— Внешность бывает обманчива. Сальвидиен командовал кавалерийской атакой при Мунде и завоевал девять золотых фалер. Когда мы двинемся в поход, Цезарь возьмет его в свой штат.

«Как приятно обладать информацией», — подумал Октавий, кладя ногу на ногу и обхватывая руками колено.

— Ты уже участвовал в сражениях? — любезно спросил он.

Меценат покраснел.

— В Сирии я был контуберналом у Марка Бибула, — ответил он.

— О, ты республиканец!

— Нет. Просто Бибул был другом моего отца. Мы решили, — холодно добавил Меценат, — не принимать участия в гражданской войне, поэтому я возвратился из Сирии домой в Арретий. Но теперь, когда Рим стал спокойнее, я намерен сделать карьеру государственного деятеля. Мой отец посчитал… э-э… политически правильным, если я поначалу наберусь военного опыта в войне с иноземцами. Поэтому я здесь, в армии, — беззаботно закончил он.

— Но ты неудачно начал, — сказал Октавий.

— Неудачно?

— Цезарь не Бибул. В его армии ранг стоит мало. Даже старшие легаты, например его племянник Квинт Педий, не пребывают в такой роскоши, какой ты себя окружил. Готов поспорить, что у тебя здесь имеется и конюшня. Но поскольку Цезарь ходит пешком, пешком ходят и все остальные, включая его окружение. Один конь для сражения — это обязательно, но два или больше вызовут осуждение, как и большая повозка, полная личных вещей.

Взгляд влажных глаз, устремленных на этого более чем необычного юношу, выразил крайнюю степень смущения. Меценат налился краской.

— Но я — Меценат из Арретия! Моя родословная обязывает меня подчеркивать мой статус!

— Но не в армии Цезаря. Посмотри на его родословную.

— Да кто ты такой, чтобы меня поучать?

— Друг, — ответил Октавий. — Который очень хочет, чтобы ты правильно начал свою службу. Если Вентидий решил, что ты и Сальвидиен должны делить одну комнату, тебе придется делить ее с ним многие месяцы. Единственная причина, почему Сальвидиен не вышиб из тебя душу, кроется в том, что ему до начала кампании очень не хочется получить репутацию скандалиста. Подумай об этом, Меценат. После пары сражений мнение Цезаря о Сальвидиене возрастет многократно. А когда это случится, он с удовольствием вышибет из тебя душу. Может быть, твоя мирная внешность и скрывает воина-льва, но я в этом сомневаюсь.

— Что ты знаешь? Ты же еще мальчишка!

— Правильно, но я знаю, каков Цезарь как генерал и как человек. Видишь ли, я был с ним в Испании.

— Как контубернал?

— Именно. А также как человек, знающий свое место. Однако я бы хотел, чтобы в нашем маленьком уголке кампании Цезаря царил мир, а это значит, что тебе и Сальвидиену придется поладить. Мы хорошо относимся к Сальвидиену. А ты — избалованный сноб, — добродушно заметил Октавий, — но почему-то ты мне понравился. — Он махнул рукой в сторону сотен свитков. — Как я вижу, ты литератор, не воин. Я бы посоветовал тебе обратиться к Цезарю, когда он прибудет, и попросить, чтобы он сделал тебя одним из своих личных помощников-секретарей. Гая Требатия у него теперь нет, поэтому у тебя появляется шанс состояться как литератору. С помощью Цезаря, разумеется, а?

— Кто ты? — глухо спросил Меценат.

— Друг, — с улыбкой повторил Октавий и встал. — Подумай о том, что я сказал. Это хороший совет. Не позволяй твоему богатству и образованию восстановить тебя против таких, как Сальвидиен. Риму нужны разные люди, и Рим только выиграет, если разные типы людей будут терпимы к причудам и нравам друг друга. Отошли обратно в Арретий все, кроме рукописей и книг, отдай Сальвидиену половину комнаты и не живи в армии Цезаря как сибарит. Он, конечно, не столь строг, как Гай Марий, но все-таки строг.

Кивок — и он ушел.

Когда к Меценату вернулась способность дышать, он посмотрел сквозь слезы на свою мебель. Несколько капель упали с ресниц на удобную и большую кровать. Но Гай Меценат не был дураком. Он сразу почувствовал, что этот красивый парень обладает над людьми странной властью. Без высокомерия, без надменности, без холодности. Ни малейшего намека на флирт, хотя он отлично все разглядел. Понял, что Гай Меценат любит не только женщин, но и мужчин. Он понял это не по словам и не по глазам, но по каким-то неуловимым приметам, он безошибочно определил, что главная причина, по какой Меценат отвергает общество Сальвидиена, состоит прежде всего в необходимости время от времени уединяться, и отнюдь не всегда из склонности к литературным трудам. Что ж, в этой кампании придется ограничиться женщинами — и только.

И когда несколько часов спустя Сальвидиен вернулся, комнату уже освободили от мебели, а Гай Меценат сидел за простым складным столом, и его широкая задница покоилась на складном стуле.

Он протянул руку с ухоженными ногтями.

— Мои извинения, дорогой Квинт Сальвидиен. Если двоим суждено делить много месяцев один кров, то им лучше ладить друг с другом. Я люблю удобства, но я не дурак. Если я буду мешать тебе, скажи мне. Я буду поступать так же.

— Я принимаю твои извинения, — сказал Сальвидиен, который тоже понимал некоторые вещи в людском поведении. — Октавий приходил сюда?

— Кто он? — спросил Меценат.

— Племянник Цезаря. Он тебе приказал?

— О нет, — сказал Меценат. — Это не его стиль.