Сначала я подумал, что ненароком породил еще одного монстра, каким-то чудесным образом вдохнув жизнь и в эту систему. Но откуда тогда взялись голоса? Даже «Этанак» первые несколько часов своего существования имел только зачатки разума и был нем, как рыба.

— К-К-КТО ТЫ? — неуверенно, запинаясь, придал я звучание своей мысли.

— Я — Коррам Хабир.

Вот, оказывается, в чем дело: компьютер просто сошел с ума, вообразив себя своим создателем! Или же?.. Но разве это возможно, разве такое может быть? Неужели эта до умопомрачения запутанная система обладала чувствительностью человека; неужели кому-то удалось добиться невозможного: ввести разум, личность человека в компьютерную программу?

— Именно так, — ответил мне голос в моем мозгу. Телепатическая речь воспринималась мною как легкая щекотка, раздражавшая гортань и возбуждавшая голосовые связки.

Наконец я смогу рассеять все эти дурацкие слухи. Коррам Хабир не одряхлел и не умер. Он жил — и жил не где-нибудь, а в компьютере. Он в буквальном смысле слова перестал быть человеком, он ушел из мира, покинул свое бренное тело, найдя новое, самое неожиданное и удобное вместилище для своего разума. В то время, как его телесная оболочка…

Все так! Но если Коррам Хабир здесь, то кто же тогда этот сегодняшний ночной посетитель?

Не успел я об этом подумать, как за моей спиной прозвучало:

— Какой приятный сюрприз, мистер Ринг.

Никогда бы не поверил, что мне когда-нибудь придется с таким трудом поворачивать голову. А все потому, что я знал наверняка: этот писк придушенного кролика мог издать только один человек… Я повернул голову и посмотрел на него. О, Боже, как мне хотелось ошибиться! Но Салад стоял в другом конце комнаты со шлемом в руках, его лысая голова блестела, и такой же самодовольный блеск был в его глазах.

Я вскочил со стула, пытаясь выдернуть переходник «Этанака» из разъема. Но он не поддавался: Хабир намертво заблокировал его в консоли. Я стоял и растерянно дергал шнур, как мальчишка, забравшийся на забор к соседу за яблоками и случайно защемивший палец.

Салад молча, с циничным вожделением посмотрел на меня, а затем вытащил пистолет.

— Я знаю, что вы можете подумать, застав меня здесь. Но, поверьте, я только… на самом деле я…

Пистолет выстрелил один раз, почти бесшумно, и что-то тяжелое, как невидимый топор, ударило Меня по колену. Я свалился на стул с криком, в ужасе хватаясь за ногу.

— Очень рад, что здесь оказались именно вы, мистер Ринг, — произнес Салад в свойственной ему вкрадчивой манере. — И именно после того, как бессовестно нарушили наше соглашение. После того, как причинили столько неудобств нашим постояльцам. После того, как сбежали, не заплатив за ущерб… — его лицо расплылось в улыбке, сделавшей бы честь галантному маньяку- убийце. — Пришло время платить, мистер Ринг. Потому что господину Хабиру все еще интересно знать, кто вас нанял. А я собираюсь заставить вас это рассказать. Но прошу вас, не сознавайтесь сразу: это испортит удовольствие. А ваше положение, кстати, все равно не улучшит.

— О, Господи милосердный, — застонал я; голова моя кружилась, мысли путались. — Хабир, ты же не хочешь почувствовать то, что он со мной сейчас сделает? Останови его, или все то же самое испытаешь и ты! — Не знаю, откуда пришло вдохновение, наверное, свыше!

Экран передо мной вспыхнул десятисантиметровыми буквами: «Салад, остановись!»

Салад опустил пистолет, его глаза расширились и тут же снова сузились.

— Это твои проделки. Ты давишь на него!

— Ничего подобного! — Боже, как же тяжело кричать через сжатые зубы.

«Салад, — на экране появились другие буквы, помельче. — Это — Хабир, — ниже отпечатался цифровой код. — Я хочу сам допросить этого человека. По-своему. Ты не смеешь прикасаться к нему, пока я не прикажу. Понял?»

