Меня прервал короткий сигнал, и дверь камеры растворилась. Корректный и вежливый вошел Бирнбаум, страж Корпуса миротворцев; именно он и привел сюда всю нашу компанию.

— Все в порядке, мадам. Вы и ваш муж свободны. Прошу прощения за причиненные неудобства.

— Муж? — Я чуть не захлебнулся от удивления и посмотрел на Хану.

— Пойдем, дорогой, — она твердо взяла меня под локоть и потащила к двери. — Бедняга все еще не может прийти в себя, — сказала она с очаровательной улыбкой, — если он вообще когда-то был самим собой.

Краус и Нтебе привстали с коек, но Бирнбаум жестом остановил их.

— А вам придется подождать. Еще нужно разобраться: жертвы ли вы этой драки или ее зачинщики.

Хана задержалась.

— Как долго вы их продержите? Мы не собираемся бросать наших друзей в беде…

— Трудно сказать, мадам, — пожал плечами Бирнбаум, — сейчас освобождают вас, но не их. Сколько времени займет расследование, мне неизвестно. Так же, как и вы, я могу только предполагать.

И он указал нам на дверь, ведущую обратно в холодный мир.

— И что теперь? — спросила Хана, откинувшись на спинку скамьи. Мы сидели на площади, которая, как и большая часть туристического комплекса «Елисейские поля», располагалась под землей. Словно беспризорники, мы с завистью глазели tea праздношатающихся туристов.

— Ну, например, я могу бросить это в воду и загадать желание, — сказал я, доставая кредитную карточку и указывая на фонтан в центре площади. В его перламутрово-жемчужных струях вспыхивали золотые шары и мерцали разноцветные яркие звезды.

— Жаль, что мы не можем вызволить Цефаса и Базиля из тюрьмы, — сказала она с чувством, ударяя кулаком по колену. — Проклятье! Если у Са- лада есть хоть малейшее подозрение, что ты сумел что-то обнаружить, каждая минута может оказаться последней.

— Честно говоря, пользы от твоих друзей было маловато.

Она вздохнула. Вздох получился каким-то сердитым. Закинув волосы назад, она спросила:

— Но мне-то, по крайней мере, ты можешь рассказать, где скрывается Хабир?

— Он стал монахом.

— Брось шутить.

— Я вполне серьезно. Хабир прячется в монастыре на арендуемой христианами заполярной территории в арабском секторе. Монастырь основан группой чудаков с Земли, их называют Дебре Дамо, — это малоизвестная христианская секта.

— Я слышала о них. Читала статью в журнале «Этноцентристика»… Но клянусь всеми богами на свете, представить Коррама Хабира перебирающим четки в глухом христианском монастыре… Нет, это выше моих сил! — Она испытующе смотрела на меня, все еще думая, что ее разыгрывают. — Я знаю: он любит уединение, и никто толком не понимает, что он за человек, но увидеть его в монашеской рясе — это чересчур.

— Он большой оригинал, — пожал я плечами. — Возьми хоть этот его каприз — доставка почты курьером вместо обычных каналов компьютерной связи. Я готов поставить все свои деньги до последнего цента: вход в его компьютерную систему именно там, в монастыре. Никому никогда и в голову не придет искать там.

Она опустила глаза, размышляя.

— Но они не допускают в монастырь женщин!

— Послушай, — сказал я осторожно, — ты ведь сказала стражу Корпуса миротворцев, что я твой муж…

— Прости. Но они бы не позволили мне остаться в одной камере с тремя мужчинами, не будь я замужем хотя бы за одним из них. — Она выпрямилась, поправляя рубашку и разглаживая складки на своих брюках.

— А знаешь ли ты: стоит объявить себя замужней женщиной на арабских территориях, как брак автоматически считается зарегистрированным…

Она с подозрительностью посмотрела на меня.

— Мне казалось, это правило действует только в отношении разводов. И, кроме того, об этом нужно объявить не менее трех раз.

— Гм-м, — неуверенно произнес я, чувствуя, как почва ускользает из-под ног… — Кто_;вы, мисс Удача? Чем вы занимаетесь? Откуда и зачем вы приехали? И ЕЩЕ, ЗАЧЕМ МНЕ ВСЕ ЭТО НУЖНО ЗНАТЬ?

Она улыбнулась.

— Я полукровка, во мне течет японская и цыганская кровь. По профессии — этноисторик. Приехала я ниоткуда конкретно и отовсюду, если под «всем» понимать Землю. Подалась в известную вам организацию, потому что кое-кому понравилась моя докторская диссертация по ритуальной магии… И, пожалуйста, для нашего общего блага, не задавайте мне того вопроса, который вы так долго готовили, Этан Ринг, — я и так уже ответила почти на все. У вас своя жизнь, а мне пора возвращаться к своей. — Ее улыбка была похожа на сломанные цветы, увядающие прямо на глазах. -

Спасибо вам за помощь. Ваша тайна, я обещаю, будет сохранена. И еще раз извините за причиненное беспокойство…

— Я сделаю «глазок» для вас, — сказал я.

Мы оба с удивлением поглядели друг на друга.

— Вы действительно сделаете?

Я кивнул.

— Почему?

— А почему бы нет?.. Мой отпуск еще не кончился. А после вчерашнего вечера в «Занаду» я могу позволить себе путешествие в монастырь.

Она улыбнулась, и внезапно возникший между нами барьер рухнул.

— Спасибо. На мой вопрос ты так и не ответил. — Она внимательно следила за моим лицом, словно пытаясь разглядеть в его чертах кого-то другого.

— Но ты ведь хочешь ответа уже не совсем на тот вопрос, который задала, не правда ли?

— Нет… — она опустила глаза и некоторое время молчала. — Этан, Ярроу говорил, что доволен тобой. Это правда? Неужели у него когда-нибудь была свобода для самостоятельных решении? И как насчет компьютера?

— «Этанак» видит мир моими глазами. Я — его вход, и его это устраивает. В тонкостях реальной жизни он не силен, поэтому не претендует на первенство, если я, конечно, не начинаю теряться. Слава Богу, у него только один человек-побратим, — и я вспомнил прошлую ночь. — Что касается Ярроу и его эмоций… — я почувствовал, что покраснел до ушей. — Я кое-что расскажу тебе о Ярроу, Хана. Он хороший малый, но у него не голова, а решето, и вдобавок он несусветный лентяй. Когда к нему пришли, чтобы предложить участвовать в эксперименте, он десятый час смотрел телевизор в своей каморке. Эта квартирка настолько унылая, что в ней даже самоубийство кажется скучным занятием… Не думай, что я говорю о нем за глаза. Ты когда-нибудь читала сказку о Царевне-лягушке? Так вот, если хочешь, у нас с Ярроу та же сказка. — Она слегка нахмурилась. — Когда проецируешь лучи разного цвета спектра на стену, Хана, то в месте их взаимного наложения получается третий цвет — совершенно новый. Но если один луч прикрыть, этот новый цвет исчезнет. Мы нужны друг другу. Мы любим друг друга. И выбрали имя Ринг — кольцо — потому, что оно символ завершенности.

Она слегка коснулась моего плеча и мягко сказала:

— Майкл Ярроу — не Царевна-лягушка. А вы, несомненно, один из самых интересных людей, каких мне когда-либо приходилось встречать. — Ее губы почти касались моего уха.

— Это наблюдение — хорошее начало, — сказал я и поцеловал ее.

Мне показалось, прошла целая вечность, прежде чем мы снова вышли на улицу. Хана шепнула мне на ухо:

— Что мы теперь будем делать? Ведь все наши вещи остались там, в этом проклятом отеле.