от незнания. Боюсь, она никогда не обретет проницательности, но, надеюсь, этим качеством будет не обделен наш ребенок».
Но одно решение Цезарь все-таки принял: у Цезариона никогда не будет сестры. От Цезаря она больше не забеременеет. Coitus interruptus, Клеопатра.
Он сел и написал ей, вполуха слушая звуки, проникающие в комнату: шум легионов, покидающих лагерь, ржание лошадей, крики и ругань людей. Вот Карфулен орет благим матом на проштрафившегося солдата.
Клеопатра, моя дорогая, какая хорошая весть! Сын, как и предначертано. Да и действительно, разве Амун-Ра захотел бы разочаровать свою дочь на земле? Правда, я очень рад. И за тебя и за Египет.
За золото спасибо. Вновь окунувшись в мирную жизнь, я понял, как глубоко завяз Рим в долгах. Гражданская война не приносит трофеев, выгодна только завоевательная война. Твой вклад в мои фонды в честь рождения нашего сына не будет растрачен впустую.
Поскольку ты настаиваешь на приезде в Рим, я возражать не стану, только предупреждаю, что получится не совсем то, чего ты ожидаешь. Я организую для тебя землю у подножия Яникула — по соседству с моим прогулочным садом. Вели Аммонию обратиться к посреднику Гаю Матию.
Любовная переписка — далеко не мой жанр. Просто прими мою любовь и знай, что я очень доволен тобой. И тем, что у нас теперь есть сын. Я снова тебе напишу, когда буду в Вифинии. Береги себя и нашего сына.
Вот и все. Цезарь свернул в рулон единственный лист, капнул на него воск и запечатал своим кольцом. Новым, которое подарила ему Клеопатра, и не из одной лишь любви. Это кольцо таило в себе скрытый упрек за его нежелание обсуждать с ней свою личную жизнь. Недаром в аметист был врезано изображение сфинкса в греческом стиле, с человеческой головой и телом льва и с обегающей вокруг надписью «ЦЕЗАРЬ». Полное имя, без общепринятых сокращений. Печатные буквы в зеркальном отображении. Кольцо ему очень понравилось. Когда он решит, кто из племянников или двоюродных братьев станет его приемным сыном, оно перейдет к этому человеку вместе с именем. О боги, где взять достойную кандидатуру! Луций Пинарий? Даже Квинт Педий, лучший племянничек, что-то не вдохновлял. Среди кузенов имелся один молодой человек в Антиохии, Секст Юлий Цезарь — Децим Юний Брут — и тот, кого весь Рим считал его наследником, — Марк Антоний. Кто, кто, кто? Ведь не Птолемей же Пятнадцатый Цезарь!
Выходя, он отдал письмо Гаю Фаберию.
— Пошли это царице Клеопатре в Александрию, — коротко сказал он.
Фаберий умирал от любопытства. Он хотел было спросить, родился ли ребенок, но один взгляд на лицо Цезаря сказал ему, что благоразумнее молчать. Старик в боевом настроении, значит, вся лирика побоку. Включая детей.
Озеро Татта было огромное, мелкое, с очень соленой водой. Может быть, думал Цезарь, изучая его, это остаток когда-то существовавшего внутреннего моря. В мягкие берега вросли ракушки. Озеро оказалось очень красивым. Пенистая поверхность сверкала. Блеск был то зеленым, то едко-желтым, то красновато- желтым, разноцветные полосы переплетались и расходились. А окружающий осенний ландшафт словно бы повторял этот спектр.
В Центральной Анатолии Цезарь еще никогда не бывал, и он находил ее столь же великолепной, сколь и странной. Река Галис, большой красный водный путь, изгибалась на много миль, как загнутый посох авгура. Она бежала по узкой долине между высокими красными скалами, которые своими башнями и карнизами напоминали городские застройки. Потом открылась широкая плодородная пустошь, как и предупреждал Деиотар. И опять начались горы, высокие, все еще покрытые снегом. Но галатийские проводники знали все перевалы. Армия двигалась традиционной римской змеей длиной в восемь миль, по бокам сновали кавалеристы. Солдаты горланили марши, чтобы сохранять темп.
Вот. Так-то гораздо лучше! Теперь враг — иноземец, это будет настоящая кампания в новой, чужой, незнакомой стране, чья красота западает в память.
Где-то в начале перехода царь Фарнак прислал Цезарю свою первую золотую корону. Она тоже напоминала тиару, но скорее армянскую, чем парфянскую. Не усеченный конус, а митра, усыпанная круглыми, звездообразными рубинами одинаково небольшого размера.
— Если бы знать кого-нибудь, кто мог бы мне дать за нее настоящую цену! — тихо сказал Цезарь Кальвину. — Сердце стонет при мысли, что и ее придется расплавить.
— Ох! — вздохнул Кальвин. — Нужда есть нужда. Но эти маленькие карбункулы пойдут задорого в Жемчужном портике. Их возьмет, не торгуясь, любой ювелир. Ни у кого там нет таких звезд. А тут их много, золота почти не видно. Словно сдоба, обвалянная в орехах.
— Ты думаешь, наш друг Фарнак забеспокоился?
— Да. А степень его беспокойства, Цезарь, мы определим по тому, сколько корон он пришлет.
В течение следующего рыночного интервала Цезарь получил еще две короны. Точь-в-точь такие же, как и первая. После второго дара до лагеря киммерийцев оставалось дней пять ходьбы.
С четвертой короной Фарнак прислал и посла.
— В знак уважения от царя царей, великий Цезарь.
— Царя царей? Это Фарнак себя так именует? — спросил Цезарь с притворным удивлением. — Скажи своему хозяину, что этот титул не сулит ничего хорошего тому, кто его носит. Последним царем царей был Тигран. Посмотри, что содеял с ним Рим в лице Гнея Помпея Магна. А я победил Помпея Магна. Так кто же я теперь, скажи мне, посол?
— Могущественный победитель народов, — ответил посол смиренно.
Почему эти римляне не выглядят могущественными победителями? Ни золотого паланкина, ни жен, ни наложниц, ни надлежащей охраны, ни роскошных одежд. Простая стальная кираса, обвязанная красной лентой. Одна только эта лента и отличает его от других.
— Возвращайся к своему царю, посол, и скажи, что пора ему идти домой, — сказал Цезарь деловым тоном. — Но прежде чем он уйдет, я хочу получить золото в слитках, причем достаточно, чтобы оплатить тот ущерб, который он нанес Понту и Малой Армении. Тысячу талантов за Амис, три тысячи за остальное. Чтобы восстановить то, что он разрушил, учти. В казну Рима это золото не пойдет.
Он повернул голову и в упор посмотрел на Деиотара. Потом опять обратился к послу.
— Однако, — продолжил он очень вежливо, — царь Фарнак был клиентом Помпея Магна и не выполнил своих обязательств перед патроном. Поэтому я налагаю на него штраф в две тысячи талантов золота. Эти деньги пойдут уже римской казне.
Деиотар побагровел, что-то прошипел, подавился и не сказал ни слова. У этого Цезаря совсем нет стыда? Он наказывает Галатию за выполнение обязательств клиента перед патроном, а Киммерию — за невыполнение этих же обязательств!
— Если сегодня же твой царь не ответит, посол, я пойду дальше по этой красивой долине.
— Во всей Киммерии нет и десятой доли такого количества золота, — сказал Кальвин, поглядывая на возмущенного Деиотара и с трудом сдерживая смех.
— Ты не прав, Гней. Не забывай, что Киммерия была важной составной частью царства прежнего здешнего властелина, а он собрал целые горы золота. И далеко не все из собранного спрятал в семидесяти крепостях Малой Азии, опустошенных Помпеем Магном.
— Ты слышал его? — пропищал Деиотар Бруту. — Ты слышал его?! Царь-клиент не прав в любом случае, что бы он ни сделал! Я поражаюсь! Какое нахальство!
— Тихо, тихо, — принялся увещевать его Брут. — Это лишь способ получить деньги, чтобы заплатить за эту войну. Цезарь и вправду взял деньги из казны Рима, и теперь надо их возвратить.
Брут в упор, угрожающе посмотрел на царя Галатии, словно родитель на непослушного отпрыска.
— А ты, Деиотар, должен и мне вернуть деньги. Надеюсь, тебе это понятно.
— А ты, я надеюсь, понимаешь, Марк Брут, что когда Цезарь говорит десять процентов, значит, так и должно быть! — вскипел Деиотар. — Такую сумму я готов заплатить, если, конечно, сохраню свое царство, но ни сестерция больше. Ты хочешь, чтобы книги Матиния показали аудиторам Цезаря? И потом, как ты