— Но, господин, вы же сказали… — Салад все ниже опускал ствол пистолета. Он выглядел растерянным. — Понял, господин.

Включая и то, что он читает мои мысли…

— Итак, ты рассчитываешь на мое снисхождение, Этан Ринг? — Его телепатические сигналы со скоростью мысли преобразовались в моем мозгу в обычные слова; экран же оставался темным.

— Да, мистер Хабир, — с рвением мысленно ответил я. Если бы мои мысли могли дрожать, как живой голос, они бы дрожали.

— Очень, очень много времени прошло с тех пор, когда я в последний раз чувствовал боль, Ринг. Я уже успел забыть, как она была неприятна…

— Не только вам, господин. — Я посмотрел на свою пропитавшуюся кровью штанину и подумал: не дай Бог, ему еще захочется вспомнить, как чувствует себя тяжелобольной или умирающий. «Этанак», — взмолился я, — помоги мне!» Я ощутил легкое жужжание где- то под черепом: «Этанак» снижал восприимчивость болевых рецептов мозга. Уф-ф-ф, моя голова наконец прояснилась. Очень хорошо!

— Вернемся же к моему первому вопросу, Ринг. Вы так и не ответили на него. Что вы здесь делаете? И кто вы — человек или машина? Мне раньше не приходилось иметь дела ни с кем похожим на вас. Я даже не знал, что такие существа вообще есть в природе.

Я сразу понял, что логика и эмоциональная реакция Хабира соответствуют стереотипам арабского образа мышления. И тут же постарался перейти в ту же тональность. Я заискивающе произнес:

— Взаимно, взаимно, господин! Мне также не приходилось сталкиваться ни с чем подобным… Кто я? В комнате находится человек, к компьютеру подключена машина, а их разум принадлежит обоим. — И я привел ему свою аналогию с наложением трех цветов.

— Полный симбиоз? Как этого удалось добиться? Кто сумел сделать вас таким? Расскажите мне о себе.

И я всем своим существом ощутил острую потребность излить душу.

— Все началось около года назад… — мысленно сказал я и уже во второй раз за последние два дня отправился в путешествие по тайным закоулкам памяти, повинуясь требованию существа, которому я не мог отказать. — …И тогда я нелегально прибыл на Марс; работаю здесь на арабских территориях уже около года, занимаясь обслуживанием компьютеров.

Естественно, чем же тебе еще заниматься, — заметил Хабир. Я готов поклясться, что до меня дошел даже его ироничный смешок! — А теперь расскажи, каким образом тебе удалось слиться с машиной.

Я заблокировал блок памяти статическим разрядом, прежде чем он успел что-то понять.

— Прошу прощения, господин. Эти сведения — секретные.

— Я могу заставить тебя рассказать. Или, может быть, попросить Салада?..

— О, нет… — я бросил взгляд на сияющий череп Салад а, ждущего своей жертвы, как хищная птица, и у меня внутри все снова похолодело.

— Не трусь, Ринг. Ты слишком интересен для меня, чтобы заслужить строгое наказание по такому ничтожному поводу. Особенно после того, как ты уже пытался сделать со мной значительно худшую вещь и потерпел неудачу.

После его слов мой страх сначала на минуту сменился облегчением, но потом снова возникла тревога. Я проиграл, и «Этанак» тоже потерпел поражение. Эта система была нам не по зубам. Интересно, смог бы «Этанак» победить ее в союзе с более развитым человеческим интеллектом, чем мой…

Я чувствовал себя растерянным и опустошенным. Что-то теплое и липкое скапливалось в моем правом ботинке.

— Спасибо, господин, — сказал я.

— Ты нравишься мне, Ринг. И я завидую тебе.

— Почему?

— Да, завидую. У тебя есть то, что мне недоступно. Например, чувства. У меня нет зрения. Я не слышу, не осязаю, не могу ощущать запах, вкус. Мое тело мертво. И только теперь, когда я смог воспользоваться твоим телом, я впервые за тринадцать лет вновь почувствовал оебя живым. Приблизился к реальной жизни. Слава Аллаху! Ты даже не знаешь, что значит для меня встретить тебя, просто узнать, что такое возможно. Но ты — единственный…

— Да, насколько мне известно.