Александрии не было.
Для евреев и метиков указ стал чем-то вроде грома с ясного неба. Правительница, на которую они столько трудились и которой вверили свои драгоценные жизни, обрекала их на голодную смерть. Даже распродав все, что имеют, они теперь не купят зерна, основы основ человеческого существования. Его будут продавать одним македонцам и грекам. А что остается им? Мясо? Но животные в засуху не плодятся. Фрукты? Овощи? Но рынки пусты, и даже близ озера Мареотида песчаная почва ничего не родит. Александрия — искусственный привой на древе Египта, она не может прокормиться сама. В Дельте Нила у людей есть хоть какие-то продукты, а в Александрии ничего нет.
Люди начали уезжать, особенно из районов Дельта и Эпсилон, но даже это было непросто. Как только слух о египетской чуме разнесся вокруг Нашего моря, гавани Александрии и Пелузия мигом очистились от иностранных судов, а александрийские торговые корабли перестали пускать в иностранные порты. В своем маленьком уголке мира Египет попал в карантин. Не по чьему-то указу — его оградил незримым кордоном древний страх и ужас народов перед чумой.
Бунты начались, когда александрийские македонцы и греки обнесли зернохранилища баррикадами и приставили огромное количество стражи к другим складам, где хранилась еда. Районы Дельта и Эпсилон кипели, а царская резиденция стала походить на осажденную крепость.
В дополнение ко всем этим неприятностям Клеопатру беспокоила Сирия. Когда Кассий запросил у Египта военные корабли и транспорты, она вынуждена была ему отказать, потому что все еще надеялась раздобыть зерно в других странах. Тогда ей самой понадобились бы все суда, чтобы доставить его, включая и боевые галеры. Но кто же теперь разрешит ее транспортам войти в свои гавани и нагрузиться?
В начале лета она узнала, что Кассий планирует вторжение. И почти сразу за тем пришло известие о промере, снятом с первого ниломера. Как она и ожидала, Нил не обещал выйти из берегов. Урожая опять не будет, даже если болезнь оставит достаточно люда, чтобы засеять поля. Ха-эм переслал ей цифры, свидетельствующие о том, что шестьдесят процентов населения Верхнего Египта погибло. Еще он сообщил, что, по его мнению, чума пересекла барьер, который жрецы воздвигли поперек долины у Птолемаиды, правда, теперь он надеется остановить болезнь ниже Мемфиса. Что делать, что делать?
В конце сентября обстановка стала несколько улучшаться. Клеопатра с облегчением узнала, что Кассий и его армия ушли на север, в Анатолию. Вторжения не будет. Ничего не зная о письме Брута к другу, она предположила, что Кассий прослышал о чуме и решил не рисковать ни собой, ни людьми. Почти в то же время прибыло посольство от царя парфян с предложением продать Египту большое количество ячменя.
Она до того уже обезумела, что поначалу могла только лепетать о трудностях, с которыми будет сопряжена доставка зерна. Сирия недружелюбна, Пелузий и Александрия закрыты для всех иноземных судов. Ячмень придется везти на баржах. По Евфрату в Персидское море, затем вокруг Аравии в Красное море, потом опять вверх до самой верхней точки залива, но между ней и Египтом — Синай. А вдоль Нила гуляет чума, твердила она равнодушным посланникам, зерно в портах Красного моря нельзя будет выгрузить, потому что никто не возьмется переправить его к реке. Лепет, лепет, лепет…
— Божественный фараон, — сказал глава посольства парфян, когда получил возможность вставить хоть слово, — все это вовсе не обязательно. В Сирии действует губернатор по имени Фабий, его можно купить. Купи его! Тогда мы пошлем ячмень сушей до Дельты Нила.
Большое количество золота перешло из рук в руки, но у Клеопатры его было много. Фабий милостиво принял свою долю, и ячмень благополучно прибыл по суше в Дельту.
Александрия какое-то время будет сыта.
Новости из Рима были скудны из-за карантина, но вскоре после отъезда парфянских посланцев (поехавших сообщить своему царю, что царица Египта — непроходимая некомпетентная дура) Клеопатра получила письмо от Аммония, ее представителя в Риме.
К своему ужасу, она узнала, что Рим балансирует на грани по крайней мере двух гражданских войн: между Октавианом и Марком Антонием и между освободителями и тем, кто возьмет верх в Риме, когда их армии достигнут Италии. Никто не знает, что будет, писал Аммоний, пока же наследник Цезаря прошел в старшие консулы, а все остальные его соперники объявлены вне закона.
Гай Октавиан! Нет, Цезарь Октавиан. Двадцатилетний молодой человек! И он — старший консул? Это что-то невероятное! Она хорошо его помнила. Очень симпатичный, чуть схожий с Цезарем юноша. Сероглазый, тихий, очень спокойный. И все же она почувствовала в нем скрытую мощь. Внучатый племянник Цезаря и кузен Цезариона.
Кузен Цезариона!
Путаясь в мыслях, Клеопатра подошла к столу, села, придвинула к себе бумагу и взяла тростниковое перо.
Я поздравляю тебя. Цезарь, с избранием в старшие консулы Рима. Как замечательно знать, что кровь Цезаря продолжает жить в таком бесподобном человеке, как ты. Я хорошо тебя помню, ты ведь бывал у меня с твоими родителями. Твоя мать и твой отчим, надеюсь, здоровы? Как, должно быть, они гордятся тобой!
Что сообщить тебе, в чем я могу быть полезной? У нас в Египте голод, но, кажется, голодает весь мир. Однако я только что заключила хорошую сделку, и парфяне согласны продать мне ячмень. В Верхнем Египте разразилась чума, но Исида щадит Нижний Египет и Александрию, откуда я пишу это письмо. Сегодня прекрасный солнечный день, и воздух наполнен сладкими ароматами. Я молюсь, чтобы осенний воздух Рима был таким же здоровым.
Конечно, ты слышал, что Гай Кассий покинул Сирию и идет в Анатолию, наверное чтобы соединиться с таким же преступником Марком Брутом. Если тебе нужна помощь, чтобы покарать этих убийц, только скажи, и мы сделаем все.
Может быть, когда закончится твое консульство, ты выберешь своей провинцией Сирию. Иметь такого очаровательного соседа мне было бы очень приятно. Рядом Египет, он стоит внимания. Несомненно, Цезарь рассказывал тебе о своем плавании по Нилу, о нашей природе и чудесах, какие можно увидеть только у нас. Пожалуйста, Цезарь, подумай о визите в Египет в ближайшем будущем! Все, что попросишь, будет твоим. Все удовольствия, выходящие за пределы самых смелых мечтаний. Я повторяю, все, что есть в Египте, — твое. Приходи и бери.
Письмо было послано в тот же день на самой дорогой и быстроходной триреме прямиком в Рим, не скупясь на расходы. К письму прилагалась маленькая коробка с огромной, идеально округлой розовой океанской жемчужиной.
«Дорогая Исида, — молилась она, фараон, касаясь лбом пола и склоняясь перед богиней, как самая ничтожная из ее подданных. — Дорогая Исида, пошли ко мне этого нового Цезаря! Дай Египту надежду на возрождение, на новую жизнь! Пусть фараон опять понесет и кровь Цезаря заиграет в жилах сыновей его и дочерей! Укрепи мой трон! Защити мою династию! Пошли этого нового Цезаря ко мне и снабди меня всеми уловками и ухищрениями бесчисленных богинь, которые служили тебе и Амуну-Ра, а также твердостью всех богов Египта».
Ответ мог прийти месяца через два, но его опередило письмо от Ха-эма, в котором он сообщал ей, что чума пришла в Мемфис и косит тысячами всех подряд. По какой-то непонятной причине она не трогает жрецов в храме Пта. Болеют только врачи, жрецы Сехмет, но это, видимо, потому, что им приходится выходить к больным в город. Опасаясь принести заразу в храм Пта, они обратно не возвращаются, а остаются с больными.
Ха-эм, сильно опечаленный, предупреждал, что теперь болезнь распространится на Дельту Нила и Александрию. Царскую резиденцию следует изолировать от малейших контактов с кем-либо из горожан.
— Может быть, — задумчиво сказал Хапд-эфане, когда Клеопатра показала ему письмо Ха-эма, — это камень. Храм каменный и весь вымощен плитами. Что бы ни несло чуму, этому переносчику, возможно, не нравится там, где голо и не за что зацепиться. Если это так, тогда каменный дворец послужит тебе защитой.
