому что у губернаторов и прочих дельцов в провинциях будут подрезаны крылья и они не смогут заниматься вымогательством. Отлаженная выборная система исключит взятки, сделает их бессмысленными. А к рядовым преступлениям, таким как убийство, кража, насилие или растрата, суды, экономя драгоценное время, начнут относиться строже. Особенно это коснется убийств, но не в ущерб mos maiorum. Не будет ни казней, ни тюремного заключения — это чуждо римскому духу. Но я увеличу срок ссылок и сделаю абсолютно невозможным для ссыльных брать с собой свои деньги.
— Хочешь получить идеальную республику Платона, Цезарь? — насмешливо спросил Пизон, более всех оскорбленный.
— Вовсе нет, — добродушно возразил Цезарь. — Моя цель — справедливая и практичная Римская республика. Возьмем, например, насилие. Организовывать уличные банды и шайки станет намного труднее, ибо я собираюсь отменить все клубы и общины, кроме тех, что не представляют угрозы, — это еврейские синагоги, торговые и профессиональные гильдии и похоронные конторы, конечно. Общины на перекрестках и в других местах, где могут регулярно собираться смутьяны, будут ликвидированы. Вынужденные сами оплачивать свою выпивку, люди задумаются, стоит ли пить.
— Я слышал, — сказал Филипп, очень богатый землевладелец, — что ты планируешь отменить латифундии.
— Спасибо, что напомнил, Луций Филипп, — сказал Цезарь, широко улыбаясь. — Нет, латифундии не будут ликвидированы, если государство не купит их для солдат. Однако в будущем ни одному владельцу латифундий не разрешат обрабатывать их исключительно рабами. Одна треть рабочих должна быть набрана из свободных людей. Это поможет и безработным сельским беднякам, и местным купцам.
— Это смешно! — рявкнул Филипп, смуглое лицо его налилось краской. — Ты собираешься ввести законы, которые вмешиваются во все! Человек скоро должен будет просить разрешения пернуть! Ты, Цезарь, намеренно лишаешь Рим сословия первого класса. Откуда у тебя эти бредовые идеи? Помочь сельским беднякам! Ну и ну! У человека есть права, и одно из них — право заниматься своими делами и управлять своими предприятиями так, как ему хочется! Почему я должен платить жалованье рабочим, когда
